Драматургия на холсте. За что любят картины Василия Перова

В январе 1834 г. в Тобольске произошло событие, довольно точно описанное в песне «Байстрюк» из фильма про гардемаринов: «Позабыв про честь наследную, про карьеру, про дела, юный князь влюбился в бедную - она сына родила». Поправка: не князь, а барон. Прокурор Григорий Криденер. Барону повезло остаться в русской истории только благодаря незаконнорождённому сыну, которого мы знаем как художника Василия Перова.

Родители его обвенчались вскоре после появления младенца. Но он оставался байст­рюком. Знаменитая нынче фамилия появилась благодаря учителю чистописания: «Вот, у меня два Василия. Один привык с печи ногами болтать, так пусть будет Болтов! А другой пригоже управляется с пером. Ну, значит, Перов!»

Драма в красках

А дальше его карьера пошла как по писаному. В буквальном смысле - как изволил написать русский царь Пётр Великий: «Выблядков же (незаконнорождённых) отдавать в художники». 

Несмотря на грубость выражения, в данном случае оно удивительно уместно. Неизвест­но, каким бы прокурором стал Перов, если бы пошёл по стопам отца. Но художником он стал не просто хорошим, а выдающимся. Причём сразу. По свидетельству его наставника, художника Сергея Зарянко, за 13 лет с момента создания Московского училища живописи в 1843 г., «высшей наградой, какой достигли ученики, была одна-единственная серебряная медаль». А тут появляется байстрюк. И как прорвало. 1856 г. - Малая серебряная медаль за картину «Портрет брата художника». Следующий год - Большая серебряная медаль за полотно «Приезд станового на следствие». Через год - Малая золотая, холст «Первый чин». И наконец, финал - Большая золотая медаль с правом поездки за границу за казённый счёт. Так отметили «Проповедь в селе».

Четыре награды подряд. Причём три из них получают картины, которые можно не только рассматривать, но и читать. Это чистая сюжетная литература. Драматургия. ­Недаром его, чуть ли не един­ственного русского художника, ещё при жизни будут сравнивать с ведущими писателями. Вот слова критика и первого биографа Перова Николая Собко: «Это Гоголь и Островский, Достоевский и Тургенев русской живописи, соединённые вместе». 

Иные искусствоведы ставят это ему в упрёк. Дескать, слишком увлечён сюжетной стороной дела в ущерб живописи: «Палитра Перова напоминает овчинный полушубок». Сам он тоже неоднократно замечал: «Конечно, никто не станет считать передачу одной только внешней стороны, хотя бы даже исполненной и до обмана глаза, за истинное искусство. К великому, однако, сожалению, публика, любители, а иногда даже и сами художники падки на эти приманки».

Какая-то доля правды в этом есть. Перов действительно иной раз жертвует правдоподобием изображения. Наверное, все помнят его картину «Тройка» с подзаголовком «Ученики мастеровые везут воду». Какая там погода? Снег, буран - просто караул. А на лицах детей - ни одной снежинки. Они даже ветром не посечены. Так не бывает. Но зато какой драматургический эффект!

Пора на Соловки?

Не в поисках ли этого самого надрывного эффекта Перов решил прервать заслуженную им заграничную поездку? Случай беспрецедентный - обычно художники просили продлить их пребывание за рубежом. И только он честно пишет в академию: «Не могу работать, не зная характер и нравственную жизнь чужого народа. Тратить же время на их изучение считаю менее полезным, чем по возможности изучить и разработать бесчисленное богатство сюжетов родного отечества». 

Впрочем, по поводу «бес­численного богатства сюжетов» художник несколько хватил ч­ерез край. Были у него излюбленные персонажи. Скажем, духовенство. Сейчас, наверное, на Перова завели бы дело о кощунстве... Впрочем, попытки предпринимались и тогда. К конкурсу на Большую золотую медаль живописец сначала представил не «Проповедь в селе», а «Крестный ход на Пасху». То самое полотно, где нет ни одного трезвого ­человека - все пьяны в хлам. Точнее, «до положения риз». Художник Худяков писал по этому поводу коллекционеру Третьякову: «И другие слухи носятся, что будто бы вам от св. Синода скоро сделают запрос - на каком основании вы покупаете такие безнравственные картины? А вашему Перову вместо Италии как бы не попасть в Соловки...»

Кстати, именно о Соловках напоминает «палитра овчинного полушубка» самой известной картины Перова «Охотники на привале». И тут тоже - великолепный сюжет. Прямо-таки «Особенности национальной охоты». «Один горячо врёт, другой слушает и из всех сил верит, а третий ничему не верит, прилёг тут же и смеётся. Что за прелесть! Конечно, растолковать - так поймут и немцы, но ведь не поймут они, как мы, что это русский враль и что врёт он по-русски». Это слова Достоевского.

Первая нашумевшая картина - «Крестный ход». Последняя - «Спор с Никитой Пустосвятом». О ней говорили как о неудаче. Дескать, написанное на следующий год Суриковым «Утро стрелецкой казни» перечеркнуло все достоинства перовского полотна. Зря. Чтобы передать экспрессию «Никиты», где явно присутствуют и мордобой, и матерный лай, придётся воспользоваться современным сетевым жаргоном: «А­ффтар жжот!» 

А сам автор тем временем опубликовал несколько очень неплохих рассказов, причём кое-какие находки достойны признанных современных мастеров прозы: «Плюгавый солдатик с шершавыми волосами и усами, росшими в одну сторону, вероятно, от частого утирания носа рукавом». Каково? Или вот: «Вся публика особенно обращала внимание на лаконическую надпись под ним: «Бюст мужчины». Это достойно хотя бы и Довлатова.

Но не сложилось - скоротечная чахотка, смерть, похороны. «Видя такое многолюдное шествие, подходили обыватели спрашивать: «Кого хоронят?» - и, узнав, что хоронят не генерала, а всего-навсего художника, отходили изумлённые»...