«АиФ»: - Отец Андрей, девицы из «Пусси райт», квартира Патриарха, его же часы… Почти ежедневно СМИ вываливают какой-то «компромат» на представителей церкви. С чем вы связываете нынешнюю такую вот странную ситуацию?
А.К.: - Я думаю, что есть четыре мотива.
Первый – вечный. Любой, кто призывает обывателя подтянуться, сделать усилие и посмотреть вверх, стать немножко лучше, вызывает раздражение и горячее желание опустить его до своего уровня, а желательно, и вообще под плинтус. Неважно, кто это – ученый, политик, писатель, художник, священник. Просто люди не любят, когда к ним обращают нравственные императивы, которым они заведомо не соответствует.
Второй мотив – это набирающий силу в последние десятилетия агрессивный либерализм или идеология политкорректности. Речь идет об элитарной группе в западном обществе, которая относится весьма неприязненно к традиционной христианской культуре во всех ее проявлениях – и к искусству, и к школьной системе, и к традиционной модели семьи и, естественно, к церковной жизни. Эта группа действует под знаменем свободы. Но история ХХ века показывает, что самые страшные теракты и тоталитарные общества овеивались стягами, возвещающими свободу и равенство. И вот во имя этой свободы, оказывается, надо затыкать рты. Например, несколько лет назад в Швеции один лютеранский пастор, представляющий государственную (!) церковь страны, за свои личные деньги поместил в частной газете частное объявление. Текст объявления состоял из одной цитаты из Нового Завета - «Не обманывайтесь: мужеложники царства Божия ни наследуют». И за это он получил реальный тюремный срок!
Тем, кто заинтересуется этой темой, я посоветую найти статью Татьяны Толстой «Политическая корректность».
Третья причина - у множества людей накопился негативный опыт контакта с нашей церковью. Почему люди стали ненавидеть церковь, в одной руке которой символ беззащитности - распятие, а в другой - добрейшая Книга на земле? Это вопрос к нам, а не к ним. И от него нельзя заслониться, предположив, что нас ненавидят как раз за Евангелие и крест. Нет, тут реакция на нашу (в том числе мою) непохожесть на нашу же Книгу.
И четвертое – это собственно сиюминутные наши ошибки, весенние ошибки церковных деятелей и церковных спикеров.
Вот всё это вместе, сложившись, породило некий степной пожар. Я не вижу, чтобы на тактическом уровне существовал некий центр, координирующий публикации. Здесь одна сухая травинка зажигается от другой, сама по себе. Вопрос только в том, почему эти травинки и в таком массовом количестве пересохли.
Я, например, считаю крайне неудачной формой подачи информации беседу Владимира Соловьева с патриархом, где затрагивалась тема квартиры, часов... Публикация пересказа этой беседы позволила каждому букинисту и каждому прорабу оспаривать Патриарха на уровне своей профессиональной компетентности. А это тоже - профанация…
«АиФ»: - Вы предложили временно отлучить Киркорова от Церкви. А чем именно он вас задел? Вся звездная тусовка использует веру для пиара. А Церковь на это смотрит крайне снисходительно, на мой взгляд…
А.К.: - Киркоров меня не задел, даже когда он назвал меня комиком. Он прав. Со всем присущим мне смирением скажу, что с чувством юмора у меня все хорошо. Наше с Киркоровым расхождение – по главному вопросу этики: может ли человек быть средством? Оправдывает ли благая цель сомнительные средства? Суррогатная мать – это средство, используемое для чужого счастья. Ее боль (которая будет лишь нарастать с годами) в расчет Киркоровым не берется. Тебе заплачено – так и исчезни из моей жизни... Этично ли, что ребенок выступает в качестве покупаемого товара? Нормально ли, что за деньги разрывается самая святая связь между людьми – связь мамы и малыша?… Обсуждать такие вопросы - это разве комично?
А что касается снисходительности… Церковь на самом деле снисходительна ко всем. Просто когда церковь снисходительна к вам или ко мне, к обычным людям с обычными грехами - об этом вся страна не знает. Но если человек шоу-бизнеса всю свою жизнь делает публичной – такими же становятся и его отношения с Церковью.
«АиФ»: - Мораль в современной России перевернутая, самую большую зависть вызывает награбленное богатство олигархов, умение выкручиваться у властьимущих, подобострастничать среди обслуживающего персонала - гувернанток и водителей. Может, места для Церкви и веры среди такого общества уже и не осталось? А если есть, то почему Церковь с этим ничего не делает?
А.К.: - Не стоит рассматривать церковь как банального воспитателя. Слово церкви может сработать только в человеке, который всерьез ей доверяет. Для человека, который на самом деле в Христа не верит и никогда в церковных таинствах не участвовал, мои советы будут всего лишь немножко смешными и наивными банальностями. Мол, вы, святые отцы живете в ваших скитах и нашей реальной жизни не знаете, но вам по должности положено изрекать всякие благоглупости, а потому мы на вас, чудиков, не в обиде. Оттого так безнадежны церковные обличения коррупции или алкоголизма, если они обращены к по сути неверующему обществу. Церковь может менять жизнь лишь в такой последовательности: сначала – религиозное обращение, и лишь потом нравственные перемены в уверовавшем человеке.
«АиФ»: - Вы на сегодня самый известный православный миссионер. Раньше под этим понимался человек, который несет слово Божие племени Тумба Юмба, которое даже не подозревает о существовании Христа. Сейчас миссионерство – попытка нести веру людям, которые и так причисляют себя к верующим, а потому раз в год заходят в церковь. Кому сложнее?
А.К.: - Миссионерство - слово высокое, жертвенное, и рискованное. Поэтому я стараюсь без особой нужды к себе его не применять. Ну а плюсы и минусы есть везде. Апостолам было проще в том смысле, что они начинали с чистого листа. Христианство возвещаемое ими, для их слушателей было равно самим апостолам, их словам и их глазам. У всех апостолов были схожие и святые судьбы. А вот в последующих поколениях массовых христиан все стало сложнее. И потому на наших сегодняшних собеседников давит горькая память о катастрофах в жизни самих христиан. Вспомним IV век. К власти в Римской империи пришел Юлиан, прозванный Отступником потому, что попытался вернуть язычество в качестве государственной религии. Когда он возобновил гонения на христиан, святой Григорий Богослов написал ему: «Всякое бывало в истории - у власти бывали мы, христиане, бывали вы, язычники. Но когда мы были у власти, разве мы преследовали хоть кого-то за то, что этот человек верит не так, как мы?» Удивительные слова! И мне очень стыдно и горько, что я не имею права повторить эти слова Григория Богослова спустя полтора тысячелетия.
Сегодня хватает людей с травматическим опытом церкви. Они знакомы не с апостолами, а с реальной пестротой церковной жизни и церковной истории. Именно потому сегодня не обойтись без миссионерского покаяния. Высокий стиль, глаголющий лишь о всенепременной и всецелой святости и правоте Церкви, скорее отчуждает людей, чем приближает.
«АиФ»: - Вот уже более 20 лет Церковь имеет возможность открыто говорить о вере. Почему же число россиян, которые посещают храм регулярно не больше 4%? Нет привычки?
