Юрий Карлович Олеша родился 19 февраля (3 марта) 1899 года в Елисаветграде. Отец, обедневший польский дворянин, был акцизным чиновником. В 1902 году семья переехала в Одессу. В воспоминаниях Олеша писал: "В Одессе я научился считать себя близким к Западу. В детстве я жил как бы в Европе".
В 1924 году Олеша написал самое известное свое произведение - роман-сказку "Три толстяка". После чего к Юрию Карловичу пришла слава, его узнавали на улицах. Но... Все очень быстро закончилось. На историческом собрании писателей по поводу постановления ЦК об опере "Катерина Измайлова" Олеша пытался защищать Дмитрия Шостаковича, но неудачно: композитору не помог, а себе навредил.
В годы сталинских репрессий были уничтожены многие друзья Олеши - Мейерхольд, Д. Святополк-Мирский, В. Стенич, И. Бабель, В. Нарбут и другие, сам он чудом избежал ареста. Однако с 1936 года на публикацию произведений Олеши и упоминание его имени в печати наложен запрет, снятый властями только в 1956 году, когда была издана книга "Избранные сочинения", переизданы "Три толстяка" и частично опубликованы в альманахе "Литературная Москва" дневниковые записи "Ни дня без строчки".
В последние годы жизни писатель с горечью называл себя "князем "Националя", имея в виду свой образ жизни, выразившийся в неизлечимом алкоголизме.
Умер Олеша в Москве 10 мая 1960 года.
Другой Олеша придет не скоро
ОЛЕША должен был получить в издательстве крупный гонорар. Но забыл паспорт дома и стал уговаривать кассиршу выдать ему гонорар без паспорта. Кассирша отказалась: "Я вам сегодня выдам гонорар, а завтра придет другой Олеша и снова потребует гонорар". Олеша выпрямился во весь свой небольшой рост и с величественным спокойствием произнес: "Напрасно, девушка, волнуетесь! Другой Олеша придет не раньше чем через четыреста лет..." А жаль...
Когда Кемаль кемарит
ШОСТАКОВИЧ вернулся из поездки в Турцию, и Олеша стал расспрашивать его о полученных впечатлениях. Шостакович с увлечением рассказывал, что особенно всю советскую делегацию поразил прием у президента Кемаля Ататюрка, который подарил всем мужчинам золотые портсигары, а женщинам - браслеты. Олеша вдруг огорошил Шостаковича вопросом: "Скажите, Митя, когда Кемаль кемарит, в Анкаре тихо?"
Природа откликнулась
ОДНАЖДЫ утром Олеша вышел во дворик одесской гостиницы, куда летом ресторан выставлял свои столики, и увидел, что огромное дерево, которое росло около фонтанчика, рухнуло и загораживает половину дворика. Олеша стал рассуждать: "Ведь ночью не было никакой бури... Мы поздно легли... Было тихо - ни дождя, ни ветерка... В чем же дело - почему рухнуло дерево?" Ему никто не смог ничего ответить. Олеша пожал плечами и уткнулся в первую страницу "Известий". Пробежав глазами несколько строк, он воскликнул: "Ах, вот что! Умер Мичурин. Великий садовод. Теперь мне понятно, почему вчера здесь рухнуло дерево. Природа откликнулась на смерть своего гениального помощника".
Преимущество капитализма
КОГДА в Москву приехал французский писатель Андре Мальро, Олеша решил показать ему что-нибудь необычное и пригласил в шашлычную, которая помещалась в подвале напротив Центрального телеграфа. Там было очень людно и шумно, а разговаривать под аккомпанемент кавказского оркестра просто невозможно. Особенно неистовствовал оркестр во время исполнения молодыми джигитами национальных танцев. Через переводчицу Мальро спросили: "Скажите, мсье, как вам понравилось в нашей стране?" Мальро ответил: "Очень понравилось! Только, знаете, у капитализма перед социализмом есть одно преимущество..." У Олеши вырвалось: "Какое?" Мальро сказал: "В капиталистических странах есть рестораны, где нет оркестра..."
Много или мало
ОДИН писатель, выпустивший множество книг, как-то сказал Олеше: "Как же мало вы написали за свою жизнь, Юрий Карлович! Я все это могу прочесть за одну ночь". Олеша мгновенно парировал: "Зато я всего за одну ночь могу написать все то, что вы прочитали за всю свою жизнь!.."
Отсчет с другой стороны
КАК-ТО Олеша с компанией друзей-литераторов сидел в кафе гостиницы "Националь". Еще двое писателей сидели неподалеку за другим столиком и о чем-то ожесточенно спорили. Один из приятелей сказал Олеше: "Мы все знаем, что эти двое самые глупые из нас. Интересно, о чем это они могут так спорить?" Олеша разъяснил: "Они выясняют, кто был глупее - Гете или Байрон? Ведь у них свой счет - с другой стороны..."
Зачем же тогда спрашивать?
ОДИН из руководителей Союза писателей встретил в Центральном Доме литераторов Олешу и вежливо поздоровался: "Здравствуйте, Юрий Карлович! Как живете?" Олеша обрадовался: "Вот хорошо, что хоть один человек поинтересовался, как я живу. С большим удовольствием все вам расскажу. Давайте отойдем в сторонку". Деятель оторопел: "Что вы, что вы! Мне некогда, я тороплюсь на заседание секции поэтов..."
Олеша настаивал: "Ну ведь вы же меня спросили, как я живу. Теперь уж нельзя убегать, надо выслушать. Да я долго вас и не задержу и уложусь минут в сорок..." Руководитель еле вырвался и убежал, а Олеша обиженно пробурчал: "Зачем же было спрашивать, как я живу?"
