Об этом рассуждает министр образования РФ в 1998 −2004 годах, председатель Высшей аттестационной комиссии Минобрнауки, ректор Российского университета дружбы народов, академик РАО Владимир Филиппов.
Экран вместо профессора
Юлия Борта, «АиФ»: — Владимир Михайлович, ведущие университеты начали отказываться от обычных лекций в пользу онлайн-курсов через интернет. Но ведь мы уже много лет боремся с неэффективными вузами и филиалами, которые заочно учат всему, а на деле ничему... Не выйдет ли то же самое?
Владимир Филиппов: — В цифровой экономике от использования информационных технологий в образовании никуда не деться. Есть дисциплины, перевод которых «в цифру» открывает больше возможностей для самообразования. Например, курсы по истории России, философии можно дополнить видеоматериалами о каждом историческом деятеле, философе, фильмами о них, тут же посмотреть их, и многое другое. На лекции столько дать невозможно. Но полностью заменить онлайн-курсами обычные лекции и семинары в аудитории не получится. В законе «Об образовании в РФ» сказано, что образование — это целенаправленный процесс воспитания и обучения. Причем воспитание на первом месте. Воспитать медика, педагога невозможно без личного контакта преподавателя и студента. Директор Курчатовского института профессор Михаил Ковальчук мне говорил, что даже воспитание физика и инженера по духу — совершенное разное.
Нужно избегать крайностей. В Советском Союзе, когда начали внедрять технические средства обучения, появилась такая шутка. Преподаватель как-то приходит к студентам и говорит: «Ну что я вам одно и то же читаю из года в год? Я записал на магнитофон всю лекцию». Включил и ушел. А когда через 1,5 часа вернулся, ни одного студента в аудитории нет, а вокруг магнитофона лежат диктофоны.
— Допустим, профессор записал онлайн-курс по своему предмету, студенты могут его посмотреть заочно, ни первый, ни вторые в вузе не появляются. Всем удобно, но как обеспечить качество?
— Недавно у нас выступал Филип Альтбах, один из ведущих специалистов в мире в области высшего образования, электронных технологий обучения, глобальных университетов и т.д. Так вот когда его попросили рассказать про один онлайн-университет в США, в котором учились 300 тыс. студентов, он признался, что этот бизнес-проект провалился. Они хотели заработать за счёт массовости, но не смогли обеспечить качество обучения (а работодатель сегодня смотрит на компетенции специалиста, а не на его «корочки»), дискредитировали себя и вынуждены были продать бизнес другой компании, которая реализует полудистанционное обучение. В итоге осталось всего 70 тыс. студентов.
Профессор американского Массачусетского технологического университета (один из лучших вузов мира, всегда входит в тройку лидеров самых престижных рейтингов — Ред.) выступая недавно в РУДН, отметил: онлайн-курс окупается, если на него записались минимум 10 тыс. человек. Мы радуемся, если на наши онлайн-курсы записалась хотя бы тысяча. Но главное — чтобы работать с этими 10 тыс. студентов дистанционно (отвечать на вопросы, проверять задания и т.д.), ему приходится содержать штат 8 помощников плюс к профессору. Только на одну дисциплину.
Если мы хотим бороться с обманом, коррупцией, надо разработать кампанию, поставить задачу перед всеми учителями страны, чтобы отучить от списывания, предусмотреть серьёзное наказание.
— Выходит, качественные онлайн-курсы могут быть только платными?
— На данном этапе — да. Однако со временем вузы в рамках создания сетевых университетов будут договариваться между собой, что своим студентам свои курсы они предлагают бесплатно. Более того, на Западе сейчас продвигается идея открытых образовательных ресурсов (OpenEducationalResources — OER). Её главный идеолог — сэр Даниэль, бывший замгендиректора ЮНЕСКО, создатель первого в мире Открытого университета Великобритании (OpenUniversityofGreatBritain), в котором ещё 20 лет назад дистанционно обучалось 200 тыс. студентов по всему миру. Смысл идеи OERв такой: договориться с правительствами разных стран о том, что если профессор или учитель школы, работая в госучреждении, создаёт за бюджетные деньги электронный образовательный ресурс, то обязан разместить его в открытом доступе для всех. Получилась бы такая база данных учебных ресурсов преподавателей со всего мира. Но, к сожалению, пока не до конца решена проблема авторских прав.
— Это похоже на Московскую электронную школу, где учителя выкладывают сценарии уроков.
— Да, принцип тот же.
— Несколько лет назад страну сотрясали скандалы, связанные со списанными диссертациями — то у одного политика или чиновника их найдут, то у другого... Сейчас тишина. Все честными стали?
— Мы продолжаем проверять всех, кто защитился после 2011 года — к сожалению, по истечении 10 лет лишить научного звания уже нельзя. Все 5,5 лет, что я работаю председателем ВАК, мы каждый месяц лишаем степени доктора или кандидата наук по 5-10 человек. Только в прошедшем сентябре на президиуме ВАК по гуманитарным наукам сразу 12 человек лишись степени или получили отказ в её присвоении. Сейчас трём ректорам университетов грозит лишение научной степени. Многие стали серьёзно бояться подавать лже-диссертации. В 2013 году было принято решение публиковать в открытом доступе на сайте ВАК сроком на 10 лет фамилии не только тех, кого лишили степени, но и их научных руководителей, оппонентов, ведущую организацию. Так теперь люди стали жаловаться, что не могут найти оппонентов, ведущую организацию. Никто не хочет на 10 лет оказаться в «чёрном» списке.
