Продолжение.
Начало в «АиФ. Без границ» № 9, 10
«Первую экскурсию по деревне проводил сам вождь — жизнерадостный мужчина лет 45 по имени Теобальдо. Для индейца он довольно высок — около 1 м 65 см. Низкорослые и коренастые индейцы шипибо-конибо вообще мало похожи на тех, кого мы видели в вестернах и фильмах с Гойко Митичем: у них иные, менее впечатляющие черты лица, и североамериканские коренные жители в этом смысле смотрятся гораздо более мужественно…»
— Из Лимы, столицы Перу, проще всего добраться в джунгли бассейна Амазонки с помощью местных авиалиний. Из иллюминатора небольшого самолётика мы любуемся Андами, а затем сельвой. И через час приземляемся на аэродроме в пыльном и жарком городке Пукальпа («красная земля» на языке кечуа). Пукальпа — административный центр региона Укаяли, расположенный на живописном берегу одноимённой реки. Как свидетельствует история, город появился на карте Перу в середине XIX в. благодаря францисканцам, которые переселили туда несколько семей племени шипибо-конибо. К этим индейцам, живущим где-то выше по реке, в сердце джунглей, мы и направляемся.
По Укаяли нас везёт скоростной катер, на котором всё очень серьёзно: опытный капитан, ответственная команда и даже охранник с огнестрельным оружием. Оказывается, здесь до сих пор процветает пиратство. И это одна из причин, по которой нам не рекомендовали брать частный катер. Слух о четырёх белых людях, которые заплатили огромные по местным меркам деньги за индивидуальное плавание, разнесётся мгновенно, и нет никакой гарантии, что мы приедем туда, куда хотим, без потерь, и приедем вообще, потому что белый человек, а особенно женщина, — дорогой товар, даже на современной Амазонке…
На «скутере» вождя
До деревни шипибо-конибо мы добрались за рекордные 7 часов. И это удивительно быстро. Индейцы, кстати, таким катером пользуются редко, поскольку билет в одну сторону стоит для аборигенов больших денег. Поэтому, если необходимо, они перемещаются на тихоходном пароходике, который идёт сутки, но цена проезда там в 10 раз меньше. А иногда даже путешествуют на лесовозе, который тянет за собой брёвна.
Пейзаж за бортом классически экзотический: жёлтые воды Укаяли, множество птиц (именно в Перу обитает 30% всех известных видов птиц на Земле), кайманы, анаконды и девственные обрывистые берега, которые постоянно подмываются мощной рекой. Обычная картина: плывёшь, и вдруг бах — в мутную воду обрушивается кусок берега, и с ним три пальмы…
В какой-то момент наши кормчие решили срезать путь, свернув в один из боковых рукавов Укаяли, но оказалось, что паводок загромоздил всё русло рухнувшими стволами. Пришлось даже охраннику оставить своё оружие на палубе, толкать катер вручную и пилить деревья, перегородившие реку.
Наконец катер причаливает к пристани. Хотя, строго говоря, никакой пристани нет и в помине. Не видно ни мостков, ни лесенки. От реки надо подняться по раскисшему от дождей глинистому склону, и всё. Ноги в резиновых сапогах уходят в грязь чуть ли не до колена. Единственная примета цивилизации — пять фонарей у причала, которые, как выясняется, когда-то были установлены тут на деньги правительства…
Деревянные дома на сваях, крыши из пальмовых листьев, полуголые детишки, которые носятся по грязи — вот, собственно, и вся деревня. Стёкол в окнах нет, дверей тоже, да они и не нужны. Полуразрушенный навес с подобием кафедры… Когда-то тут побывали миссионеры, но, похоже, эта миссия оказалась невыполнимой. Горячая вода отсутствует, электричество — тоже, за редким исключением. Есть лишь слабенький генератор, который стоит на краю деревни и включается на час в сутки. Вокруг — непроходимые джунгли…
Вождь Теобальдо лично встретил нас на берегу и нёс наши чемоданы до самого «гостевого дома». Он был очень любезен с гостями, но при этом вёл себя, как и подобает вождю, время от времени подчёркивая, что является полновластным хозяином на своей территории.
Он галантно сказал, что всегда к нашим услугам, и в самом деле ни в чём не отказывал. Однажды я попросила его показать местную лавку, где можно купить продукты. Широко улыбнувшись во весь беззубый рот (большинство индейцев из-за отсутствия помощи стоматолога рано остаются без зубов), вождь усадил меня на заднее сиденье своего мотороллера, с ветерком прокатил по деревне и лихо тормознул у крыльца лавчонки, где, впрочем, не оказалось ничего, кроме чипсов, какой-то мелочовки и бутилированной воды по бешеной цене.
Пираньи на обед
Для жизни нам определяют комнатки в «гостевом доме». По сути, это просто барак с клетушками, вход в каждую из которых занавешивают тканью из уважения к гостям, кладут на пол два матраса и вешают антимоскитную сетку, в которой ты спишь, как в коконе. Нет даже стола. Мне удалось выпросить себе стол из соседнего дома, а у наших мужчин и того не было — только матрасы, на которых они и раскладывали свой скарб. Душа в деревне тоже нет: вместо него набираются большие кадки с водой, и устраивается импровизированная купальня. Поскольку в сельве всё время жарко и влажно, то непривычному к такому климату человеку приходится постоянно обливаться водой, поэтому её расходуется огромное количество. Индейцы удивлялись — как мы быстро изводим воду!
