Музыкант Алексей Чумаков в интервью АиФ.ru рассказал о том, почему «Евровидение» не тот конкурс, на который стоит стремиться артистам, за что его хотел избить Александр Серов, кто из его коллег носит майку с надписью «Настоящий Чумаков», почему его не приглашают в новогодние «голубые огоньки», а также почему не взял деньги за участие в проекте «Один в один».
— Алексей, когда мы обсуждали с Евгением Фридляндом, твоим бывшим продюсером, делегирование Манижи на конкурс «Евровидение», он сказал, что лучше бы туда отправили тебя. «Чумаков харизматичный, в формате конкурса, очень достойно бы представил страну», — сказал он. А если бы предложили, поехал?
— Не поехал бы. Во-первых, не считаю «Евровидение» чем-то необходимым в жизни артиста, не говоря уже в жизни страны. Да, на тебя могут обратить внимание в рамках конкурса. Но ни один из российских артистов, участвовавших в «Евровидении», кроме победителя Димы Билана, не получил никакой популярности в Европе. Что, в Европе знают Руслана Алехно (представлявшего Беларусь в 2008-м — Ред.)? Нет. Знают там Полину Гагарину, Сергея Лазарева? Нет, конечно. Уважаю своих коллег, они талантливейшие ребята. Но какой был смысл им участвовать в «Евровидении»? Чтобы стать чуть более популярными в России?
Как показывает практика, в любом соревновательном процессе на уровне стран ты становишься героем, если выигрываешь, и тебя хоронят, если не занимаешь первое место. Грубо говоря, «Евровидение» может стать могилой для артиста. Ведь всё, кроме первого места, — это проигрыш. Зритель в персональном случае умен и деликатен. Но когда люди собираются вместе и возникает некое ощущение энергии толпы, в этот момент желание поклевать (мы на тебя ставили, а ты не выиграл) столь велико, что проигравший превращается в мальчика (или девочку) для битья. Шлейф проигравшего тянется за артистом всю жизнь. А это совсем не моё.
Поэтому для меня намного важнее не биться за эфемерный успех на сомнительном конкурсе, а бороться за внимание людей, которые меня уже любят. Важнее оправдать их надежды. А оправдать надежды, как бы патетично это ни звучало, я могу только одним способом — писать качественные песни, делать хорошее шоу и не обманывать своего зрителя. Участие в «Евровидении» не поможет выполнить ни один из этих пунктов.
Во-вторых, очень сложно выиграть политизированный конкурс, где по большому счёту талант участника глобально не влияет на результат. Я считаю, что надо было отправлять на «Евровидение» Сашу Панайотова.
— Тут я с тобой полностью согласен. Очень достойный артист!
— Он невероятный вокалист, безупречный, это факт! Донести песню он сможет как никто другой. Но даже если ты поёшь как Панайотов, тебя могут выиграть какие-нибудь фрики в масках-страшилках (участники финской группы «Лорди» — Ред.) просто потому, что так надо организаторам. Талант Панайотова в этом случае ни при чём.
В-третьих, когда ты выходишь на площадку «Евровидения», тебе говорят: ты должен спеть вот эту песню, журналистам должен говорить вот так-то, мы тебе даём режиссёра, который будет ставить тебе номер. В таком случае это буду уже не я.
— Однако эти убеждения не помешали тебе два раза принять участие в телешоу «Один в один», где тебе вообще приходилось изображать других людей.
— Это совсем другое. Участвуя в проекте «Один в один», я находился в своей вотчине, внутри собственного таланта или собственной бездарности. Ты либо справился и удивил зрителя, либо не справился. Поёшь похоже, так, что не отличить? Энергия от тебя идёт? Люди прослезились? Значит, даришь впечатления без коммутатора. Это более честная игра со зрителем. А когда ты находишься на таких площадках, как «Евровидение», как и чем удивлять зрителя, решаешь не ты.
Поэтому я принял участие в шоу «Один в один» как участник в 2013 году и в 2016-м в качестве члена жюри. Ничего сложнее я в своей жизни не испытывал. Даже «Король ринга» физически и психологически не такой сложный, как «Один в один». На тебе килограммы грима, утолщение или корсеты, вставные зубы, линзы. И ты проводишь в гриме и костюме по 17-18 часов. Порой у тебя начинаются панические атаки.
— Ради чего всё это? За это хорошо платят?
— Кому-то платят, кому-то нет. Я не стал брать деньги.
— Почему?!