Почему наши вузы сейчас проигрывают в мировых рейтингах? Один из главных критериев оценки — уровень научных исследований. В Англии, США все ведущие научные лаборатории (даже сверхсекретная Лос-Аламос, где ведутся ядерные разработки!) числятся в структуре университетов.
Но решать проблему нужно шире. Вот аспиранты нам говорят: интересно, в магистратуре курсовые можно было списывать, а в аспирантуре диссертацию нельзя. Почему? Потом мы приходим к магистрантам, внушаем: нельзя, мы ваши диссертации магистерские пропускаем на антиплагиат. А нам отвечают: интересно, а почему в бакалавриате было можно списывать, а в магистратуре нельзя? И вот так возвращаясь к 1 классу школы. У нас, к сожалению, дух в школе такой, что вот если ты отличник и не дашь кому-то списать, то ты «нехороший человек». И тебя позорят твои же друзья.
Как-то меня пригласили на телепередачу, посвящённую проблеме списывания на ЕГЭ. Так вот там выпускник РУДН, известный певец Пьер Нарцисс, меня, действующего министра образования, крепко приложил. Он сказал тогда: «Вы знаете, у нас в Камеруне если на ЕГЭ (аналог французской системы госэкзаменов) поймают того, кто списывает, то по национальному ТВ на всю страну позорят и папу, и маму». Вот где Камерун, и где Россия. Но там с 1 класса воспитывают так, что списывать нельзя категорически. И иностранные студенты, приезжая в наш университет, поначалу удивляются: как можно вообще списывать? Но это тот самый случай, когда они очень быстро учатся. Поэтому если мы хотим бороться с обманом, коррупцией, надо разработать кампанию, поставить задачу перед всеми учителями страны, чтобы отучить от списывания, предусмотреть серьёзное наказание. Поздно делать это на 2-3 курсе университета.
К 2020 году не меньше 5 российских вузов должны оказаться в топ-100 мирового рейтинга.
— Объявили, что программа по поддержке вузов для вхождения в ведущие мировые рейтинги продолжится. А какая нам польза с этого?
— Мы сейчас живем в таком открытом информационном мире, что вынуждены сравнивать — что лучше, что хуже. В какую школу пойти, в какой вуз? И одно дело — слушать мнение знакомых или соседей. И совсем другое, когда кто-то учебные заведения уже сравнил, ранжировал по внешним критериям. А будучи в рейтингах, вуз привлекает больше хороших студентов, а значит и финансов.
Сейчас в мире 23 тыс. вузов. А в рейтинги входит только 600, то есть менее 4%. И конечно, недовольство в мире такими рейтингами растет. Каждый предлагает создать свои. Это как в футболе. Не умеем играть, ну так что, нам свои правила придумать? Давайте клюшки дадим футболистам, тогда они, может, начнут выигрывать что-то. Почему наши вузы сейчас проигрывают в мировых рейтингах? Один из главных критериев оценки — уровень научных исследований. В Англии, США все ведущие научные лаборатории (даже сверхсекретная Лос-Аламос, где ведутся ядерные разработки!) числятся в структуре университетов. И все научные открытия, публикации идут в копилку этим вузам. Более того, на Западе крупные университеты имеют по 50-100 тыс. студентов. А у нас в самом крупном МГУ — всего 45 тыс. В России же от вузов отделены всевозможные отраслевые НИИ, которые всегда традиционно занимались наукой, — медицинские, пищевые, транспортные и т.д. Эту систему надо менять.
К 2020 году не меньше 5 российских вузов должны оказаться в топ-100 мирового рейтинга (пока там только МГУ — Ред.). Сейчас в проекте участвует и получают господдержку 21 университет. Предлагается расширить программу за счёт включения лучших отраслевых институтов и отобрать те вузы, в которых действительно есть наука.
Охота за мозгами
— Профессор одного из ведущих вузов говорил мне, что наши студенты после 2-3 курса начинают сильно проигрывать западным. Почему так?
— Ситуация неоднозначна. Сейчас все развитые страны стремятся развивать STEM-образование. Это начальные буквы английских слов «наука — технологии — инженерия — математика» (science — technology — engineering — mathematics). Предметы в школе, программы вузов подбираются исходя из этого подхода. Американцы, французы, немцы, все хотят быть прогрессивными в STEM. Они понимают, что без этого можно отстать в экономике, вооружениях и т.д. Россия пока удерживает здесь неплохие позиции в математике, а вот в инженерии существенно отстаёт. Потому что отстали еще и технологии, которые остались со времён Советского Союза. Помню, когда к бывшему министру образованию Андрею Александровичу Фурсенко (сейчас помощник президент РФ — Ред.) пристали с вопросом, почему у нас плохие инженеры выпускаются, он ответил: «Наши выпускники-инженеры не хуже, чем наши автомобили».
