Иностранная пресса называет Юрия Башмета «Паганини нового времени», «музыкальным демоном с альтом». 24 января главе симфонического оркестра «Новая Россия» и камерного оркестра «Солисты Москвы» исполняется 55 лет.
Как поставить «душевную акустику»?
— Сейчас наше общество — в поисках национальной идеи, способной объединить страну…
— Своим музыкантам всегда говорю: «Даём концерт на Западе и показываем класс. Потом возвращаемся на родину и показываем тот же самый класс. Здесь — наша основная жизнь». Я лично выступление в Большом зале Московской консерва тории ценю и всегда ценил выше, чем в американском Карнеги-холле. При этом надо понимать: стремление к признанию у иностранной публики — по сути, тоже проявление патриотизма. Ведь такой успех работает на Россию, на славу страны.
Я без ложной скромности могу сказать, что наш инструментализм — тоже бренд. И он работает на Россию.
— Сегодня многие музыканты сетуют: публика сейчас менее подготовленная, чем в 70-е и 80-е… — Я как-то услышал выражение «душевная акустика». Оно очень точное. «Душевную акустику» нужно ставить. Каким образом? Надо музыку оживлять и быть искренним в своём исполнении. Бах, Моцарт, другие гении писали про любовь, надежду, смерть. Потрясающе писали! Эти произве дения НЕ МОГУТ не найти отзвука в человеческой душе, когда передаются искренне. А вот если музыкант играет формально, теряется смысл произведения. И остаётся только форма, обёртка. Публике это не нужно. Особенно молодой. И наше дело — наполнить произведения жизнью, дыханием…
Не так давно у нас был тур: 42 концерта в 39 городах России. И везде — полные залы, овации. И — самое главное — искреннее внимание, сопереживание музыке.
Зрители нас принимали с такими почестями! В Волгограде, например, казаки преподнесли мне стакан водки на шашке — нужно было выпить, взяв шашку за края…
— Осилили? — Всё получилось! Не посрамил чести российских музыкантов! (Смеётся.)
«Я сказал: «Жениться!»
— Когда слушаете свои старые записи, можете на манер Пушкина воскликнуть: «Ай да Башмет, ай да сукин сын!»?
— Ойстрах гениально сказал: «Запись — это документ, который с годами превращается в обвинительный». Слушаешь и думаешь: «Боже мой, я-то думал, это получилось, почти как я хотел. А оказывается — чепуха какая-то». А проходит 10 лет: «Смотри, как я мог играть когда-то! Сейчас уже так не получится». (Смеётся.)
— Знаете, что сказал мне один скрипач из вашего оркестра? «Шеф у нас что надо! С ним и выпить можно, и о женщинах поговорить». Такое панибратство не отражается на результате?
— (Пауза.) Я многое вложил в то, чтобы за эти годы у нас сложилась творческая семья. И рад, что стал не просто руководителем, а ещё и другом, близким человеком для своих музыкантов. Учу, воспитываю… Мы друг друга понимаем без слов: на уровне взгляда, жеста. Как много лет прожившие вместе люди.
Я всё про них знаю, они со мной советуются — вплоть до того, что один мой музыкант спрашивал, жениться ему или нет.
— И что вы посоветовали? — Жениться! На самом деле, работа с коллективом — нелёгкий труд, особенно в психологическом плане. У всех разные характеры, к каждому нужен ключик… Одна девушка на концерте играла совсем не так, как я сказал на репетиции. Подзываю: «Ты это видишь? Понимаешь, что это значит?» — «Медленный смычок». — «Вот именно! А почему тогда играла быстро?!» — «Я была невнимательна. Простите». Я поговорил с ней с глазу на глаз — она очень обидчивая. Теперь смотрит на меня вот такими глазищами на выступлениях! Приходится, конечно, иногда проявлять силу воли и жёсткость, добиваясь своего, — я же дирижёр, я здесь главный, в конце концов!
