Спустя почти год после мировой премьеры на Венецианском кинофестивале до российских кинотеатров «добрался» новый фильм Терри Гиллиама «Теорема Зеро». Главный герой — математик Коэн Лет в исполнении Кристофа Вальца — живёт в заброшенной церкви и трудится над решением теоремы, которая докажет, что всё в мире равно нулю. При этом он ждёт, что однажды зазвонит телефон, и некто на другом конце провода расскажет ему, в чём же смысл жизни. За стенами жилища Коэна — недалёкое будущее, где люди одержимы технологиями, а за всем вокруг следит посредством всевидящих камер корпорация «Менеджмент» во главе с Боссом — Мэттом Дэймоном. Кроме нового фильма, в июле у Гиллиама ещё одна большая премьера — комик-группа «Монти Пайтон», членом которой он являлся с 1969 года, выступит в Лондоне с первым за 40 лет «живым» шоу. Об этом, а также о символизме, парике Тильды Суинтон и, конечно, о смысле жизни с режиссёром поговорил корреспондент АиФ.ru.
Наталья Григорьева, АиФ.ru: Я прочитала несколько рецензий на «Теорему Зеро»...
Терри Гиллиам: Негативных?
— Вы знаете, они все о том, как красиво сделан фильм...
— О, ну это значит, что тех, кто это пишет, фильм не интересует!
— Пишут о том, какие красивые декорации и костюмы, но нет той глубокой философии, которая была в «Бразилии» или «12 обезьянах», — дескать, где же старый добрый Терри Гиллиам?
— Так я вижу мир сейчас, таким он стал — может, в этом и есть философия?
— Вы сами читаете рецензии?
— Некоторые. Мне нравится читать умные рецензии, поэтому меня не задевают отрицательные отзывы. Но большинство из тех, что я читал, оказывались поверхностными. Интересно, что «Теорема Зеро» разделила людей, и одни думают, что это действительно невероятный фильм, в котором мне удалось ухватить истину, а другие не видят в нём ничего, кроме костюмов и декораций. И в этом смысле все мои фильмы похожи, мнения зрителей всегда разделяются.
— В последнее время появилось много вроде бы научно-фантастических фильмов, которые, тем не менее, выглядят очень реалистично — например, «Она» Спайка Джонза. К какому жанру вы бы сами отнесли свою «Теорему Зеро» — фантастическому или реалистическому?
— К фантастическому — как и все мои фильмы. Все они не реалистичны и представляют гротескную модель мира. Для меня это игра, мне важно, как выглядит картина. Например, церковь в «Теореме» — символ потери старой веры. А за её стенами живут люди, которые верят во всякие технологические «примочки», и висят плакаты Бэтмена-Искупителя. Помню, когда я впервые приехал в Москву в 1985 году с фильмом «Бразилия», люди говорили мне, что это первый символистский фильм, который они видели за очень долгое время. Все мои фильмы можно назвать символистскими. Мне нравится думать о себе, как о художнике-символисте, в произведениях которого каждый предмет, каждая деталь имеет смысл. Иногда это что-то глубокое, а иногда глупое — смеха ради.
— К разговору о церкви — она в фильме служит домом для главного героя в исполнении Кристофа Вальца. Кто он: спаситель, пророк или обычный человек?
— Я всегда считал его обычным человеком, но при этом — жертвой жизни. Реальные отношения ранили его, но он каким-то образом всё ещё верит, что у жизни есть смысл и что телефонный звонок ответит на вопрос, в чём этот смысл, — это действительно глупо. Как говорит ему герой Мэтта Дэймона: «Ты человек веры». Он верит, и в этом одновременно его сила и его проблема.
— Лысый Кристоф Вальц, неузнаваемая Тильда Суинтон со вставными зубами и в странном парике — легко ли было уговорить актёров выглядеть так, как они выглядят в фильме?
— Легко, но это забавная история. В сценарии говорится, что Коэн (герой Вальца — прим. ред.) — лысый. Это значило, что Кристофу нужно было побрить голову. Но я решил, что будет интересно сбрить ещё и брови. Когда мы впервые встретились с Тильдой, я нарисовал причёску, которая будет у её героини (показывает руками конусообразную стрижку), но она, совершенно отдельно от меня, уже придумала, что если Коэн лысый, то её героиня, будучи его психотерапевтом, также должна быть лысой. Так что лысина — её идея, а я просто надел на неё парик. В итоге мы оба были счастливы.
