Ополченец Максим Калюжный накануне Нового года ненадолго приехал в Россию (здесь у него уже находятся жена и двое маленьких детей) за гуманитарной помощью. Пользуясь случаем, наши журналисты расспросили его о том, что за люди воюют в Донбассе, с каким противником им приходится иметь дело и чем может закончиться этот затянувшийся конфликт.
«Пленных не беру»
— Когда война только началась, я ехал домой в Киев через Харьков и попал в плен, — рассказывает Максим. — Меня чем-то ударили через открытое окно машины, и я потерял сознание. Очнулся уже в сарае, где меня сразу же начали избивать. В плену пробыл часов пять. И жизнь мне спасло только то, что моих мучителей куда-то срочно вызвали. Я выждал момент и сбежал. Семь дней пробирался по полям в сторону Луганска, откуда я родом. Когда добрался, пошёл в ополчение.
Все те, кто побывал в плену «Правого сектора», рассказывают, что над ними изощрённо издевались. Жестокость этих людей не знает границ. Хотя настоящие ополченцы в плен попадают редко — в основном только раненые. И поэтому боевики захватывают мирных жителей, издеваются над ними, требуя признания, что они из ополчения. Даже очень крепкий человек порой не выдерживает тех пыток, которые они применяют.
Моя военная профессия — снайпер. Пленных я не беру. И мне всё равно, юн противник или стар. Если человек пришёл захватывать мою землю, убивать ни в чём не повинных мирных жителей — матерей, детей, стариков, то он заслуживает только одного: смерти. И ребята из моей группы думают так же. На данный момент на территории Украины я нахожусь в розыске. За мою голову назначена награда в 50 тыс. долларов.
«Воюет много женщин»
У нас нет регулярной армии. На территории Донецкой и Луганской областей действуют отдельные отряды ополченцев, у каждого — свой участок, за который он несёт ответственность. Полевые командиры собираются для переговоров и стараются действовать согласованно.
С того дня, как я пришёл в ополчение, не получил ни копейки денег. В моём понимании, любой человек, который защищает свою землю за деньги, — это наёмник, а не солдат. И он уже не борется за идею, его интересует только личная выгода.
Моя группа занимается разведкой. Уходим на территорию противника без телефонов, без раций, без документов. С собой берём только еду и оружие. Если через неделю о нас ничего не слышно, нас считают мёртвыми. Украинское телевидение врёт, показывая, как задержали «диверсантов» с паспортами и удостоверениями. На самом деле ни один разведчик в жизни не возьмёт с собой документы.
Сегодня в ополчении воюют люди разных национальностей и возрастов. Как-то в начале лета мы стояли на блокпосту и в бинокль увидели, как дедушка, увешанный наградами, тянет за собой пулемёт «Максим», взятый из местного краеведческого музея. Попросился вместе с нами стоять на блокпосту, но с одним условием — стрелять из пулемёта будет только он... И таких случаев очень много. На Лисичанском блокпосту также стоял дедушка, да ещё и с двумя внуками. Его сына уже не было в живых — вместе с женой попал под бомбёжку.
Совсем недавно воевать приехали двое 19-летних ребят. Сами они из Донецка, но жили в России. Их отец-офицер пытался отговорить их, но они и слушать не стали.
Очень много воюет женщин. И неплохо воюют! Трое девчонок на протяжении двух дней оборонялись от целой роты украинских солдат. Вдумайтесь, три девчонки против 120 человек! Две девушки погибли, но ценой собственной жизни не пустили противника на нашу территорию. Та, что осталась в живых, сейчас ходит с вшитой в одежду гранатой — чтобы взорвать себя, если попадёт в плен.
В полной изоляции
В двух областях сейчас остаются не менее 5 млн человек. Они находятся в полной изоляции. Гуманитарная помощь часто не доходит или оседает в Донецке и Луганске. В детских домах дети сидят на одной перловке. В лучшем случае ещё видят консервы, которые приносят им ополченцы. Разве это пища для детишек?! В Красном Луче Луганской обл. более 20 пенсионеров совершили суицид, потому что им нечего было есть. А сейчас морозы ударили — и люди начнут умирать от холода.
Шахтёрский посёлок, где я рос, сегодня оказался на линии фронта. Угольной шахты уже нет — её сровняли с землёй. Учиться детям тоже негде...
Если мы проиграем войну, я всё равно не остановлюсь. И таких, как я, много. Как могут люди, которые потеряли родных и близких, которым не страшны уже никакие танки, согласиться на оккупацию их территории?! Хочется, чтобы нас оставили в покое и больше не лезли. Луганская и Донецкая республики очертили границы своих территорий — мы требуем, чтобы с этим считались.
Всем гражданам России я могу сказать одно: не приведи Господь, чтобы когда-либо на территории вашей страны возникли какие-то конфликты. Но, если это произойдёт, я буду в первых рядах среди тех, кто встанет на защиту России. В знак благодарности за помощь, которую нам оказали простые россияне, я, без сомнения, буду помогать вам отстаивать свою землю.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции