Юрий Белановский: Как изменилась церковь за 25 лет?

   

   

Ту дату церковь встретила, хоть и при ликовании народа и поддержке государства, но все же обескровленная, сдавленная, во многом подчиненная. Накануне распада «империи зла» церкви, конечно, не угрожало исчезновение, она вполне крепко стояла на ногах, но положение ее было схожим с положением этнографического музея. Церковь была хранительницей древностей, некоей, хоть и существующей, но все же выколотой точкой в отношении государства и общества.

В самом начале 90-х церковь обрела настоящую свободу. Наши граждане смогли наконец-то, ничего не боясь, исповедовать веру и становиться христианами. При этом, информационный бэкграунд о церкви был слишком мал и большей частью окрашен в тона гонений, мученичества, исповедничества и нравственного авторитета, причем, непререкаемого. «Церковь» и «свобода», «церковь» и «правда», «церковь» и «святость» были тогда почти синонимами. Уровень доверия зашкаливал! Народ с нулевым религиозным опытом воспринял церковную традицию (от переизданных без разбору книг «с ятями» и до последней свечечки) абсолютно некритически, для него она была почти тождественна небожительству. Церковь стала для миллионов новообращенных полнотой жизни и прямым непосредственным гарантом богообщения. Люди, приходя в Церковь почти никогда не спрашивали и не обсуждали церковное прошлое и настоящее, они просто, как зачарованные, внимали всему, что им говорили. Вопросов о церкви и политике или об общественных проблемах фактически не было. Церковь какое-то время была близка к тому определению, что порой ей дается — она была «небом на земле».

Сегодня, по-моему, многое иначе. Что же именно?

1. За четверть века церковь и общество смогли выйти за свои пределы, преодолеть взаимонепроницаемость. Точек соприкосновения почти не было, но они появились. Церковь спустилась на землю. В 2000 году была принята социальная концепция Русской церкви, а в последствии еще ряд документов, в которых ясно обозначены те области государственной и общественной жизни, в которых церкви есть что сказать и в которых она хотела бы иметь влияние. Сегодня о церкви в России можно говорить, как о «четвертом секторе», наряду с государством, бизнесом и НКО.

2. При этом в сравнении с началом 90-х акценты церковной проповеди явно изменились. Темы возрождения после большевистских гонений, строительства храмов и обретения святынь, первичного научения азам веры, поиска христианской самоидентификации сменились не только проповедью церковного взгляда на жизнь общества, но и проповедью церковно-государственных отношений, являющих нам православную империю (или святую Русь). Как-то даже прозвучал лозунг, что народ — это и есть церковь. Появилась яркая и мобилизующая тема «внешнего врага» и тема возвращения гонений, правда, уже не государственных, а общественно-либеральных. В проповеди, обращенной к миру, церковь из гонимой, возрождающейся и просящей помощи все больше превращается в имперскую, торжествующую, властную, ведущую борьбу с врагом (борьбу часто на упреждение).

3. Изменились сами христиане. Конечно, та их часть, что только обрела веру или еще пребывает в состоянии так называемого неофитства, примерно, одинакова. Но появились христиане с 10, 15 и даже 20-ти летним опытом церковной жизни. И это отнюдь не единицы. Наконец-то Русская церковь пришла к тому этапу своего развития, где верующие готовы на собственном опыте сказать, что они многое попробовали, многое прочитали, со многими познакомились и что православие проповедуемое часто не работает. Эти люди со всей ответственностью могут противопоставить общим нотациям и нравоучениям свой личный опыт жизни с Богом.

   

   

Немало мирян имеют опыт и знаний куда большие, чем у молодых священников. Есть и очень образованные (в церковном смысле) христиане, имеющие богословское образование, но не принадлежащие к церковной среде. Среди них встречаются даже активные антицерковники. Все это сильно повлияло на модель безграничного доверия и подчинения мирян клирикам. Зародились нормальные христианские отношения братства, диалога, партнерства. Гуруизм как массовое явление уходит.

Появилась и с каждым годом растет фактически неучитываемая никакими опросами и исследованиями прослойка людей, что попробовали быть христианами и считают себя таковыми, но не исполняют те формальные стандарты принадлежности к церкви, что сложились: регулярное посещение храма, регулярная исповедь и Причастие. Их «неудачный» опыт, их мнения сегодня — это очень значимая величина, так или иначе влияющая на развитие церковной жизни.

