«Это была не жалость, — вспоминает Ольга Красильникова. — Я чувствовала свой ресурс». Желание стать приёмной мамой, сначала поверхностное, блуждающее, появилось у неё, когда ей было около 30 лет. Но сначала это подпитывалось скорее чувством жалости, чем ощущением ресурса. Ольга работала в «Уралсибе» и участвовала в поездках в детский приют, над которым шефствовал фонд «Виктория».
«Вскоре я пошла учиться в "Школу приёмных родителей", — рассказывает Ольга. — Там мне помогли трезво оценить свои возможности. Если я думала о том, чтобы удочерить маленькую девочку, то после школы поняла, что не могу взять на себя такую ответственность, не справлюсь. Я много работаю, ребёнок большую часть времени будет проводить в саду или с няней, на формирование привязанности у меня не будет времени, и я не смогу дать малышке то, что ей нужно. Подростка тогда я не рассматривала, мне казалось, что это совсем другая история. В итоге решила, что останусь волонтёром и буду помогать детям в силу своих возможностей».
«Раз решила — значит, решила!»
Постепенно у Ольги сложились доверительные отношения с детьми, живущими в приюте. Она стала для них наставником, а ребята делились с ней своими целями и обещаниями. Особенно Ольга сблизилась с Ваней. А в 2013 году Ольге позвонили из приюта, чтобы сообщить, что у Вани, который с 12 лет жил там, появился, наконец, официальный статус: «опека, приёмная семья либо усыновление». До этого мальчик находился в детском учреждении вообще без статуса. Ване «светил» детский дом: потенциальные усыновители не были готовы взять в семью 15-летнего подростка, и в очереди к нему уже никто не стоял.
«У меня уже сложились взаимоотношения с Ваней, и самое главное, было доверие. Жалости не было, я ясно понимала, что могу дать то, что ему сейчас требуется. А ему нужно на что-то опереться: взрослое плечо, чёткие ориентиры, — вспоминает Ольга. — И я предложила ему жить в нашей семье. Это было не эмоциональное, не трепетное решение, а вполне рациональное и спокойное. У меня были сомнения: справлюсь ли, вдруг ему будет со мной неинтересно, ведь моей кровной дочери было тогда 24 года, а опыта воспитания мальчиков у меня не было».
Ольга благодарна дочке, Алина поддержала маму, сразу сказала: «Мама, раз решила — значит, решила!» Вместе отправились на разговор с Ваней. В ответ на предложение поехать в семью Ваня растерялся, но сказал: «Давайте попробуем».
Страхи Ольги
Как рассказывает Ольга, в опеке одна из сотрудниц постоянно ей говорила: «Зачем вам это надо? Мальчик не будет вас уважать, он вас использует, а потом уйдёт». Но позднее я узнала, что всё это говорилось на фоне другой истории: ещё одна приёмная семья, которая параллельно с нами взяла ребёнка, быстро пришла к возврату. «Пусть пользуется. Меня много, мне не жалко», — ответила тогда Ольга сотруднице опеки. С тех пор эта фраза стала Ольгиным девизом.
Страшное слово «адаптация», признаётся приёмная мама, сидело у неё в подсознании. Она ждала, когда же «шандарахнет». Происходили различные сложности, Ольга консультировалась с психологом, спрашивала, когда же это случится. Но только потом поняла, что это бывает тогда, когда родители не готовы принимать ребёнка таким, какой он есть, не понимают причин и сигналов его действий. Ведь его поведение не направлено персонально против родителя: ребёнок приноравливается к семейной жизни, учится жить по-новому, а иных инструментов коммуникации у него просто нет.
Конечно, у Ольги были страхи. Например, она волновалась, будет ли Ваня принимать её как старшего, как наставника, которому нужно подчиниться. Примет ли он правила новой семьи? Успеют ли они сформировать привязанность, успеют ли до окончания срока действия договора — до 18 лет — помочь ему социализироваться и дать навыки, которые будут нужны Ване в «свободном плавании»? Ольга говорит, что не знала, примет ли Ваня её и Алину как семью. А может, он в 18 лет попрощается с ними?
Волнение вызывало и непонимание того, как общаться с его кровными родственниками. «Мне кажется, — говорит Ольга, — что для ребёнка важно, что я принимаю его всего, в том числе и его близких. Пусть где-то непутёвых, неправильных, но я принимаю его историю жизни». В памяти Вани долго сидела мысль о том, что у него очень хороший любящий дед. Он много вспоминал о своих дедушке и бабушке, с которыми жил в детстве. Ольга приложила усилия, чтобы найти дедушку, затем вместе с Ваней встретилась с ним.
