А несколько лет назад Дина Ильинична приняла участие в проекте Татьяны Улановой «Диалоги с мудрецами», не только ответив на вопросы журналистки, но и прокомментировав высказывания известных писателей, философов, историков. Так мы узнали о Дине Рубиной чуть больше...
Есть три причины, по которым становятся писателем. Первая: вам нужны деньги; вторая: вы хотите сказать миру что-то важное; третья: вы не знаете, чем занять себя длинными зимними вечерами.
КВЕНТИН КРИСП, писатель
— Очевидно, в моем случае имела место четвертая причина: бессознательное стремление заполнить лист бумаги строчками. Я начала писать так рано, когда деньги были мне еще не нужны, ну по крайности — рубль на кино; когда сказать миру мне было еще совершенно нечего и когда длинные зимние вечера были для меня книжной выдумкой (я родилась и росла под жарким солнцем Ташкента).
Я просто бесконечно писала, вместо того чтобы готовиться к контрольной по математике, а мама выбрасывала эту писанину. Писатель у нас начинается с сопротивления: себе самому, семье, обществу, обстоятельствам... Так что высказывания далеких великих не очень подходят нашим широтам.
Другая сцена, другое освещение, как говорила моя бабушка — другое питание.
Наша литература резко делится на великую и плохую.
АНДРЕЙ БИТОВ, писатель
— Ну почему же: если поискать хорошенько, можно найти и просто приличную, и даже небезынтересную, и даже, чем черт не шутит, талантливую литературу. Например, прозу самого Битова, который, надеюсь, еще не настолько забронзовел, чтобы считать себя великим, но и не настолько самоуничижился, чтобы считать свою прозу плохой.
Критик — читатель, который причиняет неприятности.
ЖЮЛЬ РЕНАР, писатель
— Увы, критик — это даже не читатель: обычно он не умеет читать. Процесс чтения предполагает здоровый интерес к сюжету, характерам, стилю, даже получение какого-то удовольствия; а если книга очень нравится, то удовольствия настоящего. Критик же открывает книгу с намерением разъять ее на части, потоптаться на этих развалинах и самоутвердиться на том, чего сам он в подавляющем большинстве случаев просто не в состоянии сделать.
А в последние годы критика в России находится в ведомстве журналистики, отсюда и тон: хлесткий, подмигивающий, ироничный и похлопывающий по плечу. Ведь надо сказануть что-то эдакое, чтобы потенциальный читатель изумился лихости рецензии: во дает! Как он (она) отделал(-а) писаку!
Откровенность — не что иное, как душевное бессилие.
ФРЭНСИС БЭКОН, философ
— А скрытность или лицемерие — это душевная сила? Откровенность ведь тоже бывает разная и в разных ситуациях. И с разными людьми по-разному это происходит. Есть откровенность умного человека, который знает меру и цель, для чего и кому эта его откровенность адресована. Ну а есть еще та самая откровенная простота дурака, которая хуже воровства и даже убийства. Словом, над этим можно поразмышлять.
Эмиграция — капля крови нации, взятая на анализ.
МАРИЯ РОЗАНОВА, филолог
— Капля, хм... это могут быть и потоки крови. Нация может истечь эмиграцией до полной анемии. С Россией это случалось не раз. Для этого и термин есть: «утечка мозгов».
Однако я согласна, что эмиграция — это некий срез, по которому удобнее и легче изучать множество явлений и в обществе, и в человеческой натуре. Многое высвечивается, становится выпуклым. Ведь в случае эмиграции тоже меняется освещение. Ряд волшебных (ужасных) изменений милого (кошмарного) лица.
Счастье не действительность, а только воспоминание: счастливыми кажутся нам наши минувшие годы, когда мы могли жить лучше, чем жилось, и жилось лучше, чем живется в минуту воспоминаний.
ВАСИЛИЙ КЛЮЧЕВСКИЙ, историк
— Витиевато. Сразу видно, что писал историк. Слишком почтительно по отношению ко времени. По-моему, тут Ключевский, хотя и был выдающимся мыслителем, слегка запутался в настоящем и прошедшем времени. Писателю же это непозволительно. Писатель свое прошлое неустанно превращает в настоящее, в свои книги. И, когда они приносят плоды, он счастлив.
Никто не верит, что он выглядит на все свои годы.
ЭДГАР ХАУ, писатель
— А уж вот этот вопрос-высказывание, заданный женщине моего возраста, считаю бестактным. Женщина, как известно, выглядит на столько лет, на сколько считает нужным сегодня вечером. И кто чему и во что верит при этом, ее совсем не интересует.
Десять заповедей лишь потому так лаконичны, ясны и понятны, что были написаны без помощи советников и экспертов.
ШАРЛЬ ДЕ ГОЛЛЬ, политик
— Причем, обратите внимание, косноязычным Моисеем. Поневоле задумаешься: нужны ли спикеры в парламентах? И вообще — нужны ли парламенты? Не достаточно ли воздвигнуть высокую гору и отсылать время от времени туда ответственного ходока...
Хочу только добавить, что на десяти заповедях, данных Всевышним евреям, основаны все европейские конституции.
Смысл веры не в том, чтобы поселиться на небесах, а в том, чтобы поселить небеса в себе.
