Поколение, которому посчастливилось видеть игру Стрельцова, — оно уже в почтенном возрасте, но, слава Богу, в здравом уме и твердой памяти. Эти уважаемые люди — все как один и без тени сомнения — утверждают, будто 21 июля 1937 года земля родила футболиста, равного которому по таланту нет, не было и не будет никогда. Как минимум в родном Отечестве...
До 16 и младше
Если бы Стрельцов появился на свет не в 1937-м, а где-то в наше время, скауты, то бишь работники селекционных служб столичных клубов, захомутали бы его еще в дошкольном возрасте. Футбольные способности Стрельцова были с юных лет настолько очевидны, что не разглядеть их было просто невозможно.
Но в послевоенное время стране было не до спортивной селекции, поэтому до 16 лет всю свою ярко выраженную футбольную гениальность Стрельцов проявлял в дворовых баталиях, а потом, чуть позже, — в составе заводской команды «Фрезер».
На «Фрезере» в родном Перово, которое в то время считалось ближним Подмосковьем, он после окончания 7-летки работал слесарем-лекальщиком. А в свободное от смен время рвал в клочья сетки неприятельских ворот.
— В детской команде «Фрезера» он был самым маленьким по росту, но играл центрального нападающего почти в той же манере, что и потом за мастеров, -вспоминает близкий друг Стрельцова Александр Нилин, в соавторстве с которым была написана ставшая бестселлером книга «Вижу поле». — За одно лето 1949 года он вырос сразу на 13 сантиметров и совсем мальчишкой стал выступать за мужскую команду завода. Когда после игры взрослые футболисты собирались в кафе, Эдика кормили, совали в кулак три рубля на мороженое — и поскорее отсылали: «Иди, гуляй, нечего тебе взрослые разговоры слушать». И он уходил от них безо всяких обид и сожаления — вне футбольного поля у него ничего с ними общего не было...
От 16 и старше
Так вот, к вопросу о скаутах. За три года заводской игры «по взрослым» Стрельцов, минуя все и всяческие промежуточные этапы, взял да и дорос сразу до команды мастеров. Как и положено гению. Вышло так, что в один прекрасный день кому-то из представителей «Торпедо» — тоже ведь заводская команда — повезло присутствовать на матче «Фрезера», а Эдик, как обычно, исполнял в нем главную роль.
Уже буквально на следующий день 16-летний Стрельцов стал игроком «Торпедо», а в 17 дебютировал в сборной СССР. Зимой 1955-го сборная поехала в турне по Индии, и компанию в этой поездке таким признанным мастерам, как Лев Яшин и Анатолий Башашкин, Юрий Войнов и Игорь Нетто, Никита Симонян и Сергей Сальников составил вчерашний слесарь Стрельцов.
5 февраля он впервые вышел в стартовом составе против сборной Дели и недолго думая оформил хет-трик. 9-го повторил номер, трижды наказав сборную индийских штатов. 12-го положил еще троечку сборной штата Мадрас. 16-го забил 5 штук все той же сборной штатов...
В общем, в дебютной поездке за сборную (а она была долгой — более 40 дней, в течение которых команда провела 17 матчей) Стрельцов отличился 15 раз. Если кому-то покажется, что все это несерьезно — ну какой футбол в Индии? — то можно продолжить статистику летним матчем со сборной Швеции, которая через три года стала финалистом чемпионата мира. Шведам Эдуард отгрузил три мяча. Французам в октябре того же года — один.
Всего же в 5 официальных матчах 1955-го, которые регистрировала ФИФА, 17-летний дебютант Стрельцов отличился 7 раз и стал лучшим бомбардиром команды. Сомнений в том, что в сборную, которая готовилась к Олимпийским играм в Мельбурне, Стрельцов обязательно попадает, а ее шансы на победу резко возрастают, не было уже ни у кого.
