Слово – ведущему специалисту в этой области, профессору, члену-корреспонденту РАМН, заместителю директора НИИ клинической онкологии по научной работе, руководителю отдела лучевой диагностики и интервенционной радиологии РОНЦ имени Н. Н. Блохина РАМН Борису Долгушину.
Выявить скрытое
«АиФ. Здоровье»: – Борис Иванович, не секрет, что от ранней диагностики злокачественных новообразований во многом зависит исход их лечения. Какими возможностями располагает сегодня онкология для решения этой проблемы?
Б.Д.: – Поистине безграничными. За 37 лет работы в этой профессии и в РОНЦ на моих глазах произошла настоящая технологическая революция в области лучевой диагностики, интервенционной радиологии и онкологии. Появились ультразвуковая диагностика, рентгеновская компьютерная томография, магнитный резонанс, позитронно-эмиссионная томография. Весь этот комплекс высокотехнологичных исследований в сочетании с другими методами позволяет изучить практически все зоны человеческого организма, а в итоге – быстро и надежно диагностировать онкологические заболевания на разных стадиях.
«АиФ. Здоровье»: – Даже на самых ранних?
Б.Д.: – Да. Более того, современная лучевая диагностика идет уже на клеточный и молекулярный уровни. И сегодня задачей лучевой диагностики является не только определение исходной локализации, вида опухоли и ее распространенности, но и оценка эффективности лечения, подчас очень агрессивного. Поэтому здесь не допускаются нечеткие трактовки. Онкологу нужен точный ориентир, чтобы вовремя скорректировать лечение и правильно его провести.
«АиФ. Здоровье»: – А если речь идет о хирургической операции?
Б.Д.: – Это еще одно из активно развивающихся направлений лучевой диагностики. Ее возможности активно используются для виртуального моделирования предстоящей операции, во время которого определяется оптимальный хирургический доступ, границы и расположение жизненно важных органов. Это достаточно скрупулезный процесс, не менее важный, чем сама операция. Благодаря такому подходу онкохирурги сегодня работают настолько четко, что для них имеют важное значение даже не сантиметры, а миллиметры опухоли. В последние годы хирургия в онкологии сделала огромный прорыв, и это в первую очередь заслуга директора РОНЦ, выдающегося хирурга и онколога, академика РАН и РАМН Михаила Ивановича Давыдова.
Точно в цель
«АиФ. Здоровье»: – Кстати, о лечении. Лучевая терапия всегда считалась очень агрессивным способом борьбы с опухолью. А как сейчас?
Б.Д.: – Как и лучевая диагностика, лучевая терапия за последние 15–20 лет претерпела огромные изменения. Из метода практически паллиативного (ослабляющего страдания безнадежно больного человека. – Ред.) она превратилась в радикальный и высокоточный метод противоопухолевого воздействия. Технологические возможности современных лучевых комплексов позволяют нам воздействовать на опухоли размером в несколько миллиметров, не повреждая при этом окружающие ткани.
«АиФ. Здоровье»: – Результаты есть?
Б.Д.: – Есть. Используя весь арсенал современного противоопухолевого лечения (хирургическое, лучевое, лекарственное, иммунологическое и их комбинации), подобранного индивидуально для конкретного пациента, онкологам удается добиться высоких результатов у большинства больных и обеспечить им достойное качество жизни.
К примеру, если раньше злокачественные опухоли почек у детей были фатальными, сейчас практически все маленькие пациенты, страдающие этим заболеванием, выздоравливают. А первая стадия рака молочной железы, кишечника, желудка, легких и многих других онкологических недугов теперь практически полностью излечима.
Камень преткновения
«АиФ. Здоровье»: – Но для того чтобы поймать болезнь на первой стадии, нужно вовремя пройти соответствующее обследование. Далеко не каждая женщина у нас в стране имеет такую возможность…
Б.Д.: – Увы, это так. Скрининг рака молочной железы, о необходимости внедрения которого (так же как и рака предстательной железы, толстой кишки, легкого) мы давно уже говорим на разных уровнях, до сих пор упирается в организационные проблемы. В результате, несмотря на онкологическую настороженность врачей на местах, несмотря на обилие техники в наших медицинских учреждениях, количество запущенных случаев болезни у нас в стране не уменьшается и вместо упреждающей диагностики нам приходится заниматься констатирующей.
И здесь мы отстаем от развитых стран, где эти технологии уже давно и успешно работают. И приносят свои плоды. В том числе – экономические. Судите сами: если лечение первой стадии того же рака молочной железы в мире стоит около 500 долларов, то лечение третьей и четвертой уже обойдется государству далеко за 100 тысяч долларов. При этом результаты будут хуже, чем при начальном процессе.
«АиФ. Здоровье»: – А сколько будет упущено жизней!
Б.Д.: – Согласно оценке мировых специалистов, внедрение скрининга рака молочной железы спасет до 30% женщин, которые сейчас умирают. Думаю, в конечном счете у нас придут к пониманию важности этого шага.
«АиФ. Здоровье»: – А как у нас обстоит дело с внедрением новых лечебных технологий, которыми так славится Российский онкологический центр?
– Внедрение новой технологии требует примерно 7–10 лет и грамотных кадров. И если сегодня мы оснастим лучшей диагностической аппаратурой любую больницу, а о подготовке кадров не позаботимся заранее, то осмысленные врачебные заключения появятся не ранее чем через три-пять лет.
К счастью, сегодня и здесь есть определенные подвижки. В стране создается новая модель подготовки медицинских кадров, в том числе и последипломной, в которой принимает активное участие и РОНЦ.
Дифференцированный подход
«АиФ. Здоровье»: – Представляю, сколько желающих попасть к вам на лечение! Очередь в Онкоцентр большая?
Б.Д.: – Как и во всех госучреждениях, у нас, к сожалению, есть очередь. Но она у нас дифференцированно регулируется: первичные пациенты, нуждающиеся в срочной консультации, обследуются вне очереди. Повторные, которым необходим контроль, записываются на консультацию заранее. Такой принцип работы позволяет нам наиболее оптимально использовать возможности нашего лечебного учреждения. Достаточно сказать, что через отдел лучевой диагностики, в котором ежедневно проводится до полутора тысяч исследований, проходят 600–700 пациентов в день.
«АиФ. Здоровье»: – Многие ваши коллеги из других лечебных учреждений жалуются на несовершенство распределения квот. Вы с этой проблемой сталкиваетесь?
Б.Д.: – Да, острая ситуация с квотами на лечение возникла у нас в конце минувшего года: они просто-напросто закончились. И люди, нуждающиеся в экстренной помощи наших специалистов, оказались лишены такой возможности. На мой взгляд, подобное недопустимо. К распределению квот нужно подходить дифференцированно. И те клиники, которые в совершенстве освоили высокие технологии, должны иметь возможность их реализовать. Тогда, с одной стороны, будет пролечиваться больше пациентов, с другой – это будет хорошим стимулом для других лечебных учреждений осваивать новые прогрессивные методы диагностики и лечения онкологических больных.
«АиФ. Здоровье»: – Другое нарекание ваших коллег – отсутствие преемственности в помощи, когда пролеченный специалистами больной, приехав домой, не получает должного медицинского наблюдения. Как эту проблему решаете вы? Ведь к вам в Онкоцентр приезжают пациенты со всей России…
Б.Д.: – Своих пациентов мы не бросаем, и если человек попал в РОНЦ, то, согласно стандартам лечения, в определенные периоды мы обязательно его вызываем для контрольного обследования и необходимого лечения. Сейчас у нас на учете стоит около четверти миллиона пациентов. И за каждого мы отвечаем.
«АиФ. Здоровье»: – В свое время один известный российский онколог признался мне в интервью, что его профессия – это крылья за спиной и опущенные руки. Пожалуй, нет другой такой области медицины, где бы врача подстерегало столько боли, столько разочарований. За что вы ее любите?
Б.Д.: – Она очень интересная и плодотворная! Мы реально помогаем нашим пациентам! А что касается потерь… Приходится абстрагироваться, как-то себя настраивать. Умирать с каждым больным невозможно. Нужно относиться к своей профессии как к делу, важность которого трудно переоценить.