Татьяна Уланова, aif.ru: Фильм «Конец света…» – самый неизвестный из всего, что сняла Лиознова. А ведь премьера его прошла ещё в 1987-м.
Вадим Андреев: Татьяна Михайловна прочитала пьесу американца Артура Копита в журнале «Иностранная литература». Материал показался ей интересным. Но… Началась перестройка, а вместе с ней – гонения на успешных режиссёров советского периода. Тогда и Сергей Бондарчук попал под эти жернова, и Лев Кулиджанов. Фильм её раскритиковали, разругали. Один раз показали – и всё! Когда на юбилеи Лиозновой приезжали руководители федеральных каналов, она неизменно спрашивала: «Почему вы показываете все мои фильмы, кроме «Конца света…»?» Ей обещали: «Конечно, покажем». Но Татьяна Михайловна этого так и не дождалась. Хотя в картине ничего криминального нет. Наоборот, сейчас тема даже актуальна: мир сходит с ума, оказывается на грани ядерной катастрофы. Гениальная музыка Гии Канчели. Потрясающий актёрский состав: Табаков, Басилашвили, Джигарханян, Румянцева, Виторган, Весник…
«Обижаться мы не смели»
– С режиссёром вы познакомились на съёмочной площадке?
– Нет, я учился у неё во ВГИКе. Это была мастерская профессора Льва Кулиджанова и Татьяны Лиозновой. Ученики Сергея Герасимова, они и курс набрали по его принципу – актёрско-режиссёрский. У нас было 10 актёров и 18 режиссёров.
Когда я поступал, Татьяна Михайловна была уже знаменитой – только что прошли по телевидению «Семнадцать мгновений весны». Конкурс – 100 человек на место. Огромным счастьем было попасть. Хотя учиться оказалось непросто.
– Из-за характера Лиозновой? Говорят, она и актёров на площадке могла приложить крепким словцом.
– Она действительно была сложным человеком. Но все годы, пока мы учились, Татьяна Михайловна была с нами. Не сюсюкала, но ругала, наказывала. Если было очень плохо – «прилетало». Но всё по делу. Обижаться мы не смели. Нас готовили к тяжелейшей, сложнейшей энерго- и нервнозатратной профессии.
– Своих детей у неё не было. Насколько с вами, студентами, она была близка?
– В свою личную жизнь она нас не посвящала. Нам же помогала тем, что учила. Когда мы уже получили дипломы, взяла полкурса в «Карнавал». Да, это были эпизоды, но всё-таки дополнительная школа.
Спустя четыре года она по-звала меня в «Конец света…», хотя при этом перепробовала полстраны. А потом, видно, сработал принцип Герасимова, который всегда снимал своих учеников.
Татьяна Михайловна в работе была жёсткой. Ради результата могла и спровоцировать какую-то ситуацию, и сделать резкое замечание. Со звёздами не позволяла себе такого, а с молодыми – да, ей нужно было добиться своего во что бы то ни стало. Хотя сама Лиознова свою последнюю работу не считала большой удачей, потому что не поняла до конца, в каком жанре надо было снимать.
«Жила на нищенскую пенсию»
– Неудача так подкосила её, что она не могла ничего больше снять?
– Лиознова была полна сил и после этой картины прожила 25 лет. И работала бы. Но… Не снимала, потому что изменились времена. Мы говорим про 90-е. Не могу себе представить Татьяну Михайловну, ходящую в поисках денег на кино, ищущую спонсоров, просящую… Оттого и замкнулась в себе.
– А идеи были?
– Планами она не делилась и принципиально устранилась от кинематографа. Жила на нищенскую пенсию. Плюс какие-то денежки, чтобы помочь, ей платил Российский еврейский конгресс – как выдающемуся представителю еврейского народа, хотя Татьяна Михайловна была крещена в православии.
– В последние годы рядом с ней находилась названая дочь Людмила, родная дочь лётчика-испытателя Василия Колошенко, который мог бы стать для Лиозновой больше чем другом…
– Спасибо Людмиле – она несколько десятилетий была рядом с Татьяной Михайловной. И не просто помогала, заботилась. Людмила стала для режиссёра самым близким человеком, в какой-то степени ангелом-хранителем. Когда Лиознова попала в больницу, физически она была уже очень плоха, но ясность ума и чувство юмора сохраняла до конца дней.
– «Семнадцать мгновений весны» не каждый мужчина- режиссёр осилил бы. А Лиознова сняла. Что отличало её от коллег?
– Это было другое поколение. Те люди отличались от нынешних вниманием к деталям: к реквизиту, костюмам, музыке. Им всё было важно, вплоть до мелочей.
Это сейчас делают по полсерии в день: «Так, снято, поехали дальше…» Раньше работа была долгой, вдумчивой, кропотливой. До обеда сцену репетировали и только потом снимали. И доводили до совершенства! Это был поиск, потому и выходили великие фильмы.
В тех же «Семнадцати мгновениях...» глаз не оторвать от молчащего Тихонова. В «Трёх тополях» в сцене между героями нет ни единого слова, только звучит мелодия Пахмутовой. Пять или шесть минут ничего не происходит! Но… обрыдаться же можно! Вот что значит великий режиссёр!
– Сейчас таких не делают?
– Может, и делают. Но… Теперь часто слышишь: «Нужен экшн, действие». Да, у нас научились хорошо монтировать, делать великолепную компьютерную графику. Всем овладели. Только на экране почему-то сплошной аттракцион.
Ребята, да сделайте так, как у них: у Бондарчука, у Лиозновой, чтобы в кадре ничего не происходило, но хотелось смотреть. Глубоких фильмов очень мало! Когда есть задача снять действительно хорошую картину, когда не думаешь, сколько ты на этом заработаешь – только тогда что-то и получается.