Дмитрий Быков: «Мы наблюдаем экстаз падения»

Дмитрий Быков. © / Артем Житенев / РИА Новости

Простые ценности

Сергей Грачёв, «АиФ»: Дмитрий, в прошлом номере «АиФ» режиссёр Алексей Герман-младший высказал мысль о том, что мы не имеем права упустить нынешнее поколение 18-20-летних ни в плане образования, ни в плане культуры. Иначе страну ждёт катастрофа. Согласны ли вы с такой позицией? 

   
   

Дмитрий Быков: Я согласен, что упустить это поколение нельзя, но хочу всех утешить: упустить его невозможно. Оно и без нас за себя постоит. Знаете, на что похожа эта наша забота о них? С перрона уходит «Сапсан», а толпа смотрит ему вслед и думает: как бы нам его не упустить...

К сожалению, тю-тю, поезд ушёл. Можно, пожалуй, остановить политику, даже историю, но биологию затормозить невозможно! Я не устаю повторять: что-то случилось, они другие, нам не допрыгнуть до них! В ответ слышу: всё это мечты, они через пять лет станут такими же, как вы... И даже начинаю верить - поэты же люди внушаемые, прислушиваются к эпохе, - что, может быть, действительно, мало ли, переоценил я эти сдвиги... Потом иду в школу. Даю детям проанализировать «Заблудившийся трамвай» Гумилёва. И получаю от 15-летней девочки разбор столь глубокий и точный, какой в моём поколении сделает не всякий кандидат наук. «Вам что, всё понятно в этом стихотворении?» - «А что в нём непонятного?! Ещё Тименчик писал, что трамвай - революция...» Откуда, откуда ты знаешь Тименчика? Почему ты его знаешь? Иду в свою литературную студию, и там 15-летний мальчик мне - мне! - начинает объяснять мандельштамовского «Ламарка». Нет, ребята, что-то случилось, и не об их спасении нам надо думать, а о своём. Они просто уйдут с нашего горизонта, просто перестанут нас замечать, а мы так и останемся со своими древними разборками: левое - правое, консервативное - либеральное, славянское - западное...
Досье
Дмитрий Быков. Родился в Москве в 1967 г. ­Писатель, поэт, журналист, педагог. Автор романов «Орфо-графия», «Эвакуатор», «ЖД», «Икс», «Сигналы» и др. Лауреат премий «Большая книга» и «Национальный бестселлер».

- Сегодня многие говорят о том, что в мире происходят цивилизационные изменения. Вместе с этим меняются и системы ценностей. Есть ощущение, что эпоха потребления всё же закончилась. А какие новые ценности приходят на смену? Причём, наверное, эти ценности разные у разных поколений?

- Для меня лично эпоха потребления и не начиналась, я ничего такого особенного не потребил. Ни моя дочь, которой 25, ни сын, которому 17, в особенной жажде потребления тоже не замечены. Мать - она, как вы понимаете, несколько старше меня, хотя с годами эта разница скрадывается, - тоже не ахти какой потребитель. Ну не знаю, не видел я этих людей, которым был якобы присущ культ покупок. Эту ­аудиторию придумали глянцевые журналы. Какое потребление в России?! Вещизм, как это называлось в 70-е, тоже придумали публицисты «Комсомолки» и «Литературки», чтобы бороться с интеллигенцией и западными влияниями. 

Обратите внимание, как органичен для нас кризис, как естественно, без шока, мы его принимаем, - потому что всегда в нём живём! Ценности в России очень простые - по крайней мере, у большинства: горизонтальные связи, землячества, одноклассники, родственники... Грибница. Наш единственный способ противостоять вертикали. Они давят - а у нас связи, знакомства, взаимовыручка... И потом, люди по-прежнему ценят то, чего нельзя отнять. То есть любовь, профессиональные достижения и духовный опыт.

Кто виноват? МЫ!

- Как-то давно я не слышал слова «стабильность» применительно к ситуации в стране. А большинство вроде считает, что она есть. У нас действительно не всё так плохо? Люди на работу ходят, магазины работают, по телевизору песни поют… 

- Серёжа, перестаньте оценивать жизнь по социальным сетям и телевизору. Есть другие критерии: вертикальная мобильность, профессиональная востребованность, цена в магазине. Безопасность и профессиональная ориентация ваших детей. Пенсия и здоровье ваших родителей. Ваше собственное настроение. Обо всех этих вещах нельзя узнавать по телевизору и тем более по фейсбуку.

   
   

Вот вы говорите, что встречаете достаточное количество людей, которых переполняет сегодня гордость за страну, надежды на лучшее... Вы говорите, что не понимаете, в чём корень этого явления. На мой взгляд, тут всё просто - мы наблюдаем экстаз падения.

- Но при этом спрашиваешь, например, типичного противника системы: «А вы готовы ­уехать из страны, будь такая возможность?» Отвечает: «Нет!» 

- Отчасти это инерция, а отчасти... Трезвое осознание, что человек, проживший в России большую часть жизни, особенно последние годы, - слишком безнадёжно отстал. Как говорил покойный Николай Петров, пианист и острослов:  «Донашивайте». Переезд - не только огромная встряска (а в жизни последних поколений и так хватало шоков), но ещё и перестройка всего быта, заполнение кучи сложных бумаг, встраивание в стремительный ритм западной жизни... Безболезненно можно переехать разве что в Гоа, но тамошняя жизнь тоже не для всех.

Впрочем, могу утешить тех, кто не находит в себе сил переехать: скоро здесь будет гораздо лучше, и мы, непохожие на всех и никуда не вписывающиеся, удивим мир очередным взлётом. А старостам и полицаям стыдно будет поднять глаза. Вот они пусть и уезжают - там-то про них никто ничего не знает.

- Дмитрий, а что лично вас в настоящее время больше всего волнует? Я имею в виду не личные обстоятельства, а общественные, государственные. Цены на нефть, курсы валют, сыр, может быть…

- Уровень озлобления, конечно. Есть люди просто больные, и удастся ли их вылечить - даже в здоровой атмосфере, в нормальном обществе, - я не уверен. Есть шанс, что многие, как у Стругацких в «Обитаемом острове», не смогут жить без телевизионного облучения и свалятся в глубочайшей депрессии. В общем, психика россиян сейчас не в лучшем состоянии, да и мир, с которым мы перессорились, воспринимает нас куда подозрительнее и недоброжелательнее, чем 100, 50, 20 лет назад... Мировой войны я не жду - думаю, обойдётся, - и вообще лучше выйти из нынешнего российского тупика без посторонней помощи и внешнего повода. Иначе можно никогда не излечиться, опять загнать болезнь внутрь. 

Волнуют меня как раз вещи личного порядка - скажем, сын упорно учится на артиста, а я не знаю, хорошо ли ему будет в этой трудной и зависимой профессии. Я пишу очень трудную книгу об очень трудных временах - 1940 год, - и хотя сам процесс доставляет радость, как обычно, но выводы, к которым я там прихожу, - и о времени, и о себе - не слишком радостны. В общем, мне есть о чём подумать, кроме участи мира.

- Напоследок хочу задать вам два извечных русских во­проса: «Кто виноват?» и «Что делать?» Ну а кого, как не писателей, об этом спрашивать?! Не политологов же…

- Виноваты - мы. Делать - себя. И прежде всего, не мешать детям.