Кровь стынет в жилах. Водители на «передке» рискуют жизнью каждую секунду

Водитель-доброволец Дмитрий Кармановский с позывным Беломор. © / АиФ

Водитель за рулем «буханки» с первых же метров начал набирать скорость. Всё его внимание сосредоточено на дороге, покрытой выбоинами и довольно глубокими воронками. Он пытается их объезжать, не сбавляя скорости, но получается плохо: ям реально очень много. Когда то левое, то правое колесо, с хрустом пробивая подвеску, проваливается в дорожную яму, машина содрогается всем кузовом и, кажется, что вот-вот развалится. По выражению лица водителя видно, что ему больно за машину, но он лишь усиленно вдавливает в пол педаль газа. Секунды здесь стоят жизни.

   
   

Оттого, что боковые стекла в машине открыты, врывающийся в салон гул ветра создает ощущение полета. От этого шума скорость кажется запредельной, хотя спидометр показывает что-то около 70 километров в час.

Чтобы оказаться в безопасности нам надо проехать чуть более трех километров по дороге, над которой в любой момент могут появиться вражеские «эфпевишки». У обочин ржавеют остовы сожженных машин. Читаешь «Господи Иисусе», а в голове бьется лишь одна мысль, что нам повезет и мы не окажемся в их числе...

С нами дядька «Беломор»

С Беломором — это позывной водителя барсовских добровольцев Дмитрия Кармановского — я познакомился заочно, по рассказам о его работе на «передке». О его похождениях боевые ребята в окопах рассказывали весело и интересно. И вот когда мне удалось узнать Беломора лично, я попросил его рассказать что-то интересное из его водительской фронтовой практики. Он на меня как-то странно посмотрел и ушел в блиндаж...

«Беломор» — легендарная фигура в третьем БАРСе. Количество раз, когда его атаковали вражеские дроны, исчисляется десятками. Кузов — как дуршлаг, покрышки разорваны в клочья, бензин горит, а он выполняет приказ: эвакуирует раненых или подвозит боекомплект. Те, кого Беломор вывозил с «передка», рассказывают о нём, как о настоящем былинном герое.

«Ездил на пробитых колесах, на ходу тушил загоревшуюся машину, когда за ним гонялись дроны со сбросами, уворачивался от гранат, — рассказывает ротный командир Стас. — И представьте себе, не потерял машину: колеса заменил, пламя сбил и этой же ночью опять начал вывозить раненых. Он вообще никогда не отказывался ехать на „передок“. Насупится, поругается. Я спрашиваю: „Что, не поедешь?“ А он: „Как это не поеду, а кто пацанов вывозить будет?“ Он по три рейса за ночь делал. Это что-то запредельное. Там одного рейса по самые бакенбарды хватит, а он три. Бесстрашный и надежный мужик. Что там стреляет или летает, он все равно едет, если надо».

Автомобиль Дмитрия Кармановского. Фото: АиФ/Дмитрий Невзоров

«Ветер в харю, а я шпарю»

О случае, когда в январе месяце Беломор ездил без лобового стекла, потому что надо было срочно вывозить людей с передовой, без смеха бойцы не рассказывают. Кстати, сам Беломор эту историю подтверждает и тоже улыбается.

   
   

«Перед тем, как приехать к нам, чтобы вывезти бойцов, его отхреначили (извините за сленг, но из песни слов не выкинешь) на передке. На него укры тогда скинули два „вога“ (гранаты), — рассказывает Стас. — Об этом я знал, а вот то, что взрывом выбило лобовое стекло, нет. Он по рации передает, что подъезжает. Ночь. Слышу машина рычит, несется. Я маякую фонариком. Беломор тормозит. Заскакиваю и летим. Поворачиваю голову поздороваться, а Беломор сидит за рулем в каске, балаклаве и лыжных очках. Я ему говорю, ты охренел что ли, но он не слышит. Вперед смотрит, что-то бурчит. Разгоняется. Чувствую, холодрыга. Говорю ему: включи печку, а он не реагирует, топит на гашетку. Ветер лупит в лицо. Протягиваю руку, а лобовухи-то нет. Январь месяц. Пока доехали до базы, я чуть не околел. А Беломор еще несколько рейсов совершил за эту ночь. Железный дядька».

Отогнал горящую машину от склада

В богатой на разные события боевой биографии бесстрашного Беломора был случай, когда, по его словам, он сам немного испугался:

«Поехали за продуктами к Леону (позывной). По дороге дроны нас отследили. Всего было семь сбросов. Первый точно под колесо. Его пробило, но машина ехала. Я тогда стажировал нового водителя, так как у меня контракт уже заканчивался. Второй сброс прямо в машину влетел, осколки назад пошли, и нас не зацепили. Приехали на базу, начали грузить продукты. Стажер Бугор (позывной) стал колесом заниматься. Опять дроны начали жужжать. Мы спрятались. Бах. Бах. Два сброса. Выходим. Колеса уже все в хлам. Машина стоит на дисках. Бензин течет, масло из картера бежит. Тут опять налет. Ещё сбросы. Машина загорелась. Склад рядом, начали „уазик“ выталкивать, но он на дисках не катится. Я за руль. Ключ повернул, она вжик и завелась. Блин, думаю, повезло. Я её подальше от склада отогнал и начали тушить. Кажется, эта „буханка“ ещё ездит».

Было страшно, но мы выполняли приказ

Помните, в начале статьи я рассказал, что попросил Беломора вспомнить что-то интересное о его боевой работе. Тогда он ничего не рассказал. А через некоторое время, когда уже закончилась его служба в БАРСе, я получил от Беломора аудиосообщение. Приведу его дословно. Одного этого монолога вполне бы хватило, чтобы понять, насколько опасна служба водителя на передовой:

— Дим, ты спрашивал о каких-то забавных случаях, что у меня были. Ты просто не представляешь, до какой степени мне было страшно, когда я выходил из блиндажа. Кровь в жилах стыла. Главное пройти первые два шага. А потом бежишь к машине, и всё пофиг. Подбегал, садился, заводил машину и ехал. Куда надо было, туда и ехал. Потому что был приказ. Я же знал, что там ребята. Им вода нужна, или раненые ждут эвакуацию. Об опасности тогда не думал. Всё уходило на второй план. Потом возвращался в блиндаж, пил чай, курил. Вот как-то так.

В зоне СВО профессию фронтового водителя, работающего на «передке», по степени риска реально можно сравнить с боевой работой штурмовиков, прорывающих оборону врага. Поверьте, это правда...