А.К.: - Чтобы сократить разрыв между числом номинально крещеных и реально церковных людей, патриарх Кирилл инициировал очень важное изменение в жизни церкви: предложил отказаться от крестин просто за деньги. Обязал священников проводить с крещаемыми или их родителями беседы, рассказывая людям про Евангелие... Если это правило будет исполняемо, то число сознательных прихожан значительно вырастет. А если при таком сознательном воцерковлении объяснять людям, что они обретают в Церкви и права и обязанности, то перемены могут быть очень серьезны. Тогда станет возможно личное членство в приходской общине (сейчас такого нет). Станет возможно возрождение церковной десятины. А в этом случае станут возможны: выборность духовенства приходом, контроль мирян над приходским бюджетом, и как итог - финансовая независимость Церкви от спонсоров и государства…
«АиФ»: - Как вы считаете, кто ценнее для общества, Церкви и Бога: человек, живущий по заповедям, но в Храм не ходящий и даже может не крещеный, или молитвенник, который ворует, врет и жирует?
А.К.: - Ответ на это очень простой. Если бы эти хорошие люди не только делали хорошие дела, а кроме этого ходили бы в церковь, они наверняка стали бы еще лучше. А тот мерзавец, который ходит в храм, но при этом делает гадости, без походов в храм стал бы еще хуже …
«АиФ»: - Многие не ходят в церковь, столкнувшись со слишком большой обрядовой строгостью священников, с непримиримостью… А где же милосердие христианское?
А.К.: - Почти столетнее преобладание женщин в храмах не могло не сказаться на убеждениях духовенства. Женский взгляд на мир, как ни странно, более требователен, чем мужской.. Как-то моя двухлетняя внучка Катя проводя мне экскурсию в ванной комнате, пояснила: «Это Катин шамупунь… А это – мамин! его трогать нельзя!» Мальчик никогда так не скажет. Только девочка может с восторгом рассказывать, что именно ей запретили. И первая же девочка на земле - Ева - идет именно этим путем. Бог сказал – «не вкушайте от плода древа познания». Но жена, пересказывая Божью заповедь змею, тут же с радостью ее ужесточает – «даже не прикасайтесь к самому древу». Мало кто из современных священников воспитан в семинарии и мужских монастырях. По большей части опыт церковной жизни они впитывали от наших замечательных женщин прямо на приходе. Кстати, и сами женщины часто тянутся к наиболее требовательному и строгому пастырю… Ну а поскольку это гендерные черты, то вряд ли они исчезнут. Значит, надо просто терпеть друг друга. Те, кто возмущаются нетерпимостью наших прихожан или пастырей, сами делают это как раз нетерпимо.
«АиФ»: - Язык богослужений никто не понимает. Так, может, поступиться церковнославянским каким бы он не был старинным, красивым?
А.К.: - Бог знает все языки, и у Него точно нет претензий к языку Есенина и Бунина. Русская церковь совершает свою молитву на десятках языков – от немецкого до японского. Конечно, может и на русском. Это вопрос не богословия, а эстетики, пастырства, культуры…
Будь моя воля, я бы в крупных городах выделил по одной церкви для службы на русском современном языке. Хочешь - иди сюда. Или ты даже сюда не хочешь? Вот тогда и станет ясно, что совсем не «непонятность языка» удерживает людей вдали от храма. Ссылка на непонятность не более чем отмазка для собственной лени и просто греха.
«АиФ»: - Ну так что же, на ваш взгляд, стоит делать сегодня Церкви?
А.К.: - Это тот случай, что надо решать проблему не словами, а поступками. Очень важно показать людям, что церковь может давать, а не только брать. Надо дать обществу знак, что мы – сообщество открытое и дарящее. Среди таких шагов – публикация церковных бюджетов: куда и какие приходят средства (в том числе спонсорские), и на что они тратятся. Думаю, что негативных мифов от этого станет меньше. Да, начну с себя: моя зарплата как диакона в храме - шесть тысяч рублей; как профессора в Академии – десять тысяч, как преподавателя в МГУ – три тысячи. Наша с Вами беседа – бесплатна.
Смотрите также:
- Владимир Легойда: «Церковь не сращивается с государством, а отстаивает свои права» →
- Владимир Легойда: кроме свободы человека, есть еще свобода действий Бога →
- Архимандрит Тихон (Шевкунов): «Церковь состоит из своего народа» →