Убийство семьи Аветисян, в котором признался российский солдат, служивший на военной базе в Гюмри, буквально потрясло всю Армению. Кто-то использовал эту трагедию в политических целях, однако большинство армян видит во всём произошедшем общечеловеческую драму, которая смогла даже объединить общество в совместной скорби. Люди даже объявили неофициальный «народный траур» — в память о семье Аветисян каждый мог звонить в колокольчик из своего дома, а пользователи социальных сетей установили в качестве аватарок чёрный фон. АиФ.ru собрал реакцию на произошедшее простых армян и известных деятелей республики.
Нора Мелконян, житель Еревана:
— Трагедия в Гюмри потрясла весь армянский народ. Мы много пережили в своей истории: геноцид, землетрясение, войну в Карабахе, но это бесчеловечное убийство мирно спящей семьи всколыхнула всех. Оно стало лакмусовой бумажкой для общества. Но теплилась надежда, которая потухла со смертью шестимесячного малыша, последнего из многочисленных членов жестоко расстрелянной семьи. Он боролся 7 дней и ушёл к маме с папой, к сестрёнке, бабушке с дедушкой. Надежда умерла. Все верили и надеялись, а он решил уйти, и Бог забрал его в лоно семьи, и теперь он своим ангельским ликом взирает на нас с неба.
Грант Мелик-Шахназарян, общественный деятель:
— Господь сделал его нашим общим ребёнком. А может, мы сами измучили его своим эгоизмом, нетерпимостью, злостью и ядом, которым мы брызжем друг на друга. Может, не было другого знака, чтобы привести нас в чувство? Неисповедимы пути Господни, и мы не имеем права не усвоить урок, который преподал нам мальчик Серёжа… Скорбят вместе с нами и те, кто с самого начала, затаив дыхание, ждал выздоровления Серёжи. Простые россияне. Те, кто сразу осудил содеянное Пермяковым зверство. Не оправдывал и не покрывал его, а в первый же день сказал в лицо: мол, нелюдь ты и животное…
Марина Григорян, заместитель главного редактора газеты «Голос Армении»:
— Когда оказалось, что на месте бойни нашли живого младенца, я подумала, что это настоящее чудо. Что автомат не случайно отказал именно в тот момент, когда был нацелен на кроху, убить которого, наверное, было легче всего. Я была почти уверена, что он выживет, что Господь не напрасно оставил теплиться только его жизнь. И не только для того, чтобы не прервалась ниточка рода. Подумалось, что на него возложена какая-то особая миссия, ради которой он обязан жить… Но он ушёл — к своей маме, своему папе и сестричке. Так хочется думать, что с ними ему будет лучше. Но я всё равно думаю, что у малыша, за которого молилось и переживало так много людей, действительно есть особая миссия. Возможно, это сигнал нам о том, что так дальше жить нельзя — сигнал такой силы, чтобы наконец опомнились, потому что иначе не понимали. Чтобы поняли всю грязь и недопустимость таких взаимоотношений и с самими собой, и с внешним миром, такого отношения к своей стране, своей земле, своему государству. Чтобы вдруг пришло осознание того, что наша Родина достойна совсем другого, а не того, до чего мы дошли. Потому что нельзя всё время катиться на дно — надо когда-нибудь начинать выбираться с него. Нам очень нужен катарсис, что ли… Очень нужно встряхнуться, встрепенуться, оглядеться и начать очищение — каждый должен начать с самого себя прежде всего. Может быть, эта смерть и эта трагедия заставят наконец сделать это. Не всех — это невозможно. Но многих. Пусть не публично, пусть внутри и потихоньку, но начать… И пусть огромная, непередаваемая боль и станет нашим катарсисом, нашим набатом, требующим перемен. Именно в этом, столь сложном и символичном для нас 2015-м году. Может быть, это форма самоуспокоения, но возможно, в таком случае смерть маленького не будет напрасной. Хотя больно — очень, очень, очень… Спи с миром, малыш, успевший прожить всего 6 с половиной месяцев, но сумевший всколыхнуть всю нацию. Мы действительно не забудем тебя. Потому что — уверена — у тебя действительно особая для моей Армении миссия. Ведь неслучайно и фамилия у тебя такая — АВЕТИСян («аветис» в переводе с армянского — «весть»).
