Гарри Бардин представил свою новую работу. Премьера проходила не в кинотеатре, а в Московском Международном Доме музыки. Потому что главным действующим лицом его нового мультфильма «Слушая Бетховена» стала музыка и – свобода.
Наелись?..
Юлия Шигарева, «АиФ»: Ну вы замахнулись, Гарри Яковлевич. Ладно бы - мультфильм на музыку Моцарта или Шуберта. Но Бетховен?!.. Это ж глыба неподъёмная!
Гарри Бардин: Ну, как вам сказать: неподъёмная (пожимает плечами). Поднимали полтора года. Подняли 10 минут. Так что оказался подъёмный.
Возникла эта тема совершенно неожиданно. Вдруг, как заноза, во мне зазвучала Седьмая симфония Бетховена. Я просыпался с ней и засыпал с ней. Два месяца длилось это, пока однажды я не проснулся и не понял, что о чем именно я буду делать кино. И меня, что называется, отпустило. К Седьмой симфонии Бетховена я прилепил еще «Оду к радости» и поехал в Дом музыки к Владимиру Спивакову, с которым мы вместе уже делали «Гадкого утёнка». Рассказал ему идею фильма. И – работа состоялась. Более того, оркестр согласился сделать запись к мультфильму бесплатно. Но я с этой музыкой намаялся… Знаете, ежедневно слушать Бетховена – это надо иметь крепкие нервы. Потому что он буквально вынимает мозги.
- К вопросу о музыке. Сегодня и музыканты, и дирижёры говорят о том, что классическая музыка становится всё более востребована. В филармонии абонементы раскупили за несколько часов. Залы забиты битком. С чего вдруг такая смена интереса?
- Когда долго ешь в Макдональдсе, хочется попробовать какие-то другие (пытается рукой поймать в воздухе нужное слово) оттенки вкуса. Если слушать нашу эстраду и довольствоваться этим… Это же такой примитив – начиная от текстов и заканчивая музыкой (если ее можно назвать музыкой). Поэтому человека разумного поневоле потянет на что-то более серьёзное. Это совершенно не означает, что всё население России тут же выключит телевизор и пойдёт искать записи Горовица. Но порыв какой-то возникает.
- А может ли произойти глобальная переоценка ценностей? Мы уже и 25 сортов колбасы попробовали, и сыром закусили, и машин в кредит набрали, и в Турцию съездили отдохнуть. Сделали всё, что не могли сделать до 1991 года. Может, о душе уже подумать? Или мы обольщаемся и размышлений о душе вообще ждать не стоит?
- Мы обольщаемся. Основное направление культуры, да и всей нашей общественной жизни, двигает общество в другую сторону. Нивелирует электорат. Делит всех на «наших» и «не наших». Если мы «наши», то слушаем «Любэ». Если «не наши» - что-то другое. Этот единый российский фронт – он противостоит тонкому восприятию культуры, другой эстетики.
- С другой стороны, каких результатов ждать, если почти 20 лет государство практически не вмешивалось в то, что смотрят дети. Сейчас, кстати, эта ситуация меняется?
- А вспомните, как менялись интересы! Как сперва все бросились на «Тома и Джерри». Эти мультфильмы ставили и для детей, и для себя, любимых. Ну, и порнушку, которая в СССР была под жесточайшим запретом. Наелись.
К этому времени у молодых, которые наелись, появились дети. И молодые отцы решили поделиться со своими детьми собственным безоблачным детством, а конкретно – мультиками про Винни-Пуха, старуху Шапокляк и прочими советскими раритетами, которыми в детстве кормились сами. Советская мультипликация вновь стала востребована.
Мы же сидим на золотых слитках. Советская мультипликация была высочайшей пробы. Эдуард Назаров, Фёдор Хитрук, Вячеслав Котёночкин… Каждый – целая планета. В словах моих нет никакого квасного патриотизма – в них есть исключительно уважение к своим корням, к культуре и понимание того, что мир начался не с твоего дня рождения. Меня пригласили в кинотеатр «Пионер» проводить там тематические показы мультфильмов. Я подбирал программу в соответствии с временами года, для зимы взял «Снежную королеву» Льва Атаманова. Вместе с детьми с снова смотрел этот фильм и умилялся уровню мультипликации, артистизму. А это 1957 год!
- Детская культура, дети в какой-то момент вообще выпали из государственных интересов – пусть ими родители занимаются. Насколько эта позиция властей дальновидна?
- Они близоруки! И касается она не только мультипликации. Все эти современные фильмы, сериалы – они же не настроены на добро. Да, в центре там всегда герой-одиночка. Но что делает он и остальные? В основном убивает. Потому что создателям нового сериала, чтобы отвлечь зрителей от старого, нужно сделать не 12 смертей на серию, а 24. В итоге для сидяших перед экранами смерть перестаёт быть трагедией. Это становится аттракционом: бах – и по экрану красиво разлетается кровь и плоть. Молодёжь не понимает, что это – страшно. Что смерть сына для матери – трагедия, а не поворот сюжета. Отсюда и появляются девочки, избивающие одноклассницу и выкладывающие съемку в интернет. Или драки… Лежачего не бьют – это был самый главный закон уличных драк. А сегодня? Сбить с ног и добить. Уже упавшего…
Знаете, когда у государства наблюдается отсутствие какой бы то ни было стратегии, то это отражается на всём. И на мультипликации. И на процессе воспитания молодого поколения в целом. И на переписывании истории под сегодняшний день. Для меня как для режиссёра стратегия – это главное. Исполнение – это сделают профессионалы. А стратегия – о чём я собираюсь рассказать – на этот вопрос может ответить только режиссёр. Вот и про стратегию нашей жизни – по что мы страдаем, увидим ли небо в алмазах – хочется задать вопрос какому-нибудь дяде Ване наверху.