— Вы давно ищете смысл жизни — еще со времен одноимённого фильма «Монти Пайтон». Нашли? Изменилась ли его суть со временем?
— Я сдался. Не знаю, в чём смысл жизни. Я был молодым и начал снимать кино, и преуспеть в этом было целью и смыслом моей жизни. Потом я завёл семью, и сейчас, странное дело, семья значит для меня больше, чем кино. То же самое и с Коэном, для которого первостепенное дело — доказать теорему, но в итоге именно отношения делают его человеком. Он влюбляется в Бейнсли (героиня Мелани Тьерри — прим. ред.), но не может уйти с ней — это трагедия. Для меня самая важная сцена фильма — та, в которой она приходит к Коэну и говорит ему: «Пойдём со мной», а он не может. Это же чудовищно. А потом становится ещё хуже: появляется мальчик Боб, о котором он заботится и который потом тоже исчезает. Коэн наказан (смеётся).
— Что если однажды кто-то всё-таки докажет Теорему Зеро? Это вообще возможно?
— Это абсурд. С другой стороны, я верю в то, как это описывает мальчик: чёрная дыра засосёт весь мир. С научной точки зрения это вполне возможно произойдёт, будет ещё один Большой Взрыв. Так что смысл в том, чтобы воспользоваться своей жизнью, этим коротким мигом, по полной программе. А Коэн упустил свою жизнь, это так грустно. Он самый трагический из всех когда-либо придуманных мной персонажей.
— Если говорить о показах «Теоремы Зеро» в России, то, возможно, самым интересным и актуальным для публики здесь будут все эти всевидящие камеры, «Менеджмент» и прочие детали в духе романа «1984». Ощущение того, что именно в таком обществе мы вновь будем жить, если ещё не живём, витает в воздухе. Вам не кажется, что ощущение того, что «Большой Брат смотрит на тебя», вновь стало общемировым?
— Я думаю только, что мир стал очень странным местом. В середине века мы все верили во что-то, политика стала новой религией — фашизм, коммунизм, демократия. Но сейчас понятно, что ничего из этого не сработало. Так что мы живём в странное время, и я понятия не имею, к чему это все приведёт (смеётся).
— Многие кинорежиссёры, например Спилберг и братья Коэны, сейчас вместо фильмов снимают сериалы. Вы не думали поработать для телевидения?
— Это то, что говорит мне мой агент: «Время снимать для телевидения». Но у меня в голове мысль, что вернуться на телевидение, с работы на котором началась карьера, это вроде как поражение, неудача. Так что я продолжаю снимать кино. Это, конечно, глупо, потому что телевидение сейчас достигло фантастического уровня. Такие сериалы, как «Во все тяжкие»... Вы смотрели «Во все тяжкие»?
— Конечно!
— Это же невероятное шоу, я ничего интереснее не видел за последний год! Лучшие сценаристы в настоящий момент работают на американском телевидении. Соответственно, все режиссёры и актёры также идут работать туда. Возможно, и мне стоит.
— Помимо режиссёрской, вы продолжаете и актёрскую карьеру. Какую роль вы играете в новом фильме Энди и Ланы Вачовски «Восхождение Юпитера»?
— Я познакомился с Вачовски несколько лет назад — они большие поклонники моей «Бразилии». И в их новом фильме будет сцена, посвящённая «Бразилии», своего рода дань уважения моей картине — вот в ней я и играю роль.
— Напоследок не могу не спросить про предстоящее шоу «Монти Пайтон». Вы собираетесь вместе впервые за 40 лет — какого это?
— Не размышлял над этим всерьез. Это как путешествие назад во времени, а я не люблю возвращаться в прошлое. Это займет месяц моей жизни, и посмотрим, что из этого выйдет.
— Что из себя будет представлять это шоу? Старый материал или новый?
— Будет много старого, но, помимо этого, много новых песен, написанных Эриком Айдлом. Два десятка танцоров и певцов примут участие в выступлении. Хорошее ли будет шоу? Поживем-увидим.
— Вы ожидали такого ажиотажа вокруг этих концертов «Монти Пайтон»? Первая партия билетов была раскуплена за 43 секунды.
— Это безумие. Сначала мы согласились выступить с одним шоу и запланировали еще парочку — на всякий случай. И тут началось! Пришлось увеличить количество до пяти. Но и это не помогло, так что в результате у нас будет 10 выступлений. Понятия не имею, что из этого получится. Но когда выступаешь перед 17-тысячной толпой, что-то обязательно получается.