Почему мы теряем в качестве образования на старших курсах и в магистратуре? Мы меньше требуем от студентов самостоятельности и креативности. У нас ведь как: если студент 17 лекций за семестр послушал, выучил, пришел на экзамен и по этим лекциям сдал, то получает «пятёрки». Такого в принципе не может быть в западных университетах. Лекции — это десятая часть того, что ты должен был сам освоить. И даже на «тройку» надо пахать, много заниматься самостоятельно. У нас же все студенты знают, что если лекции посещал, то уж «тройки»-то им точно поставят и диплом дадут. Ну и плюс к тому — практика слабовата. Раньше государственные предприятия обязаны были принимать студентов на практику. Теперь частный бизнес не хочет этим заниматься и тратить время на их обучение.
В западных университетах 90% студентов живут вне общежития. Они арендуют жилье. У нас пока рынка свободного жилья нет или оно дорогое.
— Сейчас стипендии таковы, что прожить на них нельзя. Молодые люди из небогатых семей из регионов лишаются возможности получить качественное высшее образование в столичных городах.
— Когда мы вводили ЕГЭ, то рассуждали с точки зрения министерства образования: задать механизм, чтобы дети из отдалённых регионов могли поступать в лучшие столичные вузы, не выезжая из своих регионов, причём могли подавать документы сразу в несколько университетов. Эту задачу решили. Встала следующая проблема — материальное обеспечение этих студентов, чтобы они могли жить в больших городах. В западных университетах 90% студентов живут вне общежития. Они арендуют жилье. У нас пока рынка свободного жилья нет или оно дорогое. Поэтому проблема строительства общежитий стоит остро.
Как решается проблема во многих странах мира? Строительством больших студгородков, где расположены различные вузы и общежития. Например, в каждом областном городе можно объединить все «местные» вузы (везде есть педагогический институт, медицинский, технический и т.д., и в каждом своя кафедра философии, химии и пр.) в один большой университет, построить за городом огромный кампус для них. Причем это может быть бизнес-проект, потому что здания, как правило — хорошие, которые они занимают сейчас в центре города, можно отдать инвестору. Но, к сожалению, не решен вопрос межведомственного взаимодействия. Ведомства не хотят отдавать свои вузы. Вот эта местечковость очень мешает нам в продвижении в рейтингах и решении проблемы жилья.
Но, кстати, сейчас многие ведущие вузы, чтобы привлечь лучших студентов, вводят дополнительные стипендии за счёт собственных средств. Например, у нас в РУДН это 15 тыс. рублей.
Не думаю, что будут сильнее других востребованы «чистые» программисты. В большей степени будут нужны профессионалы, владеющие информационными технологиями каждый в своей профессии.
— В новом нацпроекте «Образование» есть цель увеличить в 2-3 раза число иностранных студентов в российских вузах в ближайшие 6-7 лет. А 5% из них трудоустроить в российских компаниях. Разве у нас лишние рабочие места есть, которые мы своим предложить не можем?
— Начну издалека. Мы критикуем марксизм-ленинизм. Но надо помнить, что Маркс и Ленин были экономистами. И Ленин предсказал две вещи, которые уже сбылись. Первое — что в Европе неминуем процесс стирания границ, создания единой валюты и образование новой структуры Соединённые Штаты Европы (по сути нынешнее ЕС). Второе — в борьбе между капитализмом и социализмом победит тот, у кого выше производительность труда. А она связана с конкуренцией. Плохо работаешь — тебя заменят другим. А у нас при социализме был принцип: все должны иметь рабочее место, числиться где-то. Безработицы не должно быть в Советском Союзе. А ведь определённый процент безработицы необходим, это стимулирует людей к самообразованию, развитию. Кто победил? Капитализм. В основе развала лежал прежде всего кризис экономики. Советский Союз проиграл в экономическом соревновании.
Конечно, государство не должно бросать людей, которые проиграли в конкуренции за рабочие места в столице. Создавать другие возможности. Скажем, не хочешь быть безработным бомжом — вот тебе гектар на Дальнем Востоке, поезжай и работай.
Среди наших выпускников — больше ста тысяч иностранцев. И среди них наверняка были талантливые физики, химики, математики. И где они сейчас? Во Франции и Германии, Италии — сейчас там созданы целые ассоциации выпускников РУДН, при том что студентов из этих стран у нас никогда не было. Они не вернулись к себе в Африку! И мы в итоге за российские деньги кормили Запад, потому что Россия, Советский Союз не создали им условия работать здесь и применять свои таланты на благо нашей страны. Надо сделать очень многое в этом направлении, начиная с восприятия общества, что с тобой рядом может работать, скажем, африканский врач или преподаватель.
— Какие профессии будут востребованы в будущем больше всего? Программисты?
— Не думаю, что будут сильнее других востребованы «чистые» программисты. В большей степени будут нужны профессионалы, владеющие информационными технологиями каждый в своей профессии. Например, медик, учитель, химик, инженер, разбирающийся в информационных технологиях и умеющий их применить.