Недолюбленные
- В советское время редко кто из режиссеров, снимавших полнометражные фильмы, редко кто избег проблем., связанных с цензурой. В мультипликации было проще?
- Это стало уже общим местом – жаловаться на советскую власть. Хотя проблемы были и у меня. С мультфильмом «Конфликт» - про спички, которые не поделили коробок и в итоге сгорели все. Меня укорили в том, что он снят не по ленинским понятиям справедливой и несправедливой войны. Но я посчитал, что о справедливости ядерной войны, если она вдруг случится, сможет судить разве что Господь Бог, когда увидит все это разорение. Об этом я и сделал фильм – ещё в 1983 году, когда в разгаре был Афганистан. К сожалению, он оказался пророческим. В позапрошлом году, когда в Киеве я показывал программу своих мультфильмов, ко мне подошла девочка и спросила: «Это вы про Украину фильм сделали?»
- А уж каким пророческим оказался ваш «Брэк» - про боксеров, которые прячут в перчатках болты и прочие «допинги». Как раз про сегодняшний спорт!
- И не только «Брэк», но и «Выкрутасы» - где человек всю имеющуюся у него проволоку превращает в колючую и делает из нее забор. То, в чем мы сегодня оказались, - это воссоздание «железного занавеса».
- А «Гадкий утёнок, «Чуча» - это ваши детские ощущения? Когда ты один и хочется, чтобы рядом был кто-то большой, мягкий и добрый?
- Нет, это не про моё детство. Я же по первому образованию актер. Я умею представить: а что было бы, если … И возникает сюжет. Можно было, конечно, вообразить, что у мальчика в «Чуче» папа –алкоголик, мама – проститутка…
- Ну почему же алкоголик и проститутка – успешные бизнесмены, которым совершенно не до ребенка…
- Ну да, бизнесмены. И тогда понятны его жажда любви, поцелуя на ночь, которого нет. Но я взял нормальную семью, в которой всё есть. Кроме одного – любви. Такая история стала более острой. И фильм оказался понятным и востребованным не только у нас, но и во Франции, в Америке. Потому что везде люди страдают от одного – отсутствие любви. Любовь – это самое главное! Не даром же говорят: «Бог есть любовь». Я агностик. Верю: что-то есть, что ведёт нас по жизни. Что – не знаю. Но что без любви нельзя ничего сделать хорошего - уверен. Сделать-то можно – плохое. И мы это видим – тот самый ИГИЛ, запрещённый у нас в России.
Должна быть любовь – друг к другу, в семье, к друзьям. Любовь к отеческим гробам. И любовь к своему народу – со стороны власти. Как там у Леонида Филатова в «Федоте-стрельце»? «Утром мажу бутерброд – сразу мысль: а как народ?..» Вот чтобы это было – эта мысль. А этого нет!
- Недолюбленный ребёнок – это страшно?
- Это ужасно! Это Гитлер. Человек, который все свои комплексы потом реализует через жестокость.
- Я понимаю, как можно увидеть какой-нибудь персонаж в пластилине. Но как можно увидеть в веревках беременную женщину или невесту, в спичках - скандалистов, в проволоке - человека? Гарри Яковлевич, объясните, пожалуйста!
- Нет, тут поможет только трепанация черепа (мрачно). Просто ты видишь мир под другим углом зрения. Нашей профессии свойственна определенная парадоксальность мышления. Мы видим смешное там, где смешное не видит никто.
- И где же?
- Я помню, как еще молодым человеком слушал передачу Би-Би-Си («был такой обычай на Руси – вечерами слушать Би-Би-Си»), речь шла о смерти Уолта Диснея. И один из мультипликаторов, который работал с ним, сказал: «С его уходом я перестану видеть смешное в табуретках и столах». Это замечательное качество – профессиональная детскость. Когда ты играешь в эти игры, придумываешь истории и даёшь жизнь (ведь «анима» - в переводе с латыни – душа), одушевляешь предметы. Бросаешь вызов Господу Богу. Создаешь свой мир. В этом мире ты начинаешь властвовать, задавать свои правила игры. И зрителю предлагаешь вместе со мной сыграть в эту игр. По сути, впасть в детство. Ведь что мы делали в детстве? Придумывали. Мое детство пришлось на войну. Игрушек у нас не было. Поэтому щепка у меня была корабликом, коробок из-под спичек – домом. Каждый раз детская фантазия одушевляла эти вещи. Этим я предлагаю заняться и зрителям. Моя задача – вовлечь их в игру, сделать так, чтобы они начал сопереживать этой игре и вышли из игры, чем-то мною одарённые.
- Удаётся?
- Пока да.