ТОМАС ХАРДИ, писатель
— Боюсь, не могу быть экспертом в этом вопросе. Я великая охальница, и на небеса меня не пустят. Что касается заселения собственной души кем бы и чем бы то ни было... Тут я индивидуалистка и предпочитаю, чтобы в ней пока обитала моя собственная, причем единая во всех ликах, личность. Мне достаточно.
Против существования небес как таковых не возражаю. Но не всегда сама соответствую уровню святости. В конце концов, у каждого имеется своя рифма на слово «звезда».
Я держусь старых правил. Я верю, что люди должны сочетаться браком пожизненно, как голуби и католики.
ВУДИ АЛЛЕН, актер, режиссер
— Этому старому еврею неплохо бы вспомнить великую Книгу собственного народа, где задолго до католиков, хотя, возможно, позже голубей, сказано: «Да прилепится муж к жене своей».
Однако у древних евреев, в отличие от католиков и голубей, все же допускался выход из невыносимого положения. Когда совсем уже было невмочь, люди могли расстаться. Редко это было, но все же возможно. Наверное, потому, что, глядя на голубей, люди понимали: такому райскому счастью мешает способность людей произносить разные слова. Особенно у женщины.
Детей нет, есть люди.
ЯНУШ КОРЧАК, педагог, писатель
— Люди-то они люди, но подчас лет тридцать уходит на то, чтобы научить их быть людьми.
Я, к сожалению (хотя, почему — к сожалению?), лишена особого умиления при виде любых действий маленьких человечков. Дети в подавляющем большинстве — народ изначально жестокий, эгоистичный, нетерпимый. Нужна адская работа по усовершенствованию этого ангелочка. Иногда удается...
Если бы только родители могли себе представить, как они надоедают своим детям.
ДЖОРДЖ БЕРНАРД ШОУ, драматург
— Лет пятьдесят назад могла бы это подтвердить лично. Даже давала себе слово, что, когда у меня будут дети... И так далее. На сегодняшний день это высказывание уже не кажется мне совершенно справедливым. Сегодня я полагаю, что можно бы и послушать своих битых судьбою стариков. Хотя бы чтобы уклониться от грабель в ряде случаев. Но — увы! — «возвращается ветер на круги свои» и «ничто не ново под луной»... Ну и так далее...
Я бы не сказал, что женщины не имеют характера, просто у них каждый день другой характер.
ГЕНРИХ ГЕЙНЕ, поэт
— Просто женщины тоньше улавливают ситуацию и лучше к ней приспосабливаются. Я бы, пожалуй, даже сократила свой ответ до первых трех слов.
Мужчины предпочитают блондинок, так как считают, что брюнетки умнее и потому опаснее.
МАРСЕЛЬ АШАР, драматург
— Абсолютно подтверждаю, поскольку рождена брюнеткой.
Женские слезы есть продолжение разговора другими средствами.
МАРЧЕЛЛО МАСТРОЯННИ, актер
— Я бы сказала, что многообразие женских средств вести разговоры, переговоры и договоры, включает также и слезы. Однако на месте мужчин, доживших до жесткой эпохи женщин-политиков, я бы воздержалась от каких бы то ни было комментариев.
Плачущих мужчин на экранах (и в жизни) нам приходилось видеть тоже. Кстати, и героев Мастроянни.
О подруге я говорю только хорошее, но не моя вина, что у нее брови трачены молью.
ЯНИНА ИПОХОРСКАЯ, художник, писатель-юморист
— Вот взяла бы и подарила подруге хороший карандаш для бровей. Мерзавка!
Я-то всегда сделаю подруге комплимент, даже если она выглядит сегодня как старая кляча.
Каждая нация насмехается над другой, и все они в одинаковой мере правы.
АРТУР ШОПЕНГАУЭР, философ
— Конечно, правы. Но пророки рождаются в среде тех наций, которые могут посмеяться над собой, своими вождями, своими табу. К своему безобразию и глаз острее, нетерпимее.
Пессимизм — это роскошь, которую евреи не могут себе позволить.
ГОЛДА МЕИР, политик
— Эта дама много чего еще сказала в своей жизни впечатляющего. Но было бы как раз неплохо, если бы в свое время она позволила пессимистам в израильской разведке и армии взять ситуацию в свои руки. Они предупреждали о готовящемся нападении в войну Судного дня. Тогда бы народ не понес таких тяжелых потерь.
Кроме того, евреям принадлежит одна из самых пессимистичных и самых прекрасных книг на свете: Книга Экклезиаста. Мне бы не хотелось отказываться от нее во имя жеребячьего оптимизма.
Если человек не верит в удачу, у него небогатый жизненный опыт.
ДЖОЗЕФ КОНРАД, писатель
— Подписываюсь обеими руками, так как мой литературный забег — история легкокрылых удач. Впервые опубликовала рассказ в журнале «Юность» в шестнадцать лет, послав его по почте. Так и печаталась впоследствии долго: почтовым образом.
Ну и далее, — скажи мне, кудесник, любимец богов, — что бы ни совершалось со мной в жизни, все это ощущалось мною как необыкновенная удача.
Хотелось бы и копыта откинуть как-то удачно. Но это уже видно будет.