— В 2013 году проект «Один в один» был новинкой, перевернувшей всё телевидение. У него были сумасшедшие рейтинги. Тогда никому из артистов не платили. Считалось, что участники должны быть счастливы, что их пригласили в рейтинговое шоу. В 2016-м я сидел в жюри в этом же шоу, которое выходило на канале «Россия 1». За это я получил деньги. Но когда я участвовал в «Битве сезонов», где бились победители, я отказался от денег. Дело в том, что мы в приятельских отношениях с продюсером Тимуром Вайнштейном. И у поэтому у меня были преференции. В частности, мне не нужно было, как всем участникам, приезжать в 6 или 7 утра для съёмок профайлов (я не успевал прилетать с гастролей, именно поэтому не во всех профайлах я есть). К тому же я попросил заранее давать мне информацию, какие песни нужно петь, чтобы можно было подготовиться. Из-за того, что проект был очень масштабный и дорогой, производители вышли за рамки бюджета. Конечно, хотелось бы получить деньга за участие. Но потом Тимур спросил: «Сколько я тебе должен?» Я ответил: «Если сможешь заплатить, буду рад, но если совсем проблематично с деньгами, я готов отказаться. Главное, чтобы мы были полезны друг другу».
Я понимал, что в первую очередь нужно платить людям, которые совсем на этом живут: гримерам, костюмерам, операторам, редакторам. Это их бизнес. Я-то живу от доходов с концертов. Поэтому как участник шоу (не член жюри) я не получил ни рубля. Не всё измеряется деньгами, человеческие отношения гораздо важнее. Но знаю, что там были артисты (не буду называть их имена), которые работали исключительно ради денег. Но это нормально. Если бы я сказал, что мое участие стоит столько-то, уверен, мне бы столько и дали.
— Кстати, Александр Серов обиделся на то, как ты его спародировал в «Один в один». Сначала он грозился побить тебя, а затем судиться. Он хоть что-то сделал из того, что обещал?
— Александр Серов — один из немногих певцов в России, кто действительно по праву считается «фирменным». Как вокалист он почти безупречен. Своим вокальным мастерством он воспитал массу исполнителей. Его голос не перепутаешь ни с чьим другим. И в этом смысле он уникален. Я прекрасно к нему отношусь. Но отсутствие у него чувства юмора, самоиронии меня удивило. Я искренне делал этот номер. Да, конечно, немного утрированно. Но мы же развлекаем людей, смех и радость мы приносим людям. Тем более «Я люблю тебя до слез» — это не песня-молитва, она не про родителей, не про детей. Давай признаем, я сделал его очень похоже, все получили удовольствие. Даже сам Серов после этого получил массу эфиров на Первом канале. Но мне передали, что он хочет набить мне морду.
Позже мы с ним встретились случайно на корпоративе. Когда он шёл мне навстречу, я был уверен, что он меня ударит. Но он прошёл мимо. Может, всё дело в том, что я высокого роста — 190 см. Плюс во мне 100 кг. Все думают, что я маленький и мягкий, но я высокий и крупный. А Александр не очень высокого роста. И он, видимо, передумал. Потом он пытался подать на меня в суд. Но я не нарушил никакой закон, не оскорбил его. В общем, с тех пор даже если встречаемся на заказных выступлениях (по иронии судьбы Серова часто заказывают на те же мероприятия, что и меня), он никогда со мной не здоровается, делает вид, что меня не существует.
— Помню еще один забавный эпизод — в одной из программ Андрея Малахова я увидел певца Сергея Чумакова, который был одет в футболку с надписью «Настоящий Чумаков»? Получается, ты «ненастоящий»?
— В 1997 году я работал в ресторане в Тюмени и как-то поехал на гастроли в Челябинск. Мне туда позвонил человек, представившийся директором Сергея Чумакова. Он пообещал меня сгноить и уничтожить за то, что я использую фамилию известного артиста, чтобы зарабатывать деньги. Но это не псевдоним, у меня папа Чумаков, я по паспорту Чумаков. Правда, фамилия имеет болгарское происхождение, и в Болгарии она произносится с ударением на букву А.
У нас был очень странный диалог с директором Сергея. Я его выслушал, а потом послал по известному адресу и положил трубку. Меня это так задело, честно говоря. Я, конечно же, знал Сергея Чумакова. Он талантливый парень, у него была масса хитов — «Гадюка», «Не обижай, жених» и т. д. И вдруг в 2014 году я с ним случайно встречаюсь на шоу «Наш выход» (музыкальный семейный конкурс на канале «Россия 1» — Ред.), где Сергей сидел в экспертах. Я выразил ему своё почтение. Он что-то ответил. Больше я его никогда не видел. Недавно включаю телевизор, и он у Андрея Малахова в шоу «Прямой эфир» сидит в белой майке с надписью «Настоящий Чумаков». Я не поверил своим глазам, полез в интернет, прогуглил и понял, что он и на концертах выступает в этой майке. Видимо, чтобы точно не перепутали. Это же надо додуматься! Наверное, мне надо сделать футболку с надписью «Ненастоящий Чумаков».
