Трудности, связанные с противодействием коронавирусу, усугубляют ошибки чиновников. Почему запаздывают решения «наверху», а «внизу» они выполняются неэффективно и безынициативно? «АиФ» обсудил этот вопрос с профессором менеджмента Александром Сергеевым.
Алексей Макурин, «АиФ»: Как бы вы, как в школе, оценили действия правительства в сегодняшний кризис?
Александр Сергеев: Общую оценку делать рано: борьба с эпидемией и ее последствиями будет идти еще долго. Но если оценивать отдельные действия и решения, то пятерок-четверок я бы за них не поставил. Высокой оценки достоин разве что финансовый блок, сохранивший в стране макроэкономическую стабильность и не допустивший катастрофического падения курса рубля. Хорошо также то, что власть приняла ответственное решение, объявив карантин и показав решимость пойти на огромные траты ради спасения жизней людей. А сама реализация карантинных мер выше чем на тройку-двойку не тянет.
— Что делается неправильно и плохо?
— Во-первых, решения подчас выглядят разнонаправленными, и непонятно, как их исполнять. Начать с того, что никто не обозначил четко юридическую суть сложившейся ситуации. Что такое режим «нерабочих дней с сохранением зарплаты»? Это чрезвычайная ситуация? Это месячный выходной? Кто его будет оплачивать? Если бюджет, то это понятно. А кто возьмет на себя расходы в бизнесе? Как должны вести себя люди? Для ЧС правовая основа есть. Для режима «нерабочих дней» — нет. Поэтому никто ничего не понял. Граждане, оказавшиеся дома, отправились на шашлыки. И часть из тех, кто работал в частном бизнесе, мгновенно оказались в неоплачиваемом отпуске или вовсе были уволены.
Во-вторых, все делается очень медленно. О повышении пособия по безработице до МРОТ было объявлено сразу, и лишь через 3 недели — о том, что пострадавшие предприятия получат из бюджета помощь на выплату зарплат в размере того же МРОТ. И эти деньги придут только в мае.
В-третьих, очень много противоречивой информации. Общая картина действий правительства складывается из фрагментов интервью министров, приближенных к власти банкиров и экономистов. А регулярного информирования нет. В результате неясно даже, надо ли носить маски на улице. МЧС заявляет, что в этом нет смысла. Минздрав говорит: носите. Люди нервничают, цены на маски растут, в аптеках их нет, перекупщики ликуют. Чтобы такого не было, нужно всего лишь создать единый пресс-центр и назначить спикеров, на регулярной основе говорящих от имени государства обо всех принимаемых мерах и рекомендациях. И, конечно, важна максимальная открытость.
— Но ведь это очевидные вещи! Почему правительство их не видит?
— Потому что российское госуправление чрезмерно забюрократизировано. Каждое решение, тем более нестандартное, требует огромного количества согласований. Никто не хочет и не готов брать на себя ответственность. Сидят и ждут указаний «сверху». Это и в обычной ситуации плохо, а в кризисной просто опасно. И есть еще такая проблема, которая была в нашей системе управления всегда, а сейчас проявилась особенно остро. В науке об управлении это явление называется «дистанция власти»: психологическое расстояние между руководителями и подчиненными, чиновниками и гражданами, госаппаратом и бизнесом. В России дистанция власти очень велика. Государство выслушивает, но редко слышит профессиональные сообщества и общественные объединения. В правительственных структурах мало людей с бизнес-опытом. Поэтому такое, что принимаются формально вроде правильные, но несвоевременные или недальновидные решения, было уже не раз.
Среди самых больших стратегических ошибок последних лет — реформа здравоохранения, вылившаяся в уничтожение резерва койко-мест, сокращение медицинских кадров, закрытие многих больниц, прежде всего — инфекционных. Было решено, что слишком расточительно содержать больницы, не загруженные на 100%. Но медицина, как и армия, обязательно должна иметь резервы. Она должна быть готова к бою, когда случится большая беда. И сегодня, во время эпидемии, медикам приходится компенсировать своим героизмом недостатки в системе организации здравоохранения.
— Росздравнадзор рекомендует: если поднялась температура, обязательно вызывайте врача. Но как это сделать сегодня, если в муниципальной поликлинике никто не берет трубку? Кто виноват? Главный врач?
— Формально — да. Но на самом деле это проявление недостатков и ошибок руководителей здравоохранения более высокого уровня. Сначала главврачу приказали перевести 90% работы с пациентами в интернет. Когда же возникла чрезвычайная ситуация, никто не дал команды выделить дополнительных сотрудников и телефоны для «живого» общения с больными.
— Разве руководитель поликлиники не может сделать то же самое по собственной инициативе?
— Конечно, нет. У него на это нет ни штата, ни ресурсов, ни полномочий. Система, в которой он работает, не стимулирует его проявлять инициативу. Она больше всего озабочена тем, чтобы в поликлинике не было нарушений. Если главврач не отступает от спущенных ему инструкций, его никто не накажет. И наоборот.