«Я очень боялась, что Ваня потом скажет: "Спасибо, Оля, а теперь я перееду к деду". Но этого не случилось, — вспоминает приёмная мама. — Даже наоборот, общение с дедушкой и сёстрами нас с Ваней ещё больше сближало».
Огромным плюсом было и то, что Ольга с Ваней общались три года до того, как он пришёл в её семью. «Когда принимаешь подростка в семью, нельзя занимать авторитарную позицию, — говорит она. — Сначала надо выстроить горизонтальные связи, а потом уже, когда появляется доверие, уже можно строить иерархию, дать ему понять, что я родитель, я за него отвечаю. И тогда эту твою позицию подросток воспринимает спокойно. Позже я услышала это на занятиях ресурсной группы для родителей от Людмилы Петрановской, что подтвердило правильность моей стратегии, сформированной по наитию».
Ольга вела дневник приёмной мамы в ЖЖ, где описывала все трудности и радости. В сложные периоды перечитывала свои хорошие воспоминания, это давало ей опору и надежду на то, что всё будет хорошо. И когда у Ольги появился второй приёмный ребёнок, она вновь возвращалась к своим записям и понимала, что почти всё, что она проходит сейчас со вторым сыном Димой, уже было и с Ваней. И этот опыт ей помогал.
Одна на всех фамилия
Когда-то Ольга мотивировала Ваню к тому, чтобы думать об общем будущем, говорила, например: «Я твоим детям покажу твои фотографии». А теперь Ваня уже сам планирует свою будущую жизнь.
«Для меня счастье, когда он говорит: "Вот будет у меня жена, ты её научишь варить борщ, как у тебя, вкусный", — признаётся Ольга. — Так что вопрос о том, как же мы будем жить, когда ему исполнится18 лет, исчез уже через год, в преддверии 16-летия».
Однажды Ваня спросил Ольгу: «А можно я возьму твою фамилию?» Для приёмной мамы это было счастьем, она подумала: «Матерью признал и семью принял!» Ольга вспоминает, что с ней спорили чиновники, сотрудники опеки, говорили, что ей придётся оформлять кучу бумаг... Но они с Ваней всё же это сделали.
Сейчас Ваня учится в вузе, занимается спортом. Если раньше он мог мечтать не больше, чем об училище, то в этом году он хорошо сдал ЕГЭ и поступил в Московский государственный технический университет гражданской авиации. «Я рада, — говорит Ольга, — что он сам выбрал профессию и поступил туда, где ему интересно. Это одно из самых наших больших достижений».
«Посадила на стул и ушла»
Через какое-то время Ольга начала понимать, что готова взять ещё одного ребёнка. «Я Ване всегда говорила: "Если твоим сёстрам понадобится помощь, мы им обязательно поможем"», — рассказывает она.
Ваня тоже поддержал приёмную маму: «Конечно, что ж мы, ещё одного не потянем?» Тогда Ольга поняла, что и у Вани появился ресурс.
Когда Ольга поинтересовалась в опеке, есть ли на примете ребёнок, то ей сказали, что никого нет. Только один мальчик после возврата, но его пока никому не показывают. Ольга посмотрела фотографию: обычный паренёк, в чём же проблема? Оказалось, его возвращали два раза. 11-летний Дима, по словам последних приёмных родителей, «врал, воровал, убегал из дома».
Но Ольгу взволновало другое: где же мальчик ночевал, когда убегал из дома? Оказалось, всё не так страшно. Его находили и возвращали домой в тот же день. А Ольга подумала: «Да что же здесь критичного? Такой кризис может случиться у любого ребёнка». Но в опеке пояснили: просто родители устали. У них двое своих взрослых детей, да ещё двое малышей. Не до Димки... «Мама перегорела, сказала, что больше не может, привела назад, посадила на стул и ушла», — пояснили в опеке. Дальше с Димой уже разговаривали сотрудники ведомства. Ольга решила познакомиться с мальчиком. «Вы уверены?» — удивились сотрудники опеки. Да, Ольга была уверена!
Дима в то время уже после карантина поступил в приют, к нему никто не приходил. Ольга понимала: ребёнок в стрессе, один на один со своими переживаниями. Наверняка так и было, хотя никто не мог подумать: целыми днями мальчик читал книжки. Такой проверенный годами способ отгородиться от внешнего мира.
«Рахат-лукум» и «напалм»
Ольга представилась сначала по легенде сотрудником опеки. «Когда я увидела Диму... Не могу сказать, что мне стало его до смерти жалко. Или что я его сразу полюбила, — вспоминает она. — Но я подумала, что в моих силах поддержать его». Навещала его несколько раз, а потом пришла к нему уже с Ваней и предложила: «Дима, не хочешь ли ты прийти к нам в семью?»
