Имя Людмилы Лядовой хорошо известно старшему поколению, с удовольствием распевавшему ее песни. Сегодня композитор не так знаменита. Но имена людей, с которыми ее сводила жизнь, давно стали легендарными.
О ДУНАЕВСКОМ
- Я ВСЕГДА была очень страстным человеком. Если видела перед собой цель, то могла горы свернуть. Однажды от Свердловской консерватории, где я училась, поехала на лыжный кросс в Ленинград. Нужно было пробежать дистанцию 700 метров в противогазе. Я так старалась оправдать надежды своей альма-матер, что добежала к финишу чуть ли не первой. Но тут же и рухнула, мне просто не хватало кислорода. Оказалось, в горячке забыла отвинтить у противогаза какой-то клапан, позволяющий нормально дышать... Правда, вскоре меня из консерватории исключили за то, что получила двойку по марксизму-ленинизму. Я, помню, тогда страшно разозлилась, на виду у всего класса сняла туфель и стерла им только что поставленную в журнале отметку.
- Вашим крестным отцом в Москве стал сам Исаак Дунаевский...
- Дело было так: я приехала в Москву на конкурс музыкантов-исполнителей, но так как подготовилась плохо, то никаких призов не получила. Долго не унывая, организовала дуэт с певицей Ниной Пантелеевой. Но так как у нас не было репертуара, мы, набравшись наглости, поехали за песнями к Дунаевскому. Замечательный был человек, очень трогательный. Помню, как раз когда мы познакомились, он глубоко переживал личную драму: Исаак Осипович очень любил одну двадцатилетнюю балерину из Большого театра - Зою Пашкову. Строптивая была девушка, выясняла отношения с собственным мужем прямо на улице и, распалившись, побежала прямо через проезжую часть, где ее и сбила машина... Несмотря на свой траур, Дунаевский прослушал в нашем исполнении популярную послевоенную песенку "Ехал я из Берлина", да так расчувствовался, что подарил нам свои "Пути-дороги" и, в знак особой признательности, "Каким ты был, таким ты и остался...", еще задолго до премьеры "Кубанских казаков". Все эти песни мы спели на конкурсной концертной программе. В жюри сидели Леонид Утесов, Ружена Сикора, Ангелина Степанова. Мы с Ниной, конечно, страшно волновались, а я от испуга так вообще выскочила на сцену, надев вместо выходных туфель какие-то деревянные босоножки, которые прямо перед концертом купила на Тишинском рынке.
О ХРЕННИКОВЕ, ШУЛЬЖЕНКО И ПРОЧИХ
- Вас легко приняли в Союз композиторов?
- Ко мне трудно было придраться. Правда, потом мои дела там складывались не очень легко. Я всегда была очень независимой женщиной, а в композиторской среде очень любили поволочиться, любили дам покладистых. Ко мне подошел Никита Богословский и сказал: "Будешь посговорчивее, я решу все твои проблемы". Но "посговорчивее" я не стала, поэтому про меня поползли грязные слухи, что я пью, не просыхая, что у меня каждый день новый мужик...К тому же я отвергла ухаживания Тихона Николаевича Хренникова (кстати, многие композиторские жены - Островская, Туликова, Френкель - делали карьеры своим мужьям, откровенно флиртуя с Тихоном Николаевичем). И вот грянул съезд композиторов, на котором Хренников "приложил" меня от души, раскритиковав "пошлую песню Людмилы Лядовой" (имелась в виду моя "Чудо-песенка"). Тогда сокурсник по Свердловской консерватории Слава Ростропович меня поддержал: "Ничего, Милка, ты уралка, ты выдержишь... "Со Славой у нас всегда были хорошие отношения, мы с ним целовались, дурачились, но дальше флирта дело не шло. Он внешне как-то очень смахивал на Буратино и как мужчина, честно говоря, меня не очень вдохновлял. Но всегда восхищало его проворство, активность. Я даже подумывала: "Вот из кого хороший муж получится".
- Вам случалось работать с такими легендами советской эстрады, как Гелена Великанова, Клавдия Шульженко...
- Клавдия Ивановна пела мой "Телефонный звонок", "Когда-нибудь", "Женщину". Мы с ней не только работали вместе, но и просто дружили. Я частенько приходила к ней домой, на улицу Усиевича, приносила всегда какой-нибудь тортик к чаю. Клавдия Ивановна не любила спиртного, а вот сладости обожала. Помню, когда я к ней пришла в первый раз, меня просто поразила ее розовая спальня. Все - стены, шторы, покрывало на кровати, даже халат Шульженко были одного розового цвета. Она в своей спальне всегда проводила очень много времени, тщательно гримируясь перед концертом (на нашей эстраде, пожалуй, дольше Шульженко делала себе лицо только Эдита Пьеха). Я, бывая у Клавдии Ивановны, только мечтала, что когда-нибудь и у меня появится своя квартира и такая же чудесная спальня...
- Разрешение на строительство вашей квартиры в знаменитом доме композиторов вам давал все тот же Ростропович...
- Да, Славе я была обязана тем, что получила членство в строительном кооперативе Союза композиторов, который мы между собой называли "Раздетые камнем". Когда я наконец стала хозяйкой собственного жилья, то дома из предметов интерьера у меня долгое время была только тряпочка на полу на кухне, на которой у меня лежали чай и хлеб. Потом уже я обзавелась замечательным роялем и стала собирать у себя всю московскую богему. У меня бывали и Михаил Гаркави, и Лидия Русланова. Лидия Андреевна любила хорошо покушать, с Гаркави они могли бесконечно беседовать о пельменях, которые Русланова умела готовить как никто другой. С Лидией Андреевной нам случилось выступать в концертной программе на стадионе. Тогда я узнала, что она свои знаменитые бриллианты всегда носила с собой в лифчике, который успел изрядно загрязниться. И вдруг слышу, как администраторша ей так громко говорит: "Лидия Андреевна, пора бы сейф постирать!" В общем, выдала тайну всем...
Оскар Фельцман. Не только воспоминания 
«Добрый вечер! Здрасте!» Каким запомнили Бориса Брунова супруга и друзья?