— То есть это была не разовая акция?
— У меня ощущение, что он спит в этой майке. Я подумал, если Александр Серов случайно встретится с Сергеем Чумаковым и увидит на нём майку с надписью «Настоящий Чумаков», то может ему дать по морде. И тем самым реализует своё желание (смеётся).
— Как у тебя дела с работой в период пандемии? Достаточно ли концертов сегодня?
— В прошлом году несколько месяцев я был, как любой другой артист, без концертов. Но при этом, конечно, работа не останавливалась. Есть же целый пласт студийной работы. Я записывал песни, делал аранжировки, продюсировал. Когда сидел на карантине, ничего нового не написал. Из чего сделал вывод, что художник должен быть сытым и спокойным, чтобы думать о творчестве. Потому что когда полная неизвестность, думать о творчестве очень тяжело. Ничего не рождается. По крайней мере, у меня не было желания созидать. Неизвестность уничтожает созидательное начало внутри.
Но сейчас работа, слава богу, появилась. Конечно, меньше, чем было. Но, слава богу, есть. У меня состоялись большие концерты — два в «Крокусе», по одному в Минске и Ереване. Появилась связь со зрителем. И на душе стало теплее.
— Ты же пишешь не только песни, но и прозу, какие-то сценарии. Они тоже не рождались во время пандемии?
— Ну, не какие-то сценарии, а вполне себе хорошие. У меня вышли две книги, третья скоро выйдет из печати. Пишу четвертую. А по факту пятую. Потому что самую первую рукопись, которая была в одном экземпляре, сгрыз мой щенок. Вообще ничего не писалось. 2020 год был годом невесомости — материальной, информационной, ментальной, физической, невозможности на что-либо облокотиться. Я воспринимал это время как возможность видеть, как растёт дочь. Снимался в кино почти полтора года. И этот период совпал с Юлиной беременностью. Я приезжал со съемок — она уже спала, уезжал — она ещё спала. Так что этот период почти не застал.
— Ты говоришь про сериал «Барс»?
— Да. 34 серии. Полтора года съемок, 230 съёмочных дней. Поэтому в пандемию я был с семьей. Меня это успокаивало. Мы бегали по лужайке у дома, читали, слушали музыку. Жили с Юлей на накопления и гадали, вдруг деньги кончатся, а возможность заработать не появится? И самое страшное — всё, что у тебя есть, никому не продать. Потому что у всех задница. Как глава семьи ты меня прекрасно понимаешь. Но, слава богу, наша страна лучше других из этой трясины выкарабкивается. Сейчас потихоньку всё устаканивается, самое главное — в психике людей.
— Пару лет назад в программе «Квартирник» ты признался Евгению Маргулису: «Меня не крутят на радио, меня особо нет на ТВ. Я просто делаю то, что хочу, и как хочу. И мне абсолютно без разницы, будут это показывать или нет». Ситуация не меняется?
— Моих песен действительно 13 лет не было на радио. В 2008 году на «Русском радио» крутилась песня «Тут и там». И потом мои песни не брали. Я никого не виню и не обижаюсь. Если не крутят, значит, есть причины. Может, песни плохие, или формат не тот. Артистов много, кто-то подходит, кто-то нет. Я сначала сильно переживал. Через пиарщиков отсылал свои песни. Например, настоящий хит «Девушка, девочка, женщина». Его и на свадьбах, и в загсах крутят иногда вместо вальса Мендельсона. На одной из радиостанций мне сказали, что не ставят эту песню потому, что там есть фраза: «Пусть все умрут от зависти, нет без тебя мне радости». «Мы должны транслировать только позитивные мысли, — сказали мне. — Поменяйте фразу на “пусть все молчат от зависти”, и тогда поставим». Я отказался. Меня послали. Но эта песня всё равно стала хитом без участия радиостанций. Я предлагал «Песню о любви», «Небо в твоих глазах», «Счастье». Мне отказывали со словами: «Спасибо, это немодно, неактуально, слишком музыкально». Не буду говорить, кто это, но программный директор одной из крупнейших радиостанций про песню «Счастье» сказал мне так: «А это что за педерастия?» Может быть, в этот момент человек смотрел фильм для взрослых и комментировал его.
