«АиФ»: - Марат Александрович, сейчас активно обсуждаются проекты реорганизации Политехнического музея. А на ваш взгляд, «пациент скорее жив, чем мёртв»?
М.Г.: - Коллекции Политехниче-ского музея мог бы позавидовать даже Музей науки в Лондоне. Но при этом Политех не входит ни в один туристический путеводитель. Как можно использовать его потенциал? Сегодня в России работает порядка 3000 научно-технических музеев. Единицы (в основном при крупных предприятиях типа ВАЗа) успешны, остальные тысячи доживают свой срок. И Политех мог бы стать не только хранилищем ценных артефактов или местом развлечения туристов, но и центром, вокруг которого могли бы объединиться все эти музеи. Более того, он мог бы встроиться ещё и в ту политику модернизации, которую обозначил президент Медведев. Ведь что такое Политех? Это собрание технических прорывов, где в деталях можно узнать, что и как было изобретено и внедрено, какие истории успеха знала Россия. То есть этот музей мог бы стать неким дополнением Сколкова.
«АиФ»: - На Общественной палате вы резко выступили по поводу Генплана развития столицы, назвав его «смертным приговором Москве». Этот приговор отсрочен?
М.Г.: - Да, ситуация в самых острых точках - с Боровицкой и Пушкинской площадями, с Хитровкой - налаживается, строительные работы остановлены. По крайней мере, до весны. Но о победе говорить пока рано... Сегодня люди, которые выходят на улицы, могут сделать больше, чем мы, сидящие на заседаниях в той же Общественной палате. Мужество оказалось важнее социального статуса. Сейчас время личных дел, и один герой может быть более полезен, чем несколько сот законодателей. Потому что любой конфликт - касается ли он незаконно снесённого памятника или захваченного предприятия - может перерасти в политический. И на этот вызов власть реагирует активнее, чем на письма протеста.
«АиФ»: - Вы как-то сказали, что искусство - это зеркало социальной и политической жизни страны. И что мы в этом зеркале увидим?
М.Г.: - Говоря это, я имел в виду, что искусство не лекарь и не учитель. Его главная задача - остро, пусть и преувеличенно, отражать те процессы, что происходят в стране. Обнажать проблемы, которые мы по каким-то причинам не замечаем или не хотим замечать. Именно этим занимается группа «Война», к примеру. Эти художники, надев на голову синие ведёрки, мешали двигаться чиновничьим машинам с мигалками, они светящейся краской нарисовали на Литейном мосту в Санкт-Петербурге фаллос (когда мост развели, пылающий фаллос оказался напротив питерского управления ФСБ. - Прим. ред.), они выложили перед Русским музеем инсталляцию с перевёрнутой милицейской машиной. Этими агрессивными акциями, подпадая под статьи о хулиганстве, они пытались показать - в обществе назрела проблема с милицией. Тех, кто должен нас защищать, мы на самом деле боимся больше, чем бандитов.
«Война» ещё до Манежной площади пробовала показать властям: смотрите, вот здесь болевая точка - в неверии людей в силу и справедливость правоохранительных органов. Если бы мы были уверены, что убийца обязательно будет наказан, что его не выпустят за взятку или по звонку сверху, мы не занимались бы самосудом и не расхлёбывали бы потом последствия.
Второй важный сигнал, который подаёт современное искусство, - в обществе созрело колоссальное недовольство русским вариантом капитализма. Наше капиталистическое общество получилось очень несправедливым, с чудовищным социальным расслоением. Обществом, в котором отсутствуют минимальные социальные гарантии. Как когда-то советские карикатуры, бичующие капиталистическое общество, были кривым зеркалом того, что на самом деле происходило на Западе, так и русский капитализм оказался кривым зеркалом своего западного собрата. Ловя настроения, разлитые в обществе, множество современных художников позиционирует себя как сторонники левых. Это вовсе не означает, что они хотят назад, в социализм. Создавая для выставки «Русское бедное» свои работы из фанеры, пластика, мусора, гнилых досок, они хотели показать, что этот мир гламура и наносной красоты, который нам так активно навязывают, не манит, а раздражает.
