Поклонников оказалось столько, что некоторые даже не поместились в небольшой зал. Ведь на встречу прибыли даже жители Санкт-Петербурга. Со свойственным ему юмором Александр Анатольевич ответил на все вопросы и рассказал, почему решил взяться за перо.
— Я всю свою молодую жизнь прожил в Скатерном переулке, у Никитских ворот, арбатско-никитский такой парень, — сказал актер. — Детство мое прошло между двумя кинотеатрами: Повторного фильма, где сейчас театр Розовского и Художественным кинотеатром на Арбате. Мы с другом в восемь утра выходили в школу из дома, и шли в кино. Билет тогда 20 копеек стоил. После сеанса на бульваре съедали бутерброд, и шли в Художественный кинотеатр, на одиннадцатичасовой сеанс. А в половине второго возвращались домой. И так — десять лет. До сих пор — разбуди меня ночью, я помню наизусть весь маршрут и все дворы.
Сегодня же все перекрыто — у каждого подъезда стоит шлагбаум и семь охранников. Так что маршрут этот повторить невозможно. Иногда я приезжаю в Хлебный переулок, который тоже перекрыт для сквозного проезда, как и мой родной Скатерный, сижу в машине и через шлагбаум смотрю на дом своего детства. И на кусочек двора, который виден оттуда. Вот так я посещаю свои родные дворы. Поэтому я и решил, что надо попробовать проползти по не закрытым еще дворам памяти.
Всех присутствующих очень интересовало — почему Ширвиндт пришел на встречу без своей знаменитой трубки. Артист признался, что уже полгода как бросил курить, и теперь озабочен тем, куда пристроить свою коллекцию трубок.
На вопрос, как он относится к современному эстрадному юмору, Ширвиндт ответил, что терпеть не может старческого брюзжанья о былом, но считает, что современную эстраду портит вседозволенность.
— Наше поколение давила цензура, но, если вдуматься, тогда существовала и огромная команда редакторов, эрудированных, потрясающе тонких людей, которые не допускали на выход ничего «ниже пояса» — и в прямом, и в переносном смысле. А сейчас лепи — что хочешь, если эфир купил. Конечно, есть таланты — тот же феноменальный Максим Галкин, или мой любимый Ванька Ургант, которого я с детства знаю, или Юра Гальцев, но и они работают без ценза, а, кроме того, обязаны заниматься производством юмора круглосуточно, отчего у них поневоле начинаются сбои вкуса. Они сами это понимают, но сейчас такая рейтинговая конкуренция, что полчаса не шутишь — могут забыть. Гонка за круглосуточностью приводит к бессмысленности...
Рассказал артист и о том, в какой рекламе не стоит сниматься молодым актерам.
— В рекламе сниматься нужно, не надо быть старомодными идиотами. Все снимаются, даже Роберт де Ниро. Но, опять же, в рамках вкуса. Ни в коем случае нельзя сниматься в рекламе пива, прокладок и перхоти. Представляете, молодая актриса рекламирует эту вот перхотную голову, а вечером в театре играет Джульетту. А публика смотрит и думает: это та, у которой перхоть. Не стоит этого делать.
На вопрос поклонницы о своем фирменном спокойствии актер ответил так:
— Это я с виду такой, а внутри все кипит. Но я с детства это вырабатывал в себе. В кругу друзей, многие из которых фигурируют в книге, у меня была кличка «Маска». Очень удобное существование, хотя иногда хочется выйти из рамок. Но, коль ты Маска, изволь соответствовать.
| Цитаты из книги «Проходные дворы биографии» |
— ...у нас был свой отдельный мегаполис. Огромный архипелаг проходных дворов. Дворовая мафия казалась доброй и наивной. Нашу банду возглавлял атаман по фамилии Кроликов. Он погиб во время игры.
— Помню учительницу Елену Николаевну, она преподавала у нас с 4 по 7 класс. А потом ее выгнали из школы, потому что в нее влюбился наш пионервожатый. Он учился в
— Владимир Абрамович Этуш был всегда эталоном того, как исправлять дикцию. Когда он пришел учиться после армии, то не выговаривал ничего. Но так как он был фронтовик, взяли без звука (в том числе без шипящего). Этуш тренировался с камушками во рту. Теперь якобы говорит правильно.
— Будучи студентами, мы всегда и везде подрабатывали. К примеру, разгружали товарняки на Рижском вокзале. На Рижском — потому что знаменитая Трифоновка (студенческое общежитие театральных вузов под нарядной кличкой «Трипперный городок») находилась на подъездных путях Рижского вокзала.
— Более пятидесяти лет я преподаю в Щукинском училище. После Этуша я самый старый педагог. Евгений Князев, нынешний ректор, в каком-то архиве отыскал приказ 1957 года о зачислении меня на кафедру пластической выразительности актера. Глядя на мою сегодняшнюю комплекцию, трудно поверить, что тогда я преподавал фехтование и сценическое движение.
— Ребята становятся родными детьми, их надо кормить, поить, расспрашивать, что случилось. У меня был студент, у которого регулярно умирала тетя — за четыре года у него скончалось около шести теть. Я говорю ему: смени уже пластинку, фантазию подключи, есть же дяди, бабушки, в конце концов, товарищи. Хорони других, что ж ты к бедным тетям привязался... Нет, снова тетя умерла...