Пока чиновники думаю, дети умирают... Почему у нас нет детской трансплантологии

   
   

Детская трансплантология… Эта тема у нас в стране – одна из самых острых. И одна из самых наболевших.

По данным Московского координационного центра органного донорства, ежегодно в операциях по пересадке органов нуждаются 5 тысяч россиян. 30 процентов из них – дети. Но шансы на спасение есть у единиц. В цивилизованном мире эту проблему давно решили: нуждающийся в трансплантации ребенок получает орган умершего сверстника. В России детское донорство запрещено. За годы косности мы опоздали на тысячи детских жизней. И опоздаем еще на сотни, если ситуацию не изменить.

Но как это сделать? Что мешает развитию детской трансплантологии в России? Об этом шла речь на недавнем ток-шоу «Свобода мысли» Пятого канала, героями которой стали известные врачи, члены Государственной думы, общественные деятели, в том числе и автор этих строк, посвятившая много лет этой сложной теме.

Хождение по мукам

Тон разговору в студии задал член Общественной палаты и Комиссии по правам человека при Президенте РФ, директор НИИ неотложной детской хирургии и травматологии, доктор медицинских наук, профессор Леонид Рошаль. Известный врач считает, что в России остро назрела необходимость разрешить пересадку органов от детей к детям:

– Я не понимаю, почему тяжелобольные дети, нуждающиеся в пересадке органов, у нас в России должны погибать, в то время как за рубежом они могут жить.

Рассуждать так Леонид Михайлович имеет все основания. Работая в Общественной палате, он не раз поднимал этот вопрос перед нашими законодателями. Но все попытки сдвинуть эту тему с мертвой точки упирались в одно – в утверждение необходимой для изъятия донорских органов инструкции по констатации смерти мозга у детей, над разработкой которой много лет трудились ведущие специалисты нашей страны. Создавая этот документ, его авторы ориентировались на многолетний мировой опыт в этой области. Около двух с половиной лет назад многострадальный документ был передан в Мин­здрав-соцразвития  РФ, да так там и осел.

   
   

Давно пытается достучаться до чиновников и законотворцев и присутствовавший в студии член-корреспондент РАМН, директор НИИ трансплантологии, доктор медицинских наук, профессор Сергей Готье. На счету этого блистательного хирурга более двухсот спасенных жизней. Подавляющее большинство из них – детские. Сергей Владимирович – пионер родственной (от родственника больному) пересадки печени, которая по сути является единственной на сегодняшний день альтернативой трупной детской трансплантологии у нас в стране. И все же без посмертного детского донорства, Сергей Владимирович в этом убежден, в России не обойтись. Особенно когда речь идет о пересадке сердца или легкого и в тех случаях, когда родители не могут стать донорами своему ребенку по состоянию здоровья. Но для того, чтобы это стало возможным, нужен новый федеральный закон. Ведь согласно принятому в 1992 году закону, пересадить сердце или почку нуждающемуся в экстренной трансплантации ребенку можно только от взрослого. Найти подходящего донора для пяти-семилетнего малыша (не говоря уж о тех, кто меньше) практически невозможно. Очередная российская нелепица: для того чтобы выжить, тем, чья жизнь висит на волоске, нужно подрасти.

Горькое «нет»

Чем это оборачивается для больных детей и их родителей, знают не только врачи, но и те, кто пытается помочь им правдами-неправдами попасть на дорогостоящую операцию за границу. Одним из самых ярких моментов ток-шоу стало выступление директора благотворительного фонда «Наташа» Евгения Комарова. Потеряв жену, которая умерла, дожидаясь из Минздравсоцразвития и Комитета здравоохранения Санкт-Петербурга разрешения на выезд в немецкую клинику, где ей готовы были сделать операцию по пересадке легких, Евгений решил создать фонд ее имени и помогать тем, кто оказался в подобной ситуации.

– Сейчас у нас в фонде 22 человека, из которых 18 людей разного возраста нуждаются в трансплантации – кто легких, кто сердца, – рассказал Евгений. – Но даже в тех случаях, когда мы смогли найти деньги на операцию, из Минздрава приходит отказ. Основание – такие операции делают и у нас. Таким образом за последние полтора года в нашем фонде умерли пять детей и трое взрослых.

