Наш собеседник - Валентин Трушнин, военкор телеканала РЕН ТВ, работавший в раскалённых Сирии и Украине.
Наталья Виноградова, «АиФ»: Валентин, в общей сложности вы провели на «украинской» войне 5 месяцев. Как чувствует себя журналист в бронежилете и каске, порой под обстрелом?
Валентин Трушнин: Разные мысли в голову лезут. Иногда снимаешь последствия обстрелов - куски тел повсюду, и невольно представляешь, как бы выглядел ты сам… Или сидишь в подвале и прикидываешь, на сколько хватит воздуха в помещении, если вдруг здание рухнет и завалит выход. Но бесстрашие заразно! В кругу друзей - военкоров или ополченцев - бояться как-то не принято... Это какое-то мальчишеское чувство, но очень сильное. Мне кажется, именно такая мужская фронтовая солидарность заставляла людей в Великую Отечественную подниматься в атаку.
- Но, вне сомнения, страшно вашим близким…
- Когда попадаю в «замес», никогда не рассказываю об этом родным, хотя у мамы, Татьяны Валентиновны, есть опыт - она два года ждала моего отца из Афганистана. Переживает, конечно, но без истерик. Жена Вера, когда беспокоится, виду не показывает, чтобы нервозность не передалась детям: старший сын Олег, ему скоро 11, у нас очень впечатлительный. К семье «прихожу» в скайпе, когда вечером отдыхаю после работы. Это их успокаивает.
- Но ведь есть определённый набор правил работы журналистов на войне…
- Да, есть общие правила, но в этой войне они просто не работают. В горячих точках военкор, к примеру, должен одеваться в яркую, подчёркнуто гражданскую одежду - и тогда по нему нельзя стрелять. Но в Новороссии всё поставлено с ног на голову: по российским журналистам с украинской стороны стреляют ещё охотнее, чем по простым ратникам. Поэтому многие коллеги и надевают камуфляж. Когда ты не отсвечиваешь какой-нибудь ярко-голубой каской, с ополченцами на боевые операции попасть легче. Мне приходилось даже обматывать белыми лентами левую руку и правую ногу - это их опознавательный знак в уличных боях. Иначе могут подстрелить свои же. Если бы я соблюдал все правила, то половину своих сюжетов не снял бы точно.
- Официальный Киев называет российских журналистов пропагандистами. А как вы воспринимаете суть своей работы?
- Военная журналистика - это особый жанр, на который не могут распространяться общие стандарты. Например, есть пресловутое правило о том, что нужно освещать конфликт с двух сторон. Но это же нереально! Многие российские журналисты внесены Украиной в списки «пособников террористов», и при каждом удобном случае их берут в плен. О какой «второй стороне» может идти речь? Я пропагандистом себя не считаю. Я ни разу не солгал, не писал по чьей-то указке и готов отвечать за каждое своё слово в любом из моих репортажей.
- Люди на войне: и с оружием в руках, и мирные жители… Как их меняет эта трагедия? В чём они находят источник силы, чтобы выжить?
- Многих эта страшная реальность меняет в лучшую сторону. Стремление остаться живым раскрывает потенциал, который не заметили в мирное время. Был, например, молодой человек на гражданке всего лишь охранником, а здесь все увидели его талант - врождённую смелость, способность быть лидером, принимать ответственные решения в экстремальных ситуациях. Откровением для меня были и те мирные жители, которые категорически отказались покидать свои дома в местах боевых действий. Даже не подозревал, что есть так много людей с горящим сердцем. И я теперь часто примеряю войну на многих.
Смотрите также:
- Михаил Жванецкий: окончательная старость — это пиджак, заправленный в брюки →
- Нужна ли жестокость в социальной рекламе? ЗА и ПРОТИВ →
- Михаил Зеленский: «Жизнь диктора не шоколад» →