Давид Карапетян, общественный активист:
— Сегодня день всенародной скорби. Объявления траура ждали многие со дня убийства семьи. Не дождались. В итоге в соцсетях назрела инициатива объявить день всенародного траура. Как и в день смерти семьи люди несут цветы, зажигают свечи дома, в церквях и на площади Свободы в Ереване. Каждый скорбит по-своему.
Карапет Минасян, житель Еревана:
— Может, со смертью этого ребёнка умерла и последняя надежда… последний лучик света в этой страшной истории, и, видимо, вот поэтому и такая бурная и эмоциональная реакция в обществе… Надежда была на то, что хотя бы этот мальчуган выкарабкается, выживет… Я вовсе не сторонник массовых душеразрываний, криков и воплей.
Мари Григорян, сотрудник медицинского центра:
— Ребят, наверное, сегодня уже можно сказать, вчера бы вы этого не поняли: я понимаю, что колокол церкви звонит по всем, но я не понимаю, когда все отливают колокол, чтобы звонить из своего дома. Я не понимаю статусы — «Нет слов», «Нечего говорить». Свечи на ФБ и метр чёрного, извините, я не понимаю. Люди, которые услышали звон по кому-то, молчат минуту, потому что мы все люди и всех трогает, и продолжают жить дальше. Ни от кого не требуют, чтобы кто-то помолчал с вами, остался, посидел. Наверное, так же не понимаю песен на ФБ умерших в этот день певцов. Цитат из книг только что ушедших писателей. Не звонят в колокол из домов, это дело церкви.
Диана Мнацаканян, PR-менеджер:
— А я не понимаю, каким ещё образом надо заставить власть имущих обратить внимание на то, что произошло. Что значит «слишком публично скорбят»? А что, у нас нет семей, нет детей, нет чувств, нет солидарности, нет требований, нет гражданской позиции, нет сердца, нет совести, нет желания узнать правду?! Если бы в стране должным образом отнеслись к этой трагедии и объявили траур, может, кому-то и не мозолили глаза чёрные квадраты «слишком публично скорбящих»! Когда этого не происходит, то это единственный способ сообщить, что нам не всё равно! И издеваться над тем, что мы не считаем людей просто какими-то мухами, которых прихлопнули мухобойкой и на этом заткнулись, издеваться над тем, что мы не хотим, чтоб эту историю замяли, не хотим, чтоб это с кем бы то ни было повторилось, и не хотим, чтоб рождающиеся для жизни дети этой жизни так и не увидели — вот над этим издеваться просто бесчеловечно.
«Боженька, спасибо тебе, что у меня в друзьях хорошие люди. Вроде ни словом не обмолвились о последних событиях, а поменяли аватарки — как в жилетку друг другу поплакали. И вроде легче стало от того, что не в одиночестве ревёшь, не шизанутая какая-то. Пришла сегодня на работу, брожу по сайтам в ауте каком-то, сама не знаю, чего ищу. А потом вижу, что на сайте Виваселла баннер чёрный, на нашем корпоративном, Оранжевском — баннер чёрный, газета «Айкакан Жаманак» с чёрными картинками вышла, браво.ам — с чёрным баннером, тётенька из новостей ревёт в эфире, и думаю: нееее, я не шизанутая, всем нам плохо, у всех что-то внутри оборвалось, сломалось. И все мы как одна сплошная жилетка друг для друга, поревели — и полегчало. Потом узнаю, что хор пел у Оперы, что некоторые представители церкви вышли в народ, и думаю, правильно, эту пустоту в душе хоть чем-то нужно врачевать. И вроде любовь к жизни и людям начинает возвращаться, вроде вера в то, что всё ещё может у нас с вами, как у народа, получиться, как выплывают твари, которые называют всё это показухой и шоу. Вот таких тварей я искренне, от всего сердца и без каких-либо угрызений совести посылаю на три буквы. Очень жаль осознавать, что такие твари живут и плодятся. Но, так как Бог завещал нам всех любить, буду очень сильно работать над тем, чтоб мне было стыдно и я исправилась. Может, поближе к смерти изменюсь. А пока хочу сказать спасибо всем, кто выревел всё вместе со мной. С аватарками и без, со словами и без, на Опере и повсюду. Ребят, я вас люблю!»