Ставка на контроль и наказания — еще одна особенность российского госуправления. Решения, реализацию которых трудно проконтролировать, нередко просто не принимаются или сильно тормозятся. И это мы тоже видим во время нынешнего кризиса. Государство легко соглашается оказывать гражданам помощь через структуры, которые ему подконтрольны: те же центры занятости. И боится давать деньги людям и бизнесу напрямую. А вдруг их потратят не так, как хочется государству? Это еще одна из причин, по которым правительство действует сегодня так робко.
— А станут ли чиновники более гибкими и решительными, если завтра им поступит такая команда?
— Тоже нет. В большинстве своем они плохо владеют навыками работы в условиях неопределенности. В их жизни никогда еще не было такого кризиса, как этот. У них нет шпаргалки, подсказывающей, как вести себя в нестандартной ситуации.
При этом, как обычно бывает, кризис укрупняет проблемы, которые были всегда. В российской системе управления есть одна парадигма, которая мне представляется очень опасной: установка на стабильность. Но на самом деле стабильность ведет к застою. Как это ни парадоксально, развиваться может только нестабильная система. И количество неопределенности, связанной с социальными, технологическими, ценовыми факторами, в работе руководителей будет только нарастать. Это один из трендов современного мира.
В России навык жить в условиях неопределенности лучше развит у чиновников, которые приобрели опыт еще в 1990-е гг., запомнившиеся хронической нестабильностью. Их много как раз в финансовом блоке правительства, к которому сегодня меньше всего претензий.
— Массовая подготовка управленческих кадров для государства требует изменений?
— Конечно. Это тоже показывает карантин. Характерная черта — многие университеты перевели свои курсы в интернет. И многие, в том числе система переподготовки госслужащих, оказались к обучению в дистанционном формате готовы слабо.
— Страны, которые управляются по-другому, успешнее борются с «коронакризисом»?
— Тут окончательные выводы тоже делать рано. Но есть факты. Быстрее других погасили вспышку эпидемии Китай и Южная Корея. Пекин ввел жесточайший карантин с привлечением даже армии. А Сеул пошел по пути точечной борьбы с локальными источниками инфекции. Там было разработано мобильное приложение, установив которое на телефон люди могли посмотреть, в каких жилых домах, офисах, магазинах были инфицированные каронавирусом. Было ясно, куда опасно ходить. А государство, выявляя зараженные объекты, проводило их дезинфекцию и снова разрешало посещать эти места, если в течение определенного срока там не фиксировались новые источники инфекции.
А Россия выбрала средний путь. Мы объявили тотальный карантин по китайской модели. Но нам не хватает строгости контроля, как в Китае. И у нас нет южнокорейской гибкости ни технологически, ни организационно. Мы не смогли бы использовать корейский опыт, даже если бы захотели. Потому что в этой стране решения о том, какому бизнесу работать и какой приостановить, принимают местные сообщества, организации на уровне муниципалитетов. А в России местное самоуправление реально не действует. И местные органы власти слабо влияют сегодня на ситуацию.
Такая половинчатость в реализации разных подходов в принципе свойственна российскому госуправлению. Наша модель — некий микс из советского прошлого, либеральных представлений о рыночной экономике и каких-то других методов типа армейско-силовых. Получился далеко не самый разумный симбиоз.
— Есть ли надежда, что эпидемия завтра отступит и наша жизнь снова станет такой, как до коронавируса?
— Все самое трудное только начинается. Этот кризис будет более глубоким и тяжелым по последствиям, чем предыдущие. Не стоит надеяться на помощь государства. Пора составлять личный антикризисный план.
— Что он должен включать?
— Прежде всего — меры экономии, позволяющие сбалансировать свой бюджет. Не хочется об этом говорить, но реальность такова, что в ближайшие месяцы многие в России потеряют работу. Поэтому каждому сейчас важно оценить, насколько велик этот риск в его жизни, сократить все расходы, которые сегодня можно не делать, и остановить крупные покупки. Чтобы взять ипотеку даже под низкие 6,5%, нужно быть уверенным, что в будущем доходы останутся как минимум прежними. А прогнозы говорят, что в ближайшие годы среднестатистические заработки в России упадут сильнее, чем после 2014 г.
И второе, что нужно продумать, — как действовать, чтобы не очутиться на обочине. Наступает такой же период, как после распада СССР. Тогда часть экономически активных людей бросили налаженную работу, пошли в бизнес и преуспели. А другие жили по инерции и в конечном итоге проиграли. Сегодня тоже важно психологически перестроиться и увидеть в складывающейся ситуации новые возможности для себя. Для кого-то это переквалификация и даже смена профессии. Для кого-то это окончательный переход к дистанционной работе после временной удаленки. Как всегда, проиграют пессимисты и нытики, выиграют оптимистичные и энергичные люди.