В издательстве «Эксмо» выходит автобиография Майка Тайсона «Беспощадная истина». Великий боксёр-тяжеловес, известный своими поединками не меньше, чем своими скандальными выходками, рассказывает о том, как всё начиналось, вспоминает о победах на ринге и переживаниях повседневной жизни, о пути, который мальчик из трущоб проделал к всемирной славе. Эта биография, написанная живым, почти разговорным языком, состоит из невероятных историй, которых хватило бы на несколько жизней.
Смотрите также: Майк Тайсон, история становления и интересные факты →
***
На меня надели наручники и отправили в «Элмвуд», карцер для неисправимых. В «Элмвуде» было жутко. В персонал туда набрали здоровенное грубое деревенское быдло. Можно было наблюдать, как эти амбалы по двое сопровождали кого-нибудь в наручниках.
Те из «Элмвуда», кто заслужил это, по выходным уходили на несколько часов. Возвращались они с расквашенