«Поняли, лишь потеряв...» Вера Алентова — о любви, ссорах и счастливых днях

И так его пинали...

Ольга Шаблинская, «АиФ»: Вера Валентиновна, Ваша героиня в «Счастливых днях» зарыта по пояс в землю, её засыпает песочек повседневности. Но она радуется всему — солнышку, помаде, лепесточку, расчёске... Вера Валентиновна, а сколько в вашей жизни счастливых дней?

Вера Алентова: Мою героиню не песочек повседневности засыпает, а мировой катаклизм, какая-то катастрофа, произошедшая на земном шаре. Она спрашивает мужа: «Как ты думаешь, на Земном шаре осталась атмосфера? Как ты думаешь, земное притяжение ещё действует?»

Мы, люди, ведь боимся неизвестности, и этот страх парализует нас. А героиня «Счастливых дней» Беккета преодолевает этот страх и действительно радуется и счастлива каждой мелочи. А главное — любви. Она не всегда может мужа видеть, но она его слышит, чувствует и этим жива. Вообще, почти все мои спектакли — о любви...

А по поводу собственных счастливых дней — их было много. Гёте в своей длинной жизни, а прожил он 83 года, насчитал всего 7 минут абсолютного счастья. Так вот, если говорить об абсолюте, то день, когда я поступила в Школу-студию при МХПТ, был абсолютно счастливым днём — первым осознанным. Когда у меня родилась Юля — это второй день. Ощущение собственнической силы, я дала миру новую жизнь, возможно, гениальную, и мир ждут новые открытия. И третий день абсолютного счастья — это день присуждения Оскара, фильм «Москва слезам не верит». И не потому, что это самая большая награда кинематографистов, мы тогда мало знали об «Оскаре». А потому, что картину ругали, она имела очень плохую прессу.

И это при том, что люди выстаивали на морозе (фильм вышел на экраны в феврале) огромные очереди, чтобы купить билет. Успех у народа был феноменальный. Но критика кричала: у нас народ не тот.

И так злобно пинали моего несчастного мужа, что у него возникла мысль: «Господи, зачем я это сделал?» Когда американцы присудили Меньшову «Оскара», я была рада хотя бы просто потому, что он сможет расправить плечи. А ещё потому, что он победил среди лучших. 5 номинантов — это Франсуа Трюффо, Карлос Саура, Иштван Сабо и Акира Куросава.

Так что соперники были мощные, и даже кислую мину делать нельзя было: мол, это политический приз. США в то время называли нас империей зла и относились к нам весьма прохладно. А победил большинством голосов членов американской академии Меньшов. Уже много позже Рейгану перед встречей с Горбачёвым порекомендовали его советники посмотреть фильм «Москва слезам не верит», чтобы эту империю зла понять. И он посмотрел фильм дважды.

— А если говорить о самых несчастливых днях, то с чем они связаны?

— Всё исправимо, кроме смерти. Уход мамы стал для меня величайшим горем. Хотя она была уже в том возрасте, когда это, в общем-то, ожидаемо, но от этого не легче...

Когда человек уходит, уже ничего нельзя изменить, и если ты чего-то не успел сказать или сделать, то уже ничего не исправишь... Думаю, смерть близких — это самое большое несчастье.

— Время лечит эту сильную боль?

— Конечно же, не лечит. Мне мама была очень дорога. Мой папа умер, когда мне было около 4, я не помню его совсем. Поэтому мама для меня была и мамой, и папой, и дядей, и тётей, всем. Мне и теперь очень её часто не хватает...

Вот те 10 маминых заповедей, которым я старалась следовать всю жизнь. Быть готовой к неприятностям и уметь достойно их переживать. Быть выше театральных интриг, никогда в них не участвовать и никому сплетней не передавать. Не хвастать. Со своими сложностями разбираться самой, не ставя людей в зависимость от своей ситуации. Быть одинаково любезной с любым человеком — будь то дворник или президент. Ценить людей с собственным мнением, даже если оно отличается от общепринятого. Никому не подражать, ценить своё я, но не «якать» (лучшее местоимение — «мы»). Никому не завидовать, довольствоваться тем, что есть. Иметь обо всём своё мнение и не прогибаться под давлением обстоятельств. Быть интеллигентным человеком, а это значит — не делать ничего запретного не потому, что кто-то узнает об этом, а потому, что ты сама себе не можешь этого позволить, чтобы перед своей совестью не было стыдно.