Дедовщина наоборот
Олимпиаду-1956 сборная СССР действительно выиграла, причем Стрельцов по ходу турнира забил два важнейших мяча — победный немцам в стартовом матче и болгарам в полуфинале, сравняв счет в овертайме. В основной состав финального матча против югославов главный тренер сборной Гавриил Качалин юного гения, правда, не включил. А замены тогда правилами не разрешались...
Понятно, что в сезоне 1957 года представить «Торпедо» и сборную СССР без Стрельцова было уже невозможно.
— Эдуард сразу же нашел полное понимание с другим молодым талантом, Валентином Ивановым — и в команде, можно сказать, установилась дедовщина наоборот, тренеры «Торпедо» считались теперь в первую очередь с двумя молодыми лидерами, — продолжает Нилин. — Стрельцов с Ивановым поднимали команду на новый уровень. «Торпедо» всегда считали командой со своим стилем, не робевшей перед клубами-чемпионами. Но, побеждая «Спартак» или «Динамо» в отдельных матчах, команда московского автозавода сама на первенство не претендовала. С приходом игрока стрельцовского масштаба ситуация коренным образом поменялась — при 20-летнем Эдуарде в амплуа центра нападения сезон 1957-го «Торпедо» закончило на втором месте...
Хромая судьба
В 1958 году сборная СССР впервые пробилась в финальную стадию чемпионата мира, а за две недели до отъезда в Швецию Эдуард Стрельцов стал участником странной, мутной, гнусной истории, которая в итоге перемолола его судьбу.
История известная, пересказывать ее в деталях нет никакого резона. По факту вышло так, что три игрока сборной СССР — Стрельцов, Борис Татушин и Михаил Огоньков — отдыхали на подмосковной даче в компании двух знакомых девушек. Отдых закончился тем, что подруги написали заявление об изнасиловании.
Вечером следующего дня на базу в Тарасовке, где тренировалась сборная СССР, явился усиленный милицейский наряд — и три ведущих футболиста национальной команды оказались в Бутырской тюрьме. Татушина вскоре отпустили (он, как выяснилось, на даче не ночевал, уехал раньше), заявление на Огонькова позже было отозвано, а Эдуард попал под раздачу по полной программе.
В «деле Стрельцова» было множество противоречий и недосказанностей, обвинения, по сути, не подтвердились, но в дело вмешалась политика: слухи о «безобразном поведении футболиста Стрельцова» дошли до первого лица государства, а Никите Сергеевиче Хрущеву немного было нужно, чтобы сорваться с тормозов. Приказ «наказать максимально строго» суду пришлось исполнять. Приговор — 12 лет лишения — позже был сокращен до 7, но эти свои 7 Стрельцов отбарабанил от звонка до звонка.
Сборная поехала на чемпионат мира без своего молодого лидера, и в Швеции-1958 вспыхнула другая звезда — звезда 17-летнего бразильца Пеле...
Возвращение
— Нет больше в мире футболиста, прожившего за свою спортивную карьеру две жизни, как случилось это с Эдуардом Стрельцовым, — считает Нилин. — Каждый пропущенный в большом спорте сезон — а то и просто месяц-другой — ставит под сомнение дальнейшую карьеру атлета. Стрельцов пропустил шесть с половиной сезонов — и все равно вышел на свой уровень...
Вернулся из заключения Стрельцов в 1963-м, а выступать за команду мастеров ему разрешили только через два года, когда и у самых горячих поклонников Эдуарда стало закрадываться подозрение: сможет ли он выступить на былом своем уровне... Не все, кстати, в должной мере оценили вернувшегося Стрельцова. Но я не одинок в убеждении, что футбольная гениальность Эдика как раз и проявилась в его второй жизни игрока.
За время отсутствия Стрельцова прошли два чемпионата мира — третий при нем, но уже вернувшего форму Эдика в Лондон не пустили: человек, отбывший срок заключения, не должен был выезжать за границу. Впрочем, Стрельцова вскоре после чемпионата все же сделали выездным. Каждый мировой чемпионат вносил в футбол нечто новое — сменились три тактические схемы. А Эдуард, не смотревший столько лет даже матчей внутреннего календаря, словно и не заметил никаких изменений — играл по-прежнему в сочиняемую им сиюминутно игру.