«Гостевой дом» расположен около единственного зелёного поля в центре деревни. Это место проведения празднеств и футбольное поле — местная ребятня с большим азартом гоняет мяч в любую погоду. Поле считается элитной территорией, и только самые уважаемые индейцы, такие как вождь или шаман, имеют возможность смотреть на него из окон своих домов. Остальные живут на пыльных улицах в таких же пыльных домишках на сваях…
Первое впечатление: откуда-то тянет дымком, мы идём туда и видим четыре мощных камня, составляющих очаг, а на них на решётке подрумяниваются круглые золотистые рыбины. «Ой, — говорю, — какие красивые! Похоже на камбалу…» Мне отвечают: «Это пираньи… на обед». Кстати, хотя река была рядом, купаться в ней не слишком хотелось. Вода мутная из-за глинистого дна, а кроме пираний, что, как выяснилось, ещё не самое плохое, там водится маленькая рыбка, которая умеет незаметно забираться в совершенно укромные уголки человеческого тела, расправляет там крохотные шипики, и извлечь её можно только хирургическим путём.
Поэтому желательно надевать плотные плавки, а потом ещё и шорты. Но наши мужчины купались и без таких предосторожностей, а индейцы вообще не надевают плавок — в чём ходят, в том и ныряют…
Цивилизация, однако, наступает и на шипибо-конибо: в деревне есть место, где установлено что-то вроде магнитофона. И в редкие часы, когда генератор даёт свет, можно потанцевать под музыку аж 1980-х гг., вплоть до испанских песен и итальянской эстрады типа «Ricchi e Poveri». Есть и специальный индеец, который за эту музыку отвечает головой…
За обедом маленькие летучие мыши размером с пол-ладони садились рядом с нами на стол и безмятежно спали, пока мы трапезничали. Вечером в наши каморки слеталось огромное количество насекомых, из-за которых моя белая москитная сетка становилась чёрной: вся эта крылатая живность облепляла её со всех сторон, и у меня не хватило пороху даже забраться внутрь. В итоге я спала на большой террасе — малоке, которая тоже была затянута сеткой со всех сторон, но продувалась ветром. А однажды в темноте мне показалось, что какая-то звезда с неба летит прямо мне в лоб. Оказалось, что это светлячок размером с кулак, сиявший, будто комок огня…
Деревня, в которой мы жили, считается большой, её население около 1,5 тыс. человек. В основном, поселения шипибо-конибо не насчитывают и 500 жителей. Некоторая часть индейцев находит в себе мужество переселиться в цивилизацию. Но в «нашей» деревне жители оказались более пассивными. Однажды мы разговорились с одной из женщин поселения, 26-летней Делси: очень милая барышня, трое деток, старшей дочке 11 лет, и ленивый полуторагодовалый карапуз, которого Делси всё время носила на руках. Она рассказала, что родилась в этой деревне, сирота, её воспитывала бабушка. Я спросила: «Что ж ты осталась здесь, если тебя ничто не держит?» Она удивилась: «А что же мне делать?» «Ну как — что? Села на пароход — и ты в Пукальпе. Какой-никакой, а всё-таки город, там можно получить образование и работать…» Делси посмотрела на меня так, будто я предложила ей отправиться пешком на Северный полюс. Ей было страшно покинуть родную деревню… У неё есть муж из этих же мест, который работает на плантациях папайи и тоже не хочет никуда уезжать, она хлопочет о детях, готовит нехитрый обед, в этом вся её жизнь…
Шипибо-конибо — народ не всегда ленивый. Хотя в целом складывается впечатление, что индейцы безразличны ко многому. Например, импровизированная купальня у них ограждена от взоров какими-то тряпками и мешковиной — и снаружи всё равно всё видно. Через день тебе становится всё равно, видят тебя индейцы или нет, но сам факт: неужели нельзя сделать стенки из досочек? Или же прошёл дождь, глинистая почва раскисла, и все так и бредут по грязи. Почему не соорудить мостки, набросать тех же досок? Туалет — самый что ни на есть примитивный. Почему не сделать покомфортнее? Но таких мыслей у детей природы даже не появляется, их всё устраивает. Дождь пошёл — хорошо, не пошёл — тоже прекрасно…
Поэтому Делси, для которой поехать в Пукальпу и стать хотя бы официанткой в ресторане — это неразрешимая проблема, не выделяется на общем фоне. Но при этом есть люди, которые находят в себе силы уехать в город и выучиться какой-нибудь востребованной специальности: например, местный фельдшер из той же деревни — он окончил медицинское училище в Лиме и вернулся обратно.
Продолжение рассказа о путешествии по Амазонке — в одном из следующих номеров «АиФ».
«АиФ» без границ № 18 2016 г.