Владимир Спиваков: «Себя жалеть нельзя!»

Владимир Спиваков. © / Владимир Вяткин / РИА Новости

Почти как шахтёры

Юлия Шигарева, «АиФ. Здоровье»: Владимир Теодорович, вы в прекрасной физической форме. Это генетика? Чудеса тренажёрного зала? Или работа дирижёра — сама по себе тяжёлый физический труд и тут уже не до штанги с беговыми дорожками?

   
   

Владимир Спиваков: Когда-то я занимался спортом. А есть такое понятие: мышечная память. Поэтому когда летом я отдыхаю, стараюсь, чтобы мышцы, наоборот, работали: много плаваю, поднимаю тяжести. Это приводит тело в боевое состояние.

Но скажу так: если вы целый день работаете, это уже держит вас в тонусе лучше любого фитнеса. Учёные выяснили, что по энергетическим затратам на первом месте стоит труд шахтёра, а следом за ними идут дирижёры.

А ещё работа (если она любимая) пробуждает интерес. Интерес к совершенству. Понимаете, все достижения — это же как линия горизонта: чем выше поднимаешься, тем она оказывается дальше от тебя. И заставляет двигаться вперёд.

— Я видела вас на репетиции. Вы один за весь оркестр работаете. Это необходимость, иначе музыкантов не раскачать, или вы просто не можете удержаться?

— Во‑первых, не могу удержаться. Во‑вторых, как когда-то сказала Марина Ивановна Цветаева, оркестр — это единство множества. Очень точное определение! Если жажда творчества есть и у руководителя, и у людей, с которыми он работает, тогда и результат будет замечательный.

— Но это же колоссальные энергетические затраты! Понятно, когда ты так затрачиваешься на концерте, — там идёт обмен энергией с залом. А на репетиции-то можно себя и пожалеть!    
   

— Себя жалеть нельзя. Это и в спорте, и в творчестве основной принцип. Тратить себя должно стать привычкой. Каким-то образом все эти затраты потом восполняются — хорошим настроением, удовлетворением от сделанного.

— А после концерта вы быстро восстанавливаетесь?

— Нет. Как правило, после концерта я не сплю и ничто на меня не действует. Потому что в голове продолжает звучать то, что звучало на сцене.

— У актёров есть одно верное средство снятия стресса...

— Вы про спиртное? На меня и это не действует! (Улыбается.)

Уроки детства

— Вы один из тех уникальных людей, которым удалось удачно совместить спорт и музыку. Да ещё какой спорт и какую музыку: бокс и скрипку! (В детстве Владимир Спиваков занимался боксом и даже получил второй юношеский разряд. Как признаётся сам музыкант, на ринг его привело желание научиться давать сдачи — законы послевоенных ленинградских дворов были весьма суровы. — Ред.).

— Ну, бокс остался в молодости — когда-то я этим серьёзно увлекался. Сейчас-то у меня уже нет времени на такие вещи. Я ещё и живописью увлекался, когда мне было лет 17: вон висят мои работы (показывает на одну из стен в кабинете).

— Но вы же скрипкой начали заниматься в 6 лет. А первое правило музыканта — беречь руки и лицо. В спорте же — сплошные травмы...

— Судьба уберегла. Хотя спорт — это было абсолютно моё решение. И родители мне в этом не мешали — делать то, что мне хотелось.

— Чему вас научила музыка и чему спорт?

— Дисциплине. Верность слову — это очень важно и в спорте, и в музыке. И там и там всё на доверии построено. От доверия даже дети получаются. Разве нет? (Смеётся.)

Болею за дело

— Музыку часто называют врачевателем душ. От театральных режиссёров я в последнее время часто слышу: в кризис залы стали заполняться больше. А у вас в Доме музыки такая же картина?

— Сейчас — да. Хотя начинали мы с нуля. Это же не намоленное место было, как Консерватория или Концертный зал Чайковского. А в России ко всему новому относятся очень осторожно.

— А как родился Дом музыки?

— Мы как-то были на гастролях в Сингапуре. Зал, в котором мы играли, меня потряс. На репетиции ко мне подошёл человек с маленьким аппаратиком и начал спрашивать, какая акустика для вечернего концерта мне больше нравится, потом нажал несколько кнопочек на аппаратике, который дер­жал в руках, и нужную акустику отладил.

После этого я глубоко задумался, а вернувшись домой, постарался сделать всё, чтобы в Москве тоже появился концертный зал с такими техническими возможностями, — так возник Московский Международный Дом музыки, который теперь стал знаковым местом и новым культурным символом Москвы.

— Но ведь одной акустики для этого мало...

— Я это понимал. И приглашал к нам в Дом с концертами Лучано Паваротти, Пласидо Доминго, Хосе Каррераса. Сегодня у нас афиша составляется уже на полтора года вперёд — желающих выступить здесь масса.

К тому же мы ещё и взращиваем свою будущую аудиторию. У нас больше 30% концертов в афише ориентированы на детей. Раскупаются эти абонементы в первую очередь. И на гастролях по России почти в каждом городе на концерте в первых рядах сидят ребятишки — нарядные, весёлые.

Я как-то спросил: «А вы кто?» — «Мы дети вашего фонда», — отвечают. Через наш фонд (Международный благотворительный фонд Владимира Спивакова. — Ред.) прошло более 20 тысяч детей со всей страны. Наши специалисты ездят по городам, проводят прослушивания. Тем талантливым ребятам, у семей которых нет денег на то, чтобы полноценно заниматься музыкой, мы помогаем: и инструменты им покупаем, и лечим, и учим, и посылаем на мастер-классы, и даём возможность играть с лучшими оркестрами (чего на том же Западе начинающие музыканты лишены).

— То есть вы не только публику растите, но и тех, кто потом будет играть в вашем Доме музыки. Дальновидная политика!

— Жизнь течёт между двумя полюсами — интерес и идея. Интересы побеждают. Но — на краткое время. А идеи работают на долгосрочную перспективу. Вот и наш Дом музыки, наш фонд — это идея, а не интерес. Я болею за своё дело. И делаю всё для того, чтобы здесь было лучше.