"Что делать с москвичами? Они не привыкли к деятельности и любят праздность и веселие. Они служат только из-за наград и только тогда, когда узнают, что в Москву едет государь..." - так сокрушался в своё время князь Пётр Волконский. Если даже не знать, что князь был петербуржец до мозга костей, то об этом можно догадаться. Потому что в Москве отношение к работе и праздникам было совсем иное.
Трудоголиков сдавали в полицию
ТРАДИЦИЯ не работать в праздники и воскресенья, и без того освящённая многовековым обычаем, в 1649 г. была закреплена Соборным уложением, то есть стала законом. И потому те, кто говорит о неуважении московитов к закону, бессовестно лгут - ни один закон в Москве не соблюдался и не соблюдается столь ревностно, как этот. Вообще-то предполагалось, что нерабочие дни должны быть посвящены молитвам, походам в церковь и благочестивым беседам. На практике же в выходные в основном что-то праздновали, доведя общее количество нерабочих дней в году до 150. И если в просвещённой Европе уже господствовала протестантская трудовая этика и было не до праздников - вовсю шёл процесс первоначального накопления капитала, то Московия продолжала жить по обычаю. На пословицу редких в то время трудоголиков "Бог труды любит" деревенская или уличная община имела свой радикальный ответ. Рискнувших работать в установленные общиной праздники коллективно презирали, а случалось, и лупили всем миром. Исключение делали только для работы в пользу бедных, вдов, сирот и погорельцев. Причём работа эта могла быть только бесплатной, в крайнем случае "за угощение" - водку с закуской. Считалось, что преступивший обычай за "наживную" работу в праздник понесёт вдвое больший убыток, чем получит за свой труд.
В отличие от Европы у нас с течением времени архаичные традиции не только не ушли, но даже усилились. Во второй половине XIX в. количество нерабочих дней в году подмосковные крестьяне самостийно довели до 225, а нарушителей обычая даже и не били, а сдавали полиции. Полицейские штрафовали такого работничка со всей строгостью - виновный влетал на 4 руб. 20 коп., что при среднем дневном заработке в 50 коп. было почти разорением. Московские рабочие, по сути те же подмосковные крестьяне, со своими привычками расставаться не собирались. Редкие примеры "белых воротничков" - мастеров, выбившихся "в люди" своим трудолюбием, вызывали у них лишь насмешки и презрение. Фабриканты же, доведя количество рабочих дней в году до 264, провоцировали уже законную ненависть. Впрочем, до поры никаких революционных подвижек за рабочими-москвичами не наблюдалось. На насильный отъём традиционных "деревенских" выходных и праздников они реагировали не организованными митингами и стачками, а тихим саботажем. В свой престольный праздник "забивали" на работу и гуляли с недельку, потом приходили с повинной, мирились со штрафами и работали до следующего праздника. Кстати, именно в Московском округе на конец XIX в. зафиксировано наибольшее количество нарушений трудовой дисциплины.
Масленица - русский карнавал
НАСТОЯЩИМ бичом московских фабрикантов считалась Масленица. Именно на Масленицу прогулы достигали своего пика. Никакие презренные соображения выгоды, никакие угрозы штрафов не могли испугать москвича, привыкшего хоть уж эту неделю оттягиваться так, как будто завтра в гроб. И если уж церковь не могла смирить стихию "русского карнавала", то новоявленным капиталистам было и подавно слабо. Самый русский, по мнению иностранцев, праздник Москва отмечала на зависть всем прочим: "В Масленицу день и ночь продолжается обжорство, пьянство, разврат, игра и убийство..." Традиционные масленичные забавы действительно иной раз кончались нечаянными убийствами.
По данным историка Костомарова, "на Масленице ночью по Москве опасно было пройти через улицу, пьяницы приходили в неистовство, и каждое утро подбираемы были трупы опившихся и убитых..." Чаще всего несчастья происходили не во время кулачных боёв, о которых всем известно, а во время боёв палочных: "Охотники собирались в партии, и таким образом составлялись две враждебные стороны. По свистку они бросались друг на друга с криками, бились неистово и жестоко, и очень часто многие выходили из боя калеками, а других выносили мёртвыми. Зато приучались к ударам и побоям, которые делали русских неустрашимыми и храбрыми на войне". Играли москвичи и в некое подобие футбола на льду: "В последний день Масленицы парни и семейные мужики сходились на реке, разделялись на две группы, человек по тридцать каждая, и назначали места, до которых следовало гнать мяч. Проиграть в этой игре считалось большим унижением: побеждённых целый год высмеивали и дразнили". Знаменитая же забава "Взятие снежного городка" появилась у нас довольно поздно, примерно с начала XVIII в. Скорее всего, она отражала события Северной войны, поскольку начал её устраивать "служилый люд" - петровские ветераны, хаживавшие с Петром под Нарву. Тем более что во главе осаждающих обязательно присутствовал "царь" с мочальными усами. Так что Масленица была для москвичей и обжираловкой, и зимней Олимпиадой, и Днём защитника Отечества, и, если вспомнить молодёжные забавы, Днём влюблённых. А утончённому "трудолюбивому" снобистскому Питеру, относившемуся к этому как к "дикости и праздности", москвичи платили той же монетой. Как выразился московский славянофил Алексей Хомяков: "Петербург есть совершеннейший дармоед в целом мире".
Дорога к храму