Агент ЦРУ Эштон Айви (Леонид Бичевин) снова возвращается в гостеприимный Ноябрьск, где его уже ждёт Евдокимов из ФСБ, – и начинается новое противостояние разведок. «АиФ» поговорил с сыгравшим Евдокимова актёром Юрием Стояновым об умении адаптироваться, о шпионах, «Городке» и природе юмора.
За державу по-прежнему обидно
Игорь Карев, «АиФ»: Юрий Николаевич, финал первого сезона «Адаптации» вроде бы продолжения не предполагал – во всяком случае, в отношении вашего персонажа, подполковника ФСБ, которого все звали просто ЕГ. Но мы с вами обсуждаем второй сезон, и это означает, что всё не так просто.
Юрий Стоянов: Знаете, мне кажется, что финал первого сезона повесил очень большой вопрос. Разбивается вертолёт, а мой персонаж, главный фээсбэшник газодобывающего региона, собирается свалить за границу с помощью иностранного агента. Но невозможно поверить, что он собирается так просто предать страну. Вспомните, каким он был: жёстким, хитрым, умным. Он мастерски плёл интриги и делал это не ради каких-то карьерных соображений, не ради нетрудовых доходов. Он не «крышевал» газовый бизнес, не владел акциями компаний через подставных лиц. Кажется, таких людей не бывает, но они есть. В кино этот ряд открывал персонаж фильма «Белое солнце пустыни», которого сыграл Павел Борисович Луспекаев. Этот таможенник произнёс хрестоматийную фразу: «За державу обидно». И ЕГ очень серьёзно относится к этому девизу.
Так что я не считаю, что сюжет был завершён. Наоборот – всё было сделано так, чтобы зрители остались в некотором недоумении.
– Ну про зрительское недоумение я бы поспорил. По-моему, уже в начале первого сезона было ясно, что наши победят и ничего у этого шпиона не выйдет…
– Я вам больше скажу: не только у этого киношного шпиона ничего не выйдет, но и у любого другого, которого закинут в какой-нибудь газодобывающий посёлок в Сибири. Мы снимали этот сериал под Мурманском, потому что нам была нужна настоящая тундра, и прочувствовали все северные условия на себе. Если туда закинуть иноземного шпиона, ему там придётся очень плохо.
Вот совсем недавно в Анадыре экстренно сел самолёт из Китая, который летел в Лос-Анджелес. Кто-то из его пассажиров написал, что оказался в самом угрюмом и страшном месте на Земле. На самом деле отнеслись к ним там славно, гостеприимно, да и температура на улице была всего минус 6 – я ещё удивился, что так тепло. Конечно, люди испытали стресс во время аварийной посадки, потом в футболках ещё и пробежались по снегу до аэропорта. Но всё равно это не «ужас-ужас». А шпионы… Наверное, если они и есть, мне кажется, попади они в Россию, с ними произойдёт то же самое, что и с главным героем нашего сериала.
– Он не смог вписать происходящее в привычную для него систему координат. В этом Ноябрьске отсутствовала та логика, к которой он привык в Америке. Но зато там были огромные пространства, которые влияют на наш характер. Поэтому приключения такого шпиона в нашей стране становятся комедией. Подождите, он ещё и влюбится – сначала в женщину, а потом и во всё, что его теперь окружает! То, что многие из нас называют бардаком, иностранца сперва потрясает, как бы долго его ни готовили специалисты. Вот и Эштон в сериале не может нормально пережить встречу с моим героем или его помощником Валерой (играет Артур Бесчастный. – Ред.). И вся ситуация превращается в комедию.
Смех как способ существования
– Вы часто говорите в интервью, что не любите, когда вас называют юмористом или комическим актёром. Почему так?
– А я юмористом и не являюсь. В Советском Союзе и в России так традиционно называли и называют людей, которые выступают с юморесками на эстраде. А я артист театра и кино и обожаю эти свои проявления как характерного артиста. Буду счастлив, если меня будут называть комедийным артистом, потому что самое опасное – открещиваться от того, за что тебя полюбили. Но юмористом я никогда не был!
– Скорее всего, такой стереотип появился после вашего многолетнего участия в «Городке»…
– Знаете, у нас в «Городке» висел плакат, который придумали мы с Ильёй Олейниковым: «Мы не смешим – они смеются». Это тот способ существования, который мы исповедовали. Но в этой фразе есть лукавство: на самом деле мы просто знали, как надо смешить (смеётся).
– «Городок» все зрители вспоминают с теплотой и жалеют, что программа больше не выходит. На нашем телевидении должна быть подобная передача…
– Этот вопрос не ко мне!
– В вашей фильмографии комедийных ролей действительно не очень много. Почему вы всё же снимаетесь в комедиях?
– Потому что я актёр и должен работать, поддерживать свою форму. Актёр подпитывается, конечно, прежде всего в театре, потому что это то место, где он приобретает профессию. А в кино актёр отдаёт. Театр – это лаборатория, НИИ, а кино – завод.
– А где вам комфортнее – в театре или в кино?
– Я давно придумал для себя формулу: без театра нельзя жить, а без кино нельзя выжить (смеётся). Но вообще, если провести аналогию, то это как спросить: можно ли прожить без душа? Нет, нельзя. Театр – это профессиональный душ для артиста, гигиена творческого организма. Работа только в кино может выхолостить. Кино лишь забирает, там нужно отдавать, а приобретать можно только в театре. Но при этом кино – великая штука, там можно получить опыт и уверенность в себе. Помимо успеха.
– Я не чувствую, я знаю. Недавно я ставил в Питере спектакль «Спасти рядового Гамлета» и во время работы указал актёру: ты вот здесь повернись, скажи фразу и вот так дёрни плечом. Он переспрашивает: зачем, что должно получиться? А я точно знаю, что в зале в тот момент, когда он так сделает, будут смех и аплодисменты. Есть какие-то законы, которые актёр со временем понимает. Но шутка не может быть самоцелью, она должна быть обусловлена существованием на сцене.
Тот юмор, который мы с Олейниковым исповедовали, строился на большом сочувст-вии к человеку и на знании человека. Знаете, какую фразу я часто слышу от тех, кому сейчас 30–40 лет? Они благодарят меня за счастливое детство (смеётся). А один человек однажды сказал мне: «Спасибо за моё весёлое детство». И эта благодарность мне очень дорога.
Юмор, который мы с Ильёй Олейниковым исповедовали в «Городке», строился на большом сочувствии к человеку и на знании человека.