Великий неудачник. Островский и его «луч света в тёмном царстве»

12 апреля 1823 г., в Замоскворечье, на Малой Ордынке, в доме Никифора Максимова, дьякона церкви Покрова, что в Голиках, произошло рядовое в общем-то событие. У одного из квартирантов, Николая Фёдоровича Островского, родился третий сын. Назвали младенца Александром.

Так началась биография отца русского бытового драмтеатра. Никакой лирики - сплошная обыденность. Да и впоследст­вии всё у Островского, на первый взгляд, будет стабильно и гладко. У нас ведь в какого из классиков ни ткни, обязательно будут либо дуэли и скандалы, либо карточные долги и душевные болезни. Либо пьянство и нищета, либо война и острог. А лучше - когда всё сразу и по­многу.

Жертва пиратов

А он - воплощение самой солидности, что подтверждается памятником у Малого театра. Этакий купчина, замоскворецкий Кит Китыч. Тучный, спокойный, успешный, наверняка состоятельный. Никаких эффектов и пыли в глаза. Кстати, сам Островский говорил примерно о том же, ссылаясь на свои костромские корни: «Это рязанцы таковы, что без эффектной штуки и с лавки не свалятся. А вот наш костромич Сусанин не шумел. Тихо завёл кого надо в лесную глушь и сгинул без вести, да так, что до сих пор спорят - был ли он на самом-то деле!»

Удивительно, но Остров­ский в отличие от других русских писателей не имел при жизни ни завистников, ни литературных врагов. Даже вечный брюзга Лев Толстой, который считал «дрянью» вообще всё подряд, высказался уклончиво: «Гроза» Островского есть плачевное сочинение, а ведь будет иметь успех».

Статья по теме

Толстой ненавидел Шекспира, но повторил судьбу короля Лира

Святая правда. Успех сопутст­вовал Островскому с самого начала. Первая же его пьеса «Банкрот», впоследствии названная «Свои люди - сочтёмся», будучи опубликованной в журнале «Москвитянин», подняла число его подписчиков более чем вдвое - с 500 до 1100. Согласно статистике, пьесы Островского в период с 1853 по 1872 г. только на казённой, официальной сцене ставили 766 раз. Дирекция императорских театров получила со спектаклей Островского два миллиона рублей дохода. По тем временам просто запредельно. Так что и автор, надо полагать, не бедст­вовал…

На деле же выходит как раз наоборот. Бедствовал, да ещё как! Трудно поверить, но этот «купчина», в пьесах которого чуть ли не главной движущей силой являлись деньги, этот «певец зарождающейся власти капитала» был начисто лишён деловой хватки. Вот его слова: «На праздники иной раз не могу позволить купить семье конфектов и сладостей. Имея четверых детей, это непростительно. Некрасов несколько раз в глаза мне смеялся и называл бессребреником. Он говорил, что никто не продаёт своих произведений так дёшево, как я…»

«Дёшево продавал» - это ещё полбеды. Островский в силу своей зашкаливающей популярности стал первой в отечественной истории жертвой пиратов от шоу-бизнеса. Его пьесы, на которые валили валом, часто ставили, вообще не уведомляя автора. То же самое касается и издателей, самовольно допечатывающих тиражи его произведений, расходившихся как горячие пирожки.

И он ничего не мог поделать. Не было тогда законов об автор­ском праве. А если бы и были - что с того? Островский, сын чиновника-юриста и сам бывший работник Совестного, а потом и Коммерческого суда, не смог бы за себя постоять. «Он был добрым, мягким и безотказным» - вот лейтмотив воспоминаний о человеке, который первым показал и «свинцовые мерзости русской жизни», и «луч света в тёмном царстве».

Русские, вперёд?

Как это часто бывает в таких случаях, всю свою ненависть и пыл Островский направляет на Запад. Путешествуя по Европе, он ведёт очень любопытные дневники. «Меня неприятно поразила фигура прусского офицера: синий мундир, брюки с красным кантом, волосы причёсаны с английским пробором, белокур…» Ну и что же здесь неприятного? Да то, что офицер - немец нерусский.

В Италии и того хлеще. Спутники Островского уверяли, что он дважды прослезился, глядя на собор Святого Петра в Риме. Но в записях писателя об этом чувствительном моменте сказано более чем скудно: «Осмотрел собор мельком». А о Венеции, жемчужине Адриатики и вообще всей Европы, впечатления и вовсе никакие: «У них там превосходные груши». И всё. И больше ничем Венеция не приглянулась.

Может, это и преувеличение, но Островский, находясь на пике своего таланта, дерзко решил показать всей Европе да и всему миру превосходство русской культуры. «Терпеть не могу водевили, балеты и оперетту. Надобно их заменить нашими, русскими сказками и эпическими драмами-феериями». И пишет свою знаменитую «Снегурочку» - апофеоз славянского духа.

Статья по теме

«Не могу купить даже конфектов». Почему пьесы Островского запрещали цензоры

По-прежнему актуален

Сто лет назад театральный критик Юлий Айхенвальд спешил его похоронить: «Это ушло и уходит из жизни, даже пресловутое самодурство. А вместе с ним уходит Островский. Он теряет смысл. Его пьесы обречены - совсем скоро их уже не будут ставить».

Наглых воров, коррупционеров и жуликов, а также самодурства у нас в избытке. И это значит, что добрый и мягкосердечный драматург, посвятивший себя поискам «луча света в тёмном царстве», по-прежнему актуален и моден.