Лирика Бодлера нередко шокировала современников: его стихи называли грязными и непристойными. Но после встречи с молодой актрисой-мулаткой в сочинениях поэта неожиданно начали звучать нотки нежности:
Кто изваял тебя из темноты ночной,
Какой туземный Фауст, исчадие саванны?
Ты пахнешь мускусом и табаком Гаваны,
Полуночи дитя, мой идол роковой.
Ни опиум, ни хмель соперничать с тобой
Не смеют, демон мой: ты — край обетованный,
Где горестных моих желаний караваны
К колодцам глаз твоих идут на водопой.
(перевод Ариадны Эфрон)
Эти романтичные строки классик французской литературы написал своей музе и мучительнице — Жанне Дюваль. Несмотря на то, что женоненавистник Шарль Бодлер называл всех дам «омерзительными» существами и «божественной грязью» и относился к ним с нескрываемым презрением, среди них всё же нашлась та, которую он искренне полюбил. Поэт называл её своей Венерой, посвящал ей стихи и неустанно заваливал девушку подарками — в общей сложности их отношения продолжались около 20 лет. Правда, Дюваль за эти годы так и не ответила ему взаимностью и никогда не упускала случая изменить своему пылкому поклоннику. АиФ.ru рассказывает историю запутанного романа двух необычных творческих людей.
Парижский скандалист
Будучи ребёнком, Бодлер потерял отца. Спустя год его мать снова вышла замуж, но мальчик расценил такой поступок как предательство и возненавидел и мать, и только что обретённого отчима. Возможно, именно эта психологическая детская травма привела к тому, что поэт начал относиться к женщинам как к существам низким, в которых бушуют животные инстинкты, и его характер сформировался противоречивым и неуравновешенным.
Неудивительно, что за молодым и скандальным поэтом в Париже очень быстро закрепилась дурная слава. Но Бодлер это только приветствовал: он начал посещать «Клуб гашишистов», постепенно пристрастился к опиуму и проводил время в обществе дам полусвета и просто куртизанок. В то время литератор задался целью подхватить какую-нибудь «дурную болезнь», чтобы почувствовать себя на краю жизни и смерти — как он потом напишет, «и нравственно, и физически я всегда ощущал близость бездны». Последнее ему удалось — до конца жизни он потом лечился от сифилиса.
Нашла коса на камень
О Жанне Дюваль известно не так много. Мулатка родом с Гаити была балериной и актрисой — для поэта она олицетворяла одновременно порочность, опасность и экзотическую креольскую красоту. При этом пылкому поклоннику артистка не отвечала взаимностью — напротив, Жанна постоянно крутила романы с другими мужчинами, а после с гордостью рассказывала Бодлеру о своих любовных похождениях.
Она вела себя с поэтом так же, как он раньше общался с женщинами. Шокировала Бодлера разгульным образом жизни, разговаривала с ним грубо и пренебрежительно, испытывала отвращение к его творчеству. Но при этом постоянно требовала от поклонника денег и дорогих подарков. И он, покорный, тратил на неё значительную часть из того, что зарабатывал и что раньше имел. А Дюваль сорила этими деньгами: ходила по ресторанам и нередко угощала знакомых мужчин.
Финансовые и физические испытания
Обеспокоенные таким транжирством, родные Бодлера созвали «семейный совет». Отныне 23-летнему Шарлю выдавалась каждый месяц лишь ограниченная сумма на карманные расходы — за соблюдением этого процесса строго следил домашний нотариус. А право управлять оставшимся наследством перешло к матери Бодлера.
Годы шли, а литератор продолжал содержать свою музу и свою любовницу. Они по-прежнему не были женаты, жили раздельно, а Жанна общалась с поэтом с презрением. Однако разрывать эти странные отношения они не хотели. Когда Бодлеру исполнилось 36, вышел его самый известный поэтический сборник — «Цветы зла». За излишнюю «откровенность» цензоры оштрафовали издателя на 300 франков (это в полтора раза больше, чем ежемесячное назначенное автору содержание) и принудили изъять из книги 6 наиболее непристойных стихов. На создание сборника поэта вдохновила всё та же Дюваль…
А спустя несколько лет Дюваль парализовало — им с Бодлером обоим было около 40 лет. Поэт сразу же поместил возлюбленную в хорошую клинику и каждый день навещал. А когда Жанна немного пришла в себя, тут же переехала в дом Бодлера — такое решение она приняла сама, не спрашивая разрешения у своего поклонника. Хотя он, наверное, и не смог бы ей отказать. А вскоре Дюваль вернулась к привычному образу жизни: веселилась, гуляла и требовала от своего теперь уже сожителя ещё больше денег.
Печальный конец печальной истории
Ради заработка Бодлер отправился в Бельгию — читать лекции в местных университетах и издавать свои книги. Но пригласившая его сторона была не совсем честна, и в результате поэт получил денег в несколько раз меньше, чем рассчитывал. Тем не менее часть суммы он отправил на родину — матери, которую считал предательницей, и любимой женщине, которая продолжала заводить новые романы. Согласно некоторым источникам, к этому времени Бодлер уже расстался с Дюваль, хотя по-прежнему её содержал.
А тем временем здоровье литератора начало стремительно ухудшаться. К давно имевшейся «нехорошей болезни» прибавились удушье, головокружение, головные боли и другие беспокойные симптомы. После двух лет пребывания в Бельгии умирающего Бодлера перевезли в родной Париж — там он и умер в последний день лета 1867-го. О последних годах Дюваль доподлинно ничего неизвестно. По одним данным, она ушла из жизни через несколько лет после смерти поэта, причём умерла в нищете и также страдая сифилисом. По другим — «опередила» своего поклонника и скончалась ещё до его отъезда в Бельгию.
Одно известно наверняка: для распутного Шарля Бодлера чувства к не менее порочной и алчной женщине стали самым светлым пятном в жизни. Она подарила ему душевные терзания, измены и вогнала его в долги, а он посвятил ей свои лучшие произведения и отдал практически последние деньги.
Тебя, как свод ночной, безумно я люблю,
Тебя, великую молчальницу мою!
Ты — урна горести; ты сердце услаждаешь,
Когда насмешливо меня вдруг покидаешь,
И недоступнее мне кажется в тот миг
Бездонная лазурь, краса ночей моих!
Я как на приступ рвусь тогда к тебе, бессильный,
Ползу, как клуб червей, почуя труп могильный.
Как ты, холодная, желанна мне! Поверь, —
Неумолимая, как беспощадный зверь!