В какой-то момент я подумал, может, и чёрт с ним, что песни не берут на радио. Они же всё равно становятся хитами, их поют тысячи людей на гастролях — в Узбекистане, Таджикистане, Казахстане, городах России (Екатеринбурге, Тюмени, Челябинске, Казани и т. д.). Понятно, что это мои зрители. Их не очень много, это не миллионы. Но их достаточное количество, чтобы было ради кого творчески существовать. И я вдруг понял: а чего я парюсь? Работа есть? Есть. Я делаю то, что хочу. Мне никто не говорит: возьми до-минор в ре-минор. Ты работаешь со словом как хочешь, даешь энергию, какую считаешь нужной. Ты в этом искренен. И это находит отклик у большого количества людей. Почему я должен депрессовать по этому поводу? Если бы не было концертов, никто бы не приходил на выступления, не восхищался песнями, не пел их и эти песни не делали бы никого счастливыми, ну, да, наверное, надо было бы что-то делать. И в один момент у меня исчезла рефлексия.
Мне как-то позвонили и предложили в новогоднем огоньке вместе с какой-то певицей спеть известную песню с переделанными словами о том, что сыр подорожал. И я сказал: «Ребята, давайте я лучше спою свою хорошую песню, но, простите меня, про сыр я петь не буду». Мне сказали, что я либо принимаю их правила, либо не участвую. И я отказался. Я не хочу петь про подорожавший сыр. Мне говорят: «Все поют». «А я не хочу», — ответил я. После этого я стал негоден для новогодних огоньков.
У меня были ещё серьёзные проблемы с некоторыми каналами потому, что я заявлял, что в сборных солянках буду петь живьем. Мне говорят: «Не надо. У нас съемка, не будет времени потом выравнивать звук. Пожалуйста, пойте под плюсовую фонограмму». А я не хочу петь «под плюс». Не потому, что я такой Д’Артаньян. Я просто не попадаю в фонограмму. В 90-х и начале нулевых был тренд — все артисты выходили «под плюс» на сборных солянках. А зрители в зале сидели и смотрели, как ты открываешь рот под фонограмму. А в чем тогда заключается моя работа? Вышел, пооткрывал рот и ушел? Для чего? Кого я в этот момент очаровал?
Был период, когда меня совсем не было в эфире, потому что я такой дебил. Многие мои коллеги говорили мне, что я делал абсолютно неправильно. Но как показывает практика, я был абсолютно прав. Слава богу, настало время, когда петь живьём на телевидении стало нормой. И я оказался к этому готов. И не только я, но и большое количество моих коллег. В проектах типа «Голос», «Один в один», «Я вижу твой голос», «Музыкальная интуиция» петь «под фанеру» уже западло. А в двухтысячном живьём только Олег Газманов пел. Клянусь, только он один пел. Что делает ему честь. Я приобрел некий, может, совсем небольшой, но все-таки вес. И когда меня редакторы приглашают спеть на телевидении, то зовут не забить дырку, а им нужен именно я. Или не нужен, и они не зовут.
— Так песни твои стали крутить на радио?
— В марте этого года мою песню «Ты моя женщина» вдруг поставили на радио. И знаешь, с чем это было связано? Не со мной, не с музыкой. А с тем, что на радио пришли другие люди. Новые. Люди, которые вдруг обратили внимание на то, что есть ещё какой-то мир, кроме их придуманного. Я до сих пор не верю в то, что в нашем бизнесе появляются люди чуть моложе меня и совсем молодые ребята, которые незашоренные, от них пахнет свежестью. Они видят, что песня клёвая, и решают: а давай поставим. Они стали работать не только ради своих благ, а на благо радио и слушателя. Ведь на радио чаще всего о слушателях не думают. А думают лишь о том, как это можно монетизировать.
Не знаю, согласишься ты со мной или нет. Ты в этом смысле более объективен, нам, музыкантам, кажется, что мир вертится вокруг нас...
— Что ты имеешь в виду?
— Ты видишь полотно чуть шире, не так субъективно. Чем больше я показывался по телевидению раньше, чем больше насыщал собой эфир, тем меньше у меня было работы. Чем меньше меня было в эфире (а если и был, то точечно, в очень хороших проектах — «Квартирник у Маргулиса», «Один в один», то есть не в каждой дырке затычкой), тем больше у меня стало работы. Зритель стал скучать. И в наших встречах с ним появилась большая потребность. И концерты стали интереснее, и общение приятнее. И я стал себя чувствовать очень комфортно.