Стрельцов успел стать чемпионом СССР и обладателем Кубка, лучшим в стране игроком, он сыграл и с десяток с лишним раз за сборную, но в международных турнирах, которые бы увидел весь мир, Эдуард так и не выступил.
Общительный и безудержно компанейский парень, он не признавал дистанций между людьми и принятой в любом сообществе субординации. На поле он не знал себе равных в раскованности — в той внутренней свободе, которой всю жизнь интуитивно руководствовался. С такой же свободой Эдик пытался прожить и обыденную жизнь, надеялся и здесь на такое же, как на поле и на трибунах, всепрощение за промахи, которые искупал мигом вдохновения. И, конечно же, со своей свободой он обречен был на неприятности и несчастья. Он извинял себе пренебрежение спортивным режимом — ради все той же свободы...
Мой футбол
— Я часто заставал защитников врасплох, — рассказывал сам Стрельцов. — Значит, бывала польза от того, что я на поле чудил? А все равно потом твердили: лень, поза... Возможно... Но из такой вот лени или позы я нередко выскакивал, как из засады. Не все знали — а зачем признаваться в этом, пока играл? У меня плоскостопие. После тяжелой игры шаг лишний сделать больно. И кроссы бегать в предсезонный период я избегал. Хорошо отыграть матч мог только в найденном для себя режиме — и не готовый вроде бы лучшим образом играл часто лучше, чем перетренированный.
В игре я искал момент — то есть находил такие ситуации, в которых мое непременное участие только и могло привести к голу. А за мячом, с которым не видел возможности что-либо конкретное сделать, я и не бежал, как бы трибуны ни сердились. Но за тем мячом, с которым знал, что сделаю для необходимого в игре поворота, для внезапного хода, я уж бежал своих бедных ног не жалея, и к такому мячу редко опаздывал — все, что казалось мне возможным сделать на поле, старался сделать на совесть.
Мои партнеры меньше на меня обижались, чем сидевшие на трибунах специалисты и зрители. Правда, и партнеры не всегда меня понимали. Но я на них в обиде не бывал. Иногда только сердился. Но про себя. Ругать партнеров — ни во время игры, ни потом — никогда не мог себе позволить..
Очень доверчивый. Слишком...
Мастер спорта международного класса Михаил Гершкович играл в одной команде со Стрельцовым 4 сезона, с 1967-го по 1971-й. Сейчас Михаил Данилович возглавляет «Объединение отечественных тренеров».
— Я-то с Эдиком был знаком с самого своего детства: старшие братья водили меня, пацана, на футбол, и в памяти осталось много ярких стрельцовских матчей, — рассказывает Гершкович. — А вот он познакомился со мной в 1967 году, на предсезонных сборах. Я тогда с большими проблемами перешел в «Торпедо» из «Локомотива» и почти до конца первого круга не играл — находился под санкциями.
Наконец разрешили. На носу кубковая игра. «Готовься, — говорит главный, Николай Петрович Морозов. — Не факт, что сыграешь, но готовься». В итоге все-таки меня в состав включили, и мы вышли с Эдиком в центре нападения. Расстановка тогда была 4-2-4 — два крайних нападающих и мы в середине. Выиграли, выглядели неплохо, но полное взаимопонимание пришло, конечно, только со временем.
В определенном смысле к футболу Стрельцова тяжело было приспособиться. Почему? Да потому что он думал на два шага вперед и действовал так же. Вот дают ему на ход, мяч идет куда-то к углу штрафной, моя задача — искать свободную зону. Хорошо, это понятно, но какой смысл открываться, когда партнер еще только движется к мячу? Пока он возьмет его под контроль, пока оценит ситуацию, пока исполнит технический прием... Но это не про Эдика. Он решал эпизоды совсем на другом уровне, и для того, чтобы это понять, требовалась определенная перестройка. Кстати сказать, после того, как он закончил, мне опять пришлось перестраиваться, только теперь в обратном порядке. В такой футбол, как он, не играл больше никто.
Конечно, «Торпедо» со Стрельцовым — это лучшие мои годы в футболе. Эдик уникальный был человек. Футбольный гений. Все умел. Какая техника, какой удар! До слез вратарей доводил, когда на тренировках бить начинал. Какие передачи, какой рывок, какое зрение!
А за пределами поля — очень простой. Точнее сказать, очень доверчивый. Слишком. Искренний, безотказный, стеснительный. Чистый какой-то, очень естественный во всем, совершенно без второго дна. Кто-то когда-то сказал про него, 30-летнего, — «как ребенок». Вот точно — взрослый ребенок. Чтобы «звездочка» проявилась — такого и близко не было. Когда о нем речь заходила, только рукой махал — да идите вы! Не любил, когда в его присутствии о нем что-то такое высокопарное говорили. Он дружил с писателем Александром Нилиным, очень много ему внимания уделял, они потом книжку очень хорошую написали. Вот книжкой — да, Эдик очень гордился.
Сильно ли он сокрушался по поводу того, что лучшие годы карьеры прошли в местах лишения свободы? Да нет, он на эту тему вообще говорить не любил. Такой, знаете, фаталист по жизни — что есть, то мое. Никогда не слышал, чтобы он сожалел о потерянных годах. Единственный раз, помню, сказал в каком-то разговоре: «Я ни в чем не виноват, совесть чистая у меня». Да и вообще оценок себе Эдик никогда не давал. И на чужие не реагировал. Хотя в то время, когда мы играли вместе, плохо о нем не писали и не говорили. Рука ни у кого не поднималась — играл он просто великолепно! Такая любовь была к нему, словами не передать. Сравнить можно только с Гагариным и Высоцким, наверное.
Если бы Эдик поехал на чемпионат мира 1958 года, он бы там показал высший класс. У него такой был взлет в тот период! Две суперзвезды зажглись бы одновременно, Пеле и Эдик. И неизвестно еще, чья сияла бы ярче.
Он и в обычный-то день на поле был всех выше на две головы, а порой еще и какой-то внутренний импульс ловил. Тогда вообще держись, ничего с ним не сделать! Таких игр много было, когда он на этом своем импульсе показывал просто сверхчеловеческий футбол. Какая-то неведомая сила из него перла, он был реально неукротим. Никогда и ни у кого я такого больше не видел.
Чего ему не хватило, чтобы реализоваться после карьеры? Вопрос очень философский, трудный. Да и не по адресу, наверное... Он очень хотел стать тренером, вот это я знаю точно. Когда его назначили помощником Иванова в «Торпедо», он просто светился от радости. Это продолжалось недолго, к сожалению, и сейчас я не хочу вдаваться в подробности, а тем более кого-то винить. Эдику, наверное, не хватило тогда дружеской поддержки. Не оказалось рядом человека, который мог найти правильные слова, подсказать, направить. В общем, не сложилось.
Ну а потом болезнь на него напала, рак легких. Задолго до кончины было уже понятно, что рак его пожирает. На похоронах Льва Ивановича Яшина, в марте 1990-го, он был еще на ногах. Приехал на кладбище, в почетном карауле постоял, но уже видно было, что безвозвратно угасает.
Мы Эдика навещали до последнего дня. 21 июля 1990-го у него был день рождения, 53 года. Приехали, помню, со Славой Соловьевым в больницу. Меня он узнал. Рая, жена его, говорит: «Эдик, Миша приехал». Он так головой качнул — понял, дескать. А ночью ушел.
У меня в рабочем кабинете Эдика портрет на стенке висит. Смотрю на него каждый день. Вспоминаю...