Слава богу, мы не гусары
ОДНАЖДЫ Олеша и Маяковский с приятелями пришли на квартиру к Николаю Асееву, который жил в большой комнате на девятом этаже дома у Мясницких ворот. Завязалась игра в карты, в девятку. Олеша сидел рядом с играющими, а перед ним лежала толстая пачка денег.
Маяковский спросил: "Ого! Откуда такое богатство?" Олеша ответил: "Получил гонорар и взял аванс". Маяковский продолжал допрашивать: "Если получил гонорар, то зачем понадобился аванс?" Олеша объяснил: "Жена на курорте, просила прислать побольше денег". Маяковский строго сказал: "Как же вы смеете садиться за карточный стол?" Олеша промолчал. Маяковский же продолжал в том же тоне: "Предупреждаю, я вас обыграю и буду безжалостен". Олеша возразил: "Ну исход игры заранее никогда не известен". Маяковскому феноменально везло, и, выигрывая у Олеши, он приговаривал: "Так вам и надо! Это будет для вас хорошим уроком". Кончилось все тем, что Маяковский действительно выиграл у Олеши все его деньги.
Утром Маяковский позвонил Олеше и пригласил к двенадцати часам в редакцию "Комсомольской правды". Когда Олеша пришел, Маяковский вывел его в коридор и протянул деньги: "Вот что, Олеша, получайте полностью ваш проигрыш". Олеша отступил на шаг: "Что вы, Владимир Владимирович! Кто же берет обратно свой проигрыш?" "Не смейте спорить! - сказал Маяковский - Мы с вами, слава богу, не гусары. Сейчас же идите на телеграф и отправьте деньги жене".
"Что же это вы хулиганничаете?"
КАК-ТО, гуляючи по улице Горького, Катаев и Олеша познакомились с двумя барышнями и пригласили их в ресторан "Арагви".
Там обоих писателей прекрасно знали, приняли с почетом и предоставили отдельный кабинет. Они заказали шампанского и ананасов. Катаев вылил две бутылки шипучего в хрустальную вазу и стал резать туда ананасы.
Одна из барышень сделала ему замечание: "Что же это вы хулиганничаете? Зачем кабачки в вино крошите?"
"Откуда вы?"
БУДУЧИ в Одессе, Олеша лежал на подоконнике своего номера в гостинице. По улице шел старый торговец газетами.
- Эй, газеты! - закричал Юрий Карлович со второго этажа.
Торговец поднял голову и спросил:
- Это откуда вы высовываетесь?
- Старик! - сказал Олеша. - Я высовываюсь из вечности.
Из дневников Юрия Олеши
ГОД моего рождения совпал с последним годом девятнадцатого столетия. Человек тщеславный, я усматриваю в этом обстоятельстве некоторую знаменательность. Гейне, родившийся в 1801 году, называл себя первым человеком девятнадцатого века. Родившись на другом конце века, я могу назвать себя его последним человеком.
Я БЫЛ совершенно спокоен за свое будущее. Поэтому я никогда не завидовал. Если и существовал круг людей, куда порой трудно было мне проникнуть, то зато между вещами, замкнутыми этим кругом, и мною существовало содружество, и в нем главенствовал я. Чужая ограда не пугала меня и не угнетала моих чувств. Напротив, поставив на нее локти и глядя в чужой сад, я как бы взвешивал то, чем обладали другие, сравнивая его с тем, чем буду обладать я. Ни статуи чужих садов, ни цветники, ни дорожки, сверкающие суриком гравия, не раздражали моего самолюбия...
ВОТ теперь, через многие годы, постаревший и набрякший, писатель, - заглядываю я с Садовой улицы в гимназический двор. Какие сны клубятся там, где в углу сгруппировались акации, под которыми сидела бабушка, пока я держал экзамен в приготовительный класс. Неповторяемая, чистая жизнь мальчика, воспоминания о которой говорят мне, что детство есть гордость, за одну каплю которой я отдал бы все завоевания зрелости.
ТЕПЕРЬ я думаю о том, что вот уже нахожусь я в том возрасте, когда все герои классиков оказываются моложе меня. Я стал старше всех героев литературы, я, маленький, нуждавшийся в усиленном питании, похожий на маму... Я перерос героев великой литературы. Стоит ли мне читать после этого? Могу ли я учиться у более молодых, могу ли подражать героям, которые моложе меня? Читать было интересно постольку, поскольку книги каким-то боковым образом говорили мне о будущем. Это было в ранней юности. Тогда я читал вперед. Теперь я читаю назад. Тогда, читая, я находился в будущем времени - и это было легко. Теперь, читая, я сползаю в прошлое - и это мучительно, трудно...
ЕСЛИ в день похорон матери Маяковского, когда прошло около двадцати пяти лет, как я играл с Маяковским в карты, пил с ним вино, разговаривал о жизни и о литературе, то есть уже само собой, был в славе и пользовался хорошим отношением такого выдающегося человека, как Маяковский, если, повторяю, я, в день смерти его матери не могу пойти на панихиду из боязни обратить на себя внимание именно по поводу оборванной на мне одежды, то значит, уже в самом моем характере заложена эта оборванная одежда, это нищенство, другими словами, я сумасшедший.
ВЕРОЯТНО, я не вынесу старости. Будет день, когда я, как Гоголь, приду домой и лягу с тем, чтобы дождаться вот так, одетым, здоровым, смерти...
ПОДУМАТЬ только, среди какого мира живешь, и кто ты сам! А я ведь думал, что самое важное, это не ставить локти на стол!
"НЕТ ничего - ни дружбы, ни любви... Есть только возможность поднять с земли в тени огромного дерева зеленый шар, который я увидел впервые в жизни. Кто ты, зеленый шар?"
Этими строчками заканчиваются дневниковые записи Олеши.
Грустная история