4. За прошедшие годы надежды на возрождение общинности, соборности мирян, выборности духовенства и епископата так и не сбылись. Сегодня можно уверенно говорить, что уже сложилась модель церковной иерархии, построенной сверху, как в армии. Нормой и даже правилом стала традиция избирать и назначать священников и епископов, исходя, большей частью, из административных и управленческих мотивов. Пастырство, пожалуй стало вторично. Вполне возможно, что все мы — бывший советский народ, ни к чему другому и не способны, и это лучшее из возможного. Однако, я думаю, что шанс пойти по другому пути у Русской церкви был.

5. Произошло формирование и формализация системы церковного управления, представленной в церковных учреждениях и структурах. Начиналось все как бы крупными мазками, «министерства и ведомства» во многом строились на личных неформальных отношениях в пространстве малых денег и большого энтузиазма. Церковные учреждения не имели четких полномочий и границ, зачастую все занимались всем. Сегодня структуры более фрагментированы, к примеру, только Отдел внешних церковных связей был реорганизован в четыре или пять отдельных ведомств. Произошло четкое обозначение компетенций и границ, построена вертикаль управления. Наряду с этим разделены административные единицы — епархии. Созданы митрополии, что по идее должно улучшить управление столь большой — и по количеству и по территориям — церковью. Однако, как и прежде, стороннему взгляду не всегда ясны практические задачи церковных структур и «продукт» их производства, а также принципы назначения их руководителей.

6. За четверть века духовенство, по сути, превратилось в значительную социальную группу наравне с врачами, полицейскими и т.д. Понятно, что священников на несколько порядков меньше, но они вполне самостоятельны и узнаваемы. Из горстки явных маргиналов за 25 лет они стали весомым классом. Показательно, что священники заняли прочное место в СМИ, правда, последнее время это достаточно небольшой круг лиц, но это, скорее, по внутрицерковным цензурным соображениям.

Однако, общественное отношение к духовенству тоже изменилось. Во-первых, сложился некий идеал священника, когда от служителя Церкви ждут не только принадлежности к «небожителям», но вполне ясной скромности и умеренности, открытости, вежливости, культуры. Из безупречного доверия и благоговения и даже обожествление в 90-е годы, сегодня отношение стало более трезвым, критичным. Преобладает нравственная оценка.

Священники стали обыденностью. Нередко в интернете можно встретить фразы: «я учился с ним и хорошо его знаю» или «до того как он стал священником, мы вместе...» и т.д. Я много раз слышал о том, что даже ГАИ теперь не смотрит на рясу и крест. Все реже дорожные полицейские закрывают глаза на нарушения правил со стороны духовенства.

Очень показательно, что появилась целая прослойка бывших священников, среди которых есть весьма достойные и уважаемые люди. Подробнее об этом я как-то писал. Тут важно отметить, что сегодня — это не пренебрежительно малая величина, а достаточно заметная группа, которая со временем будет только расти.

7. Четверть века вполне хватило для восстановления и строительства храмов, которое почти достигло своего предела. Конечно, новые храмы будут появляться, но в сравнении с прошлым — незначительно. При этом важно другое. Сам процесс строительства. Как говорилось выше, он был в начале возрождения формой, да и смыслом церковной жизни. Вокруг этой идеи и миссии строились и существовали приходы. Сегодня во многом храмами руководят те, кто их не строил и не восстанавливал, кто не знает что значит поднять храм из руин, сколотить церковный приход с нуля. Думаю, можно говорить о том, что и личности настоятелей и жизнь приходов сегодня принципиально иные, чем 25 лет назад. К чему это приведет —увидим в скором времени. Во всяком случае простой практический смысл и миссию придется определять без столь яркой, понятной и доступной мобилизационной идеи.

8. Самым большим достижением православной общественности и мирян за четверть века я считаю сформировавшийся православный рунет. Во многом он и являет тот практический идеал соборности, правды и общения, к которому стремятся православные христиане. Когда-то на эту тему я написал заметку. На пространстве орторунета нет регулирования сверху, нет торжества идеологии, есть христиане очень разные, но настоящие и живые. В интернете сама жизнь расставляет все на свои места и именно тут желающие могут узнать и христиан и церковь по правде.