Дима согласился сразу. Ребёнок после возврата живёт в состоянии отчаяния: что воля, что неволя — всё одно, как говорится. В октябре 2015 года у Ольги появился второй сын.
Дима был невнимателен к вещам, он всё терял, ломал, кромсал всю бумагу ножницами или рвал в каком-то исступлении. Разобрал пульт, планшет, будильник, ковырял отвёрткой всё, что было можно. Это был процесс познания, но дети это проходят лет в пять...
Конечно, это одновременно был стресс, психоз. Дима прятал еду. Ольга находила её в комоде между вещами. И он не мог объяснить своё поведение. Бессмысленно было добиваться правды, задавая вопросы, надо было корректировать ситуацию.
Дима постоянно рылся в вещах Ольги, а её раздражало это вторжение в личное пространство. Ей было важно найти свои вещи там, где она их положила. Но психофизиолог Анна Гайкалова, которой Ольга это рассказывала, объяснила: «Пойми, это он тебя к себе тащит, через вещи маму присваивает».
У Димы, по словам Ольги, до сих пор есть сложности с самооценкой, с пониманием ценности себя. Возвраты болезненны тем, что ребёнок всю вину принимает на себя. Взрослый ведь не говорит: «Извини, это у меня не получилось, это я не справился». А ребёнок считает, что он плохой, и теперь у него есть страх быть отвергнутым, возвращённым.
Недавно Дима попал в больницу с переломом ноги. Когда Ольга прибежала к нему, первый его вопрос был: «Мама, как дела на работе?» Второй: «А ты меня отсюда заберёшь?» Он всё же до сих пор боится того, что его могут вернуть в детдом.
«Предыдущая приёмная семья живет с нами в одном дворе, и это стресс для Димы, — говорит Ольга. — Он по-прежнему старается понравиться нам: мне, Алине, Ване. И боится увидеться с предыдущими родителями, у которых он прожил год».
Прошлой зимой Дима, играя во дворе в снежки с Ваней, увидел своего бывшего приёмного папу, но тогда мальчик был в задоре, весёлый, и не разволновался в этот момент. А летом, как говорит Ольга, он встретился с бывшей приёмной мамой. Она распахнула к нему руки, а он пронёсся мимо на роликах. Уже позже он признался Ольге: «Я думал, у меня сердце выскочит из груди». Он испугался встречи и ещё несколько часов катался кругами во дворе, пытаясь успокоиться, ведь перед ним пронеслась вся его жизнь в этой семье.
«День ото дня сын устраивает мне проверку на прочность, на верность, — признаётся Ольга. — И каждый раз я ему говорю: "Другой мамы у тебя не будет, эта семья — навсегда!" Мы со старшими детьми объясняем Диме, что всегда защитим его, что мы той семьи не боимся и, если он хочет, сходим и заберём оттуда оставшиеся игрушки, фотографии. Ему важно почувствовать, что мы за него горой, что он любимый сын и брат».
«Девочки, помогайте!»
«Адаптация продолжается до сих пор и накладывается на "прелести" переходного возраста», — рассказывает Ольга. Теперь она знает: у неё всегда есть ресурсы. Старшие дети, друзья, психологи, хобби, работа.
Есть другие приёмные родители, готовые в трудный момент даже пригласить ребёнка к себе на некоторое время, чтобы она могла передохнуть. «Когда мне уже не помогали беседы с опытными приёмными мамами, я пошла в нашу опеку, но не с целью вернуть, а за помощью, — искренне делится переживаниями Ольга. — И нам помогли: дали возможность выговориться "без купюр", помогли вспомнить все наши успехи и достижения, направили на консультации к Людмиле Петрановской и Марии Капилиной. Как-то психолог Мария Капилина сказала мне: "Оля, костыли валяются везде, просто поднимайте их и пользуйтесь"».
Не нужно бояться принимать в семью подростков, уверена Ольга. «Да, есть сложности подросткового периода, но мне с такими детьми легче. С ними можно договориться, им можно многое объяснить, — уверена Ольга Красильникова. — Я считаю, главное — быть искренним с подростками, с любым ребёнком. Они чувствуют любую фальшь. Это люди "без кожи", с обострённым чувством справедливости. Мы тоже многое пробовали и делали ошибки. Убегали, спорили или не делали уроки. И наши кровные дети этого тоже не избежали. Почему же и приёмным детям не делать ошибки? Всё это наша жизнь».