А их по всему миру много. Его книги переведены на разные языки и расходятся многомиллионными тиражами. И вот новое издание, которым автор порадовал своих поклонников, – «Автопортрет. Роман моей жизни». Книга получилась увесистой, интересной и, по признанию автора, незаконченной. Значит, через какое-то время следует ждать продолжения. И мы вновь будем увлеченно следить за жизнью разоблачителя мифов и ниспровергателя авторитетов.
Наброски
«AиФ»: – «Автопортрет» вы писали в течение всей жизни, не думая об отдельном издании. Когда же созрел замысел объединить все фрагменты?
Владимир Войнович: – В тот год, когда одна из российских газет обратилась ко мне с предложением написать воспоминания. И я написал 70 глав, а потом уже понял, что нужно закончить это дело.
«AиФ»: – Самое первое воспоминание было о чем?
В. В.: – О том, как я сотрудничал с радио «Свобода», жил за границей и использовал некоторые факты своей биографии для подтверждения моих мыслей. Хотя первое мое воспоминание все-таки о Ленинабаде (моя настоящая географическая родина – это столица Таджикистана Душанбе). Я и сейчас вижу пыльную набережную перед окнами, караваны верблюдов, ишаков…
«AиФ»: – В своей книге вы вскользь упомянули, что в вашей фамилии ударение ставится на первый слог…
В. В.: – Дело в том, что моя фамилия сербского происхождения. И там, в Сербии и Югославии, ее произносят как Войнович. В Германии, кстати, тоже. А в России ставят ударение на второй слог. Мой отец боролся с этим и хотел, чтобы его называли Войнович, а я не борюсь, потому что с привычками бороться так же бессмысленно, как с прогрессом.
Знаки судьбы
«AиФ»: – Вы овладели многими профессиями: были пастухом, окончили ремесленное училище, работали на стройке, служили в армии, осваивали целину, были слесарем и авиаехаником. Но стали писателем. Если бы судьба дала вам новый шанс, кем бы вы стали?
В. В.: – Стал бы летчиком. Для меня небо – родная стихия. Но честно скажу: я очень доволен, что стал писателем.
«AиФ»: – Вы верили в свою судьбу?
В. В.: – В какие-то моменты своей жизни я видел знаки судьбы. Когда повез свою первую повесть «Мы здесь живем» в журнал «Новый мир», у меня не было жетона на метро. И я загадал: если пройду через турникет без особых проблем, то повесть возьмут к публикации. И получилось! Я – человек неверующий, но в знаки судьбы верю.
Самоцензура
«AиФ»: – Вы – известный правдолюб. Но ведь тех, кто всегда высказывает свое мнение в глаза, не любят. Вам с этим приходилось сталкиваться?
В. В.: – Если бы не приходилось, меня бы не исключили из Союза писателей, не выслали бы из Советского Союза. Но правдолюбу в любом обществе сложно, а в советском – тем более.
«AиФ»: – А внутренняя цензура для вас, человека и писателя, существует?
В. В.: – Есть очень много вещей, которые я никогда не стал бы делать ни за какие деньги и блага. Начиная с того, чтобы из корыстных побуждений лишить человека жизни. Это самое страшное. Я бы никогда не предал друга, никогда не стал бы доносчиком. Не стал бы ни за какие деньги сотрудничать с карательными органами, которые преследуют других людей. Не стал бы на собраниях осуждать человека, в вину которого не верю…
«AиФ»: – Были случаи, когда работа над вашими фильмами или спектаклями отменялась?
В. В.: – Да. Меня не очень любили власти и распускали обо мне разные небылицы. И бороться с ними было очень трудно. Потому что у них в руках были все средства массовой информации и целый штат лекторов ЦК КПСС, которые, выступая, говорили обо мне разные вещи. Однажды, когда запретили мою пьесу «Два товарища» в Театре Советской армии, на вопрос актеров «Почему?», вместо того чтобы объяснить реальную причину и сказать: «Автор стал неугоден советской власти», им объяснили так: «Войновича поймали на границе с контрабандой. Он пытался перенести через границу бриллианты». А я в то время даже близко не мог подойти к границе, а бриллианты не отличил бы от битого стекла.
Мюнхен. Далее – везде…
«AиФ»: – Но теперь-то вас невыездным не назовешь. Вы часто летаете из Москвы в Мюнхен. Не устаете?
В. В.: – Нет. Кстати, я уже не живу в Мюнхене, я давно переехал сюда. Меня все время спрашивают, надолго ли я приехал, а я и не помню, когда я выезжал.
«AиФ»: – А какой у вас сейчас паспорт? В своем «Автопортрете» вы очень язвительно отзываетесь о «серпастом и молоткастом»...
В. В.: – У меня два паспорта: германский и российский. Когда я в Европе, я пользуюсь германским, потому что он открывает мне границы, а в России – российским.
«AиФ»: – Слышала, вас приняли в Баварскую академию искусств. Как это произошло?
В. В.: – В Баварскую академию искусств меня приняли в 1976 году, когда я на Западе был уже довольно известным писателем. Мне однажды прислали телеграмму, в которой поинтересовались, принимаю ли я это звание, и я ответил, что принимаю. У меня много званий. Я – почетный член Российской академии художеств (у писателя есть целая серия пейзажей, натюрмортов, портретов и автопортретов. – Ред.), почетный доктор Ноттингемского университета, действительный член Сербской академии наук и искусств, почетный доктор Мидлберри-колледжа в Америке, почетный член общества Марка Твена в США. (Улыбается.) Что-то я, наверное, пропустил… Никакого материального содержания эти звания не имеют, но очень приятно, что кто-то признает твои заслуги.
Рабочий день
«AиФ»: – Как складывается ваш обычный день?
В. В.: – Если нет звонков с просьбой дать интервью, я сразу сажусь работать. Долго сижу за компьютером, пытаюсь привести себя в порядок. Зарядку я не делаю. В середине дня начинаю делать какие-то упражнения. А потом, когда у меня работа идет, сижу и пишу с утра до ночи.
«AиФ»: – Над чем сейчас работаете?
В. В.: – Пишу одну повесть, ее содержания я вам не скажу. Это пока секрет. Но я ведь только что закончил свои воспоминания, и мне нужно время, чтобы отойти от предыдущей работы. К тем писателям, которые работают размеренно, пишут по определенному количеству страниц в день, работают ровно по 4 часа, а потом отдыхают, гуляют, беседуют с друзьями, я не отношусь. Я – человек неорганизованный, поэтому обычно сижу целый день. Даже когда мне не пишется.
«AиФ»: – Вы пишете книги от руки, на печатной машинке или на компьютере?
В. В.: – Конечно, на компьютере! Я человек технически продвинутый, все-таки был механиком и к технике всегда относился с уважением. Конечно, поначалу мне к этому было трудно привыкнуть. Ведь я родился в средние века, при верблюдах и ишаках, при керосиновой лампе жил. А потом все пошло-навалилось: и электричество, и радио, и ТВ, и компьютеры с Интернетом. Но этот прогресс неизбежен и много положительного внес в нашу жизнь. Например, очень усложнил жизнь тиранов. Ведь телевидение – это всемирная гласность. И все преступления режима, которые в советское время существовали, сегодня, при всемирной гласности, практически невозможны.
Время перемен
«AиФ»: – Как вы оцениваете перемены, которые произошли в нашей стране?
В. В.: – В целом – положительно. Хотя мне многое не нравится. Еще раньше, в начале того, что называлось перестройкой, я писал, что советская власть кончится, а советский человек еще долго будет жить. И советское мышление останется. Все нам хочется опять сделать по-советски. И это мне не нравится. И новое поколение – это дети советских людей, у них много черт, полученных по наследству. Я часто встречаю молодых людей, осторожных и осмотрительных гораздо более, чем я в свои 77 лет. Такие «премудрые пескари». И еще сейчас заметен сильный откат назад, и демократия фактически отсутствует. Выборы превратились в фарс. Я на них не хожу и ходить не буду, так же как не ходил в советское время. Конечно, мне это не нравится, ведь я очень надеялся, что Россия станет свободной цивилизованной страной. Может, когда-нибудь это произойдет, но я уже, наверное, до этого не доживу.
Смотрите также:
- Евгений Коган: «Они готовы перегрызть друг другу глотки и выцарапать глаза» →
- Марина Степнова: «В Москве мне остро не хватает инвалидов» →
- За лучшей долей. Можно ли изменить жизнь, поменяв страну? →