Вместо ордена арест
У папы была сложная судьба. Он очень любил Россию. Всю оккупацию носил морской китель. До революции он окончил Ревельское (нынешний Таллин) училище и был военным лекарем. Потом служил у Врангеля, вместе с его войсками попал в Крым и остался там. Выбросил документы, вступил в Красную армию. Потом уехал в Ленинград, в военно-медицинской академии переквалифицировался на зубного врача, его отправили на Сахалин. Вернулся в Крым, а там начались репрессии - сажали бывших белых офицеров. Один следователь посоветовал отцу уйти из армии, хотя ему оставалось всего 5 месяцев до 25 лет выслуги. Он написал рапорт, и больше его никто не трогал.
Посадили его в 44-м году, когда в Крым пришли наши. Маму, Евгению Георгиевну, посадили чуть раньше папы. Она работала в санатории «Аэрофлота» бухгалтером. Когда наши в 41-м г. отступали, её начальник дал приказ раздать сотрудникам провизию, простыни, одеяла. Когда понадобилось забрать нашу квартиру для одного прокурора - а мы жили в Симферополе в престижном доме, - её обвинили в разграблении имущества и по 58-й статье дали 5 лет. Потом к прокурору вызвали отца и предложили переехать в какую-то развалюху. Он отказался. Его приговорили к трём годам, хотя по 58-й меньше 10 лет не давали. Отца судили в каком-то дворе, я была на том суде, на терраске сидели три человека. Ко мне подошёл председатель этого суда и сказал: «Мы должны ему орден дать, а мы его судим».
Я очень плохо жила, когда родителей посадили. Потому что тогда же посадили деда с бабушкой. Дед был болгарин, мои предки по его линии жили в Крыму с 1793 г. Бабушка - русская, дворянка. Деда как болгарина отправили в лагеря, а бабушка за ним поехала сама (там дедушка и умер, ему было 84 года). Я пошла работать в госпиталь, полы мыла. Потом те самые люди, которых спас папа, помогли мне поступить в мединститут - как дочери репрессированного вход мне туда был заказан. Но за мной «присматривали» и другие люди. Одна следовательница, которая принимала участие в папином деле - видно, на душе у неё кошки скребли, - через 2,5 года пришла ко мне и сказала: «Я тебе записку дам, поезжай в Москву, есть очень знаменитый адвокат, Фальке, отдашь бумагу ему». Там было написано: «Помоги, пожалуйста, этой девочке, это самая большая ошибка моей жизни». Я приехала в столицу, отдала записку адвокату, и маму с папой освободили на 1,5 и 2 года раньше срока.
Оккупированная
Почему я в те годы вела дневник? Глупость ужасная! Моя подружка, в отличие от нашей семьи, эвакуировалась из Крыма перед приходом фашистов. И я решила, что без неё буду записывать всё, что здесь случилось, а когда она вернётся, покажу ей те записи. Когда после войны мы встретились с подругой, я принесла ей дневник, говорю: «Вот, посмотри, я для тебя писала». А она с таким презрением кинула мне: «Ты в оккупации была, мне с тобой не по дороге». Нас ведь как прокажённых сторонились, оккупированными презрительно называли свои же. Считали, что мы должны были все сразу застрелиться, а не жить, не работать при немцах. Хотя в оккупации побывали 80 млн человек!
По этой же причине я развелась со своим первым мужем. Он тогда работал у Королёва, работа засекреченная, требовались спецдопуски. Однажды мы с ним для этого попали на приём к Берии: я честно сказала, что мои родители сидели. Но тот только махнул рукой и сказал мужу: «Работай». А муж мне потом заявил, что этот факт моей биографии мешает его карьере. Я обиделась и ушла от него - молодая была, глупая. Карьера у него сложилась - стал учёным, был проректором Бауманки. А я вышла замуж, родила двоих сыновей. Они про историю семьи всё знают, хотя я до сих пор, когда обо всём этом говорю, думаю: «А можно ли?» Глубоко это во мне засело. Но 9 Мая для меня праздник. Родина есть родина, даже если были репрессии, лагеря. А когда Крым в прошлом году стал снова нашим, для меня это была большая радость!
В свободном доступе «Детскую книгу войны» можно прочитать в Интернете по адресу https://children1941-1945.aif.ru/