На самом деле, считает Евгений, помочь в России им бы не смогли. Выйти на европейский уровень нашей трансплантологии удастся не скоро. Для того чтобы это произошло, должна быть создана современная служба с хорошо оборудованными реанимационными отделениями по всей стране, с оперативной доставкой врачей и органов к реципиенту, с мощной послеоперационной системой реабилитации. У нас же до сих пор все завязано на отдельные, не связанные между собой медицинские центры, большинство которых находятся в Москве.

Злая молва

Есть и другое обстоятельство, которое лишает огромное число тех, кто нуждается в трансплантации органов, шансов на жизнь – злая молва, подогреваемая жутковатыми историями о врачах-убийцах, разбирающих людей на запчасти. Среди самых нашумевших – печально известный скандал с 20-й московской городской больницей, в результате которого на скамье подсудимых оказались несколько врачей. Верховный суд полностью оправдал подозреваемых, но это дело вспоминают лихом до сих пор. В результате количество подобных операций по стране резко сократилось: врачи предпочитают с этой хлопотной темой не связываться.

С подобными проблемами сталкиваются и законодатели.

– Вы думаете, мы не пытались создать закон, разрешающий детскую трансплантологию? – посетовала участвовавшая в ток-шоу член Комитета Государственной думы по охране здоровья, первый заместитель руководителя фракции «Единая Россия», доктор медицинских наук Татьяна Яковлева. – Пытались, и не раз! Но как только мы выносим этот вопрос на суд общественного мнения, нам кричат: вы хотите погубить не только взрослых, но и детей!

Чем мы невыгодно отличаемся от иностранцев. В Европе, Америке, Канаде пожертвовать сердцем, почкой, печенью или легким погибшего родственника (в том числе и ребенка) во имя спасения другой жизни – такой же естественный шаг, как сдать кровь. Эта волна возникла не на пустом месте. 15 лет назад весь мир всколыхнула история Николаса Грина – семилетнего американского мальчика, погибшего от пули мафиози во время путешествия по Италии. Поняв, что сына не вернуть, его родители решили: спасем других! Благодаря органам, извлеченным из его безжизненного тела, возможность жить получили семь (!) человек. Говорят, до этой трагедии Италия занимала последнее место в Западной Европе по количеству доноров. С тех пор их число здесь увеличилось в несколько раз. Сегодня в Италии донором может стать и новорожденный ребенок с установленным диагнозом гибели мозга. При одном условии: разрешение на изъятие у него одного или нескольких органов должны дать оба его родителя. Говорят, отказов почти нет.

Тема высокого напряжения

До нашей страны эта волна не докатилась. В отличие от Италии, изъятие донорских органов у нас – процесс закрытый. На территории России действует так называемый принцип презумпции согласия, по которому врач вправе изъять органы у умершего человека, если при жизни тот не заявил против этого свой протест. Врачи идут на этот шаг не от хорошей жизни. На их памяти немало примеров, когда протесты родных и близких донора оборачивались гибелью нуждающихся в срочной пересадке пациентов.

И все же в случае с детьми это правило не должно действовать. Участвовавшие в передаче эксперты в этом убеждены. Детская трансплантология должна быть максимально открытой. А у родителей погибшего ребенка должно быть право выбора – жертвовать или нет его органом для спасения другого малыша. Как и другое: знать, что для их сына или дочери врачи сделали все, что могли, и что изъятые у него органы поступят действительно к тому, кто больше всех в них нуждается, а не к тем, кто больше всех за них заплатил. И для того, чтобы это стало возможным, в России нужно не только усовершенствовать законодательную базу, но и повышать престиж врачей, который в последнее время у нас в стране сильно пошатнулся.

Детская трансплантология ставит множество вопросов. Может быть, слишком много для неподготовленного российского общества. Но решать их надо. Если мы не хотим, чтобы у нас умирали дети, которых можно спасти. 

Смотрите также: