Михаил Пиотровский: «К сожалению, в наше время люди стали примитивнее»

9 декабря Михаилу Пиотровскому – 75 лет. 27 из них он возглавляет государст­венный Эрмитаж.

Заслуги отцов

Елена Данилевич, «АиФ-Петербург»: Михаил Борисович, у вас в 2019-м, можно сказать, двойной юбилей: вам 75 лет, а Э­рмитажу исполнилось 255 лет. Известно, что основан он был в 1764 г. А вот день рождения «плавает». П­очему так?

Михаил Пиотровский: Мы ведём отсчёт от знакового события, когда в XVIII в. Екатерина II приобрела 317 ценных картин у берлинского купца Г­оцковского. Затем она прикупила ещё несколько со­браний живописи. Сначала полотна размещались в специальном дворцовом флигеле – Малом Эрмитаже (от фр. ermitage – «место уединения»), отсюда и появилось название будущей сокровищницы искусств. В 1­852-м коллекция разрослась настолько, что был сформирован, а затем открыт для публики Императорский Эрмитаж.

– Вы руководите музеем 27 лет – это уже на год больше, чем ваш отец, который возглавлял Эрмитаж 26 лет. А чему он вас научил? Что из заложенного в ту пору имеет большое значение и сегодня?

– Заслуги отцов – одна из главных тем в жизни Эрмитажа, о которой мы настойчиво напоминаем городу и миру. Это не просто память о том, что они совершили. Нам надо понять: сегодня мы все имеем право на существование благодаря той огромной работе, которую они проделали. Поэтому ежегодно устраиваем конференции, где говорим о наследии предшест­венников. Борис Борисович (отец М. Б. Пиотровского, р­уководил Эрмитажем с 1964 по 1990 г. – Ред.), например, находился на страже музея в самое тяжёлое время – в войну и блокаду, а затем многие годы приумно­жал коллекции. Даже в самую страшную блокадную зиму отец писал книгу «История и культура Урарту». Он стоял у истоков того, чем мы сейчас гордимся. Первое: тесное взаимо­действие науки и искусства. Второе: открытость, включение в мировые гуманитарные процессы. И треть­е: репутация. Сегодня мы всё пытаемся измерить в цифрах, процентах и часто не задумываемся о нравст­венности, совести. Борис Борисович и многие наши предки эти понятия ставили на первый план.

Кто следит за Леонардо

– Сегодня наука в музее на высоте. Наверное, ваш отец удивился бы, узнав, какая супертехника следит за сохранностью шедевров Леонардо.

– Да, эти картины передвинули с привычных мест и поместили в новые витрины. С одной стороны, так удобнее для зрителей, с другой – там круглосуточно работают системы стабилизации. Исследуется микроклимат, поддерживается необходимый уровень относительной влажно­сти. По-другому на знаменитых мадонн Леонардо падает и свет, с которым мы много работаем. Проводим замеры, смотрим, что лучше для самих полотен, при каком освещении они более полно раскрываются зрителям.

– У вас действует программа «Другие шедевры». Что это такое?

– Нередко говорят: чтобы попасть в Эрмитаж, приходится отстоять очередь. Но с чем это связано? С тем, что все в основном идут смотреть одни и те же вещи. Это и наш промах: мы приучили людей, что вот эти картины, э­кспонаты самые главные. На самом деле в нашем музее, как и в остальных, есть немало иных раритетов. Поэтому программой «Другие шедевры» планируем достичь сразу двух целей: во-первых, переориентировать посетителей, чтобы они смотрели не только Рафаэля и Леонардо, во-вторых, ещё на подступах подготовить их, рассказать, что именно они увидят в Эрмитаже.

Это одна из серьёзных п­роблем – какая публика п­риходит на встречу с прекрасным. В первую очередь это касается туристов, особенно зарубежных, которые мало что знают о нашей стране, её истории. Но в Эрмитаж нельзя «открывать дверь ногой». Сейчас всеобщее поветрие – селфи. У нас можно фотографировать, однако я не очень понимаю, когда зрители выстраивают кадр и при этом даже не смотрят на картину. Поневоле возникает вопрос: зачем пришли? К сожалению, в наше время люди стали примитивнее.

Как помочь Пальмире

– В залах музея всегда много школьников, проводятся уроки арт-терапии для будущих мам!

– Потому что наша основная аудитория – дети. Маленьких ещё можно приучить к хорошему. Потом поздно. Ведь главная задача музея – воспитание вкуса. И не просто красиво – некрасиво, а можно или нельзя так делать, поступать. Этому учит искусство. Поэтому у нас столько кружков, студий, есть студенческий клуб. В нашем отделении в Амстердаме тоже есть детский Эрмитаж, где юные рисуют, пишут. Надо бороться за то, чтобы люди всё время приобщались к культуре.

– Что вы чувствовали, когда прилетели в сирийскую Пальмиру и увидели, что этого уникального места больше нет: варвары уничто­жили достояние всего человечества? 

– Испытал гнев. Гнев за разрушенные ценности. За то, что люди поднимают руку на наследие мира. Считаю, что в этих условиях мы должны силой защищать культуру. Что это значит? Уничтожать тех, кто уничтожает памятники. Как полицейские на мосту в Лондоне ликвидировали убийцу, который с ножом напал на людей. Наше пребывание в Сирии – один из способов это доказать. Конечно, принято немало веских решений, резолюций, которые тоже стоят на страже мировых ценностей. Раньше мы думали, что достаточно издать хорошие законы и права культуры не будут нарушаться. Так считал и великий гуманист Дмитрий Сергеевич Лихачёв. Сегодня мы видим, что этого недостаточно. Более того, на собственном опыте убедились, что часто закон – это палка, которой орудуют без разбора, а его содержанием даже можно манипулировать. Поэтому наша задача – постепенно продвигаться вперёд и на всех уровнях защищать культуру.

– Она обширна, и часть её уже выполнена. Российские учёные при помощи беспилотных аппаратов провели обширную аэрофотосъёмку и создали 3­D-модель древнего города. Сегодня это единственный в мире образец такого рода: сфотографированы десятки километров города-памятника, зафиксирован объём разрушений всего архитектурного ландшафта. Завершается создание и геоинформационной системы, куда входит, в частно­сти, цифровая карта, с точностью в 30 раз превышающей наблюдения со спутника. Также в этом году по просьбе сирийской стороны Эрмитаж примет молодых археологов и реставраторов из этой страны. В Санкт-Петербурге они пройдут стажировку, будут участвовать в мастер-классах, набираться опыта у российских коллег.

– На Культурном форуме в этом году в Главном штабе п­оказывали виртуальный фильм. Зритель надевал специальные очки и становился участником исторических событий. Не заменит ли интернет реальное посещение музея?

– Он нам нисколько не мешает, наоборот, помогает: привлекает людей, позволяет увидеть детали. Фильм «Погружение в историю» с Хабенским показывает то, чего нельзя увидеть в музее. Тачскрины мы ставим в залах, когда нужно разъяснить, что непонятно. Это как помощь и поддержка. Такие вещи могут быть полезными, но они не отменят у человека желания приехать в Эрмитаж. Ведь чем отличается музей? Здесь работают с подлинными вещами, а их в нашей жизни почти не осталось. Люди это понимают, поэтому стоят в очереди, чтобы увидеть настоящую картину. Хочется, чтобы человек посмотрел, что-то почувствовал, почитал, подумал и пришёл снова. Но это в идеале.

Смотрите также:

• Политехнический сбой. Как решится судьба одного из старейших музеев столицы →
• Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский: «Нам верят больше, чем правительству» →
• О чём скрипит музей. Зачем Марина Лошак пускает всех в свой кабинет? →