— В спектакле «Любовь. Письма» занята вся ваша известная семья. Юлия Меньшова — режиссёр, вы с Владимиром Валентиновичем играете главные роли. Как говорят в Театре Пушкина, репетиции шли очень горячо. Кому из вас там приходилось выступать миротворцем?

— Никому. Ситуация была очень напряжённой. Потому что папа — опять же, лидер по натуре, папа — режиссёр.

Для нашей дочери это был дебют. И Владимир Валентинович боялся панически, что она провалится, и не давал ей шагу ступить. Считал, что больше понимает. Что не совсем так. Во-первых, потому что он кинорежиссёр, а это другая профессия. Во-вторых, когда ты говоришь режиссёру: «Я согласен участвовать в этом проекте», ты должен постараться и сделать то, что от тебя просят. Будь то твоя дочь, твой муж или просто посторонний человек. Другое дело — ты можешь с чем-то не согласиться. Это можно вынести на обсуждение. Но в любом случае надо обязательно быть на одной волне с режиссёром.

В театре ли, в кино ли, на площадке главный человек — режиссёр. Он творит мир вместе с актёрами. Но он — главный творец.

Но папа, перепуганный насмерть и любящий дочь смертельно, ничего не мог, кроме того, что говорить, как, по его мнению, надо. Меньшов считает, что режиссёр — это не женская профессия. В какой-то степени он прав... В общем, у Юли было собственное видение спектакля, на котором она настаивала, поэтому Владимир Валентинович иногда кричал: «Всё, в таком случае я вообще ухожу».

Мне было тяжелее всех, потому что дороги и он, и она. И Юля, будучи неплохо нами воспитанной девочкой, понимала, что какую-то черту переступить нельзя в отношениях с отцом. Если бы это был другой человек, а не её папа, она бы сказала: «Спасибо, до свидания, ухожу я!». Я вообще думала, что после выпуска спектакля мы не сможем встречаться. Но у Юли хватило ума и мудрости понять, что это папа так за неё трясётся. Вот таким уродливым способом... Так боялся, что она провалится, что сам заваливал всё. То, что спектакль не сорвался на стадии репетиций — заслуга только Юлина. И за то, что он вышел таким, как она его задумала, ей можно поставить памятник.

Жили врозь

— В вашей жизни, как в жизни героев спектакля, тоже был такой опыт, когда вы с Владимиром Валентиновичем не смогли быть вместе и на какое-то время разошлись. Насколько я смогла понять из ваших интервью, дело во многом было в неустроенности быта... Вы жили в общежитии...

— Причём жили в разных общежитиях. Я смеюсь: непонятно, как у нас родился ребёнок. Жили врозь, а дети были — это тот случай. Общежития длились очень долго... Да, это очень утомляет — бездомье, безденежье, студенческий быт. Да и обиды всё равно накапливаются. Тогда, когда решился жилищный вопрос, мне дали квартиру, а Володя начал сниматься и могли появиться деньги, мы решили расстаться. «Дошло до края»... Дело не в деньгах и даже не в быте, потому что очень долго в безденежье и в неустроенном быте мы были счастливы. Просто в какой-то момент мы поняли, что дальше невозможно быть вместе, слишком много трений... И подумали, что врозь нам будет легче.

— Что этот период, этот опыт расставания даёт людям?

— Я думаю, даёт много.

Разойдясь и оглянувшись по сторонам, встретившись с другими людьми, мы многое смогли понять. Смогли понять главное — что у нас в жизни случилось счастье, когда мы встретились. И что чувства наши были чисты, горячи и прекрасны.

Да, мы могли бы устроить свои судьбы. Те предложения, которые были у меня, наверное, другую женщину устроили бы. Может быть, будь на месте Володи другой мужчина, и его бы устроили те предложения, которые были у него. Но, видимо, я была предназначена именно этому человеку, а он — мне.

Очень хорошо, что мы вовремя расстались. Это пошло нам на пользу. Если бы решили «потерпеть», мы бы всё равно разошлись и вряд ли бы уже смогли быть вместе. К счастью, у нас не дошло до того, чтобы ненавидеть друг друга, чтобы делить каждую ложку — до чего доходят люди, причём те, от которых ты этого не ждёшь. И ты понимаешь, что он не таков, это его довело вот это состояние безумное, в которое он впал сейчас... Пройдёт время — ему, может быть, будет стыдно за это, он будет говорить: «Господи, это вообще не я».

«Здесь мой папочка»

— А как вы соединились?

Началось всё с того, что Меньшов снимался в Орле, а мы собирались на гастроли с Юленькой. Володя дал мне телеграмму: когда будете проезжать мимо Орла, дай мне знать, я приду вас встречу». Но я, конечно, и не подумала дать телеграмму! Мы были в очень хороших отношениях, но никаких нам лишних встреч не нужно, считала я. А когда мы встали в Орле на остановке, Юля, глядя в окно, сказала: «А здесь мой папочка». И я поняла впервые, что вообще-то нас трое. И у меня встал ком в горле. Я подумала: «Господи, Боже мой, это ведь я не знаю, что такое папа и зачем он нужен, а для неё, наверное, папа важен так же, как и мама».

А дальше... Мы, когда были ещё вместе, в разлуке писали друг другу каждый день письма. Они остались у меня. Володя попросил те из них, где он писал о Михаиле Ильиче Ромме. Это было нужно для статьи. Я перечитала эти письма и послала их Володе. Но окунулась в ту атмосферу горячей любви, когда мы писали друг другу. И, думаю, что и он окунулся в неё же...

— Удалось ли вам достичь полного взаимопонимания с Владимиром Валентиновичем?

— Мы прожили 50 лет вместе, отпраздновали золотую свадьбу. Стало ли легко? Нет, конечно. Благости между такими людьми, как мы, наверное, достичь невозможно.

У нас всё равно всё очень шумно.

Мы громко обсуждаем и часто бываем не согласны друг с другом. Но в главном направлении мы, естественно, идём вместе. Очень часто бывает: Володя ещё не спросил, но я могу ответить, потому что я знаю, что он хотел спросить. Часто заговариваем одновременно. Даже стали похожи внешне. У меня есть фотография. Мы сидим, смотрим в одну сторону. И это два абсолютно одинаковых лица!

Мой муж — это неотделимое уже от меня что-то. Мы уже как единый человек. Но жизнь у нас по-прежнему очень разнообразная, интересная и весьма конфликтная...

— А из-за чего вы можете поссориться?

— По-разному, Мы же живые люди. Иногда из-за пустяка какого-нибудь. А иногда... Вот мы можем долго молчать вместе, и нам это не мешает. Но вот я о чём-то спрашиваю. И вдруг Меньшов взрывается. Я тоже. Конфликт! Оказывается, когда мы молчали, Володя мучительно выстраивал в голове диалог героев или предмет их несовместимости. Да мало ли, о чём он в тот миг думал! Он пишет сценарий. А я сбила с мысли.

Мужчина и женщина — это две разные планеты, об этом всегда нужно помнить...

— Вера Валентиновна, опыт расставания с мужем был в жизни Юлии тоже. Это случайность или она повторила то, что видела в детстве? Она проводила какие-то параллели между вами и своей ситуацией?

— Я вам не могу ничего на этот счёт сказать. Как я уже говорила, у нас с ней никогда не было такого рода разговоров. Я дала себе в своё время слово принимать жизнь своего ребёнка такой, какая она есть. Потому что моя мама не любила моего мужа, хотя он не сделал ей ничего плохого, она не хотела, чтобы я была актрисой, и мне было так тяжело от этого... Поэтому я решила: у меня с дочкой будет по-другому. Какую бы профессию она ни выбрала, я приму, кого бы она ни представила нам в качестве мужа, я приму без всяких разговоров. Это её выбор и её право. Это её жизнь. Я не знаю, как развивались их отношения с мужем, я не знаю, что довело их до расставания. Может быть, Юля похожа на меня внутренне, но Игорь совершенно другой человек, абсолютно не похож на Владимира Валентиновича. Тем не менее, произошла практически та же история. Но причины я не знаю... Для меня очень важно, чтобы Юля была счастлива. Если они решили через такой длительный срок опять сойтись, полагаю, что у каждого из них в душе осталось то ощущение любви, которое когда-то их соединило. Не может быть семьи без любви, вот это я знаю точно на своём примере. Говорят, Бог есть любовь. Стало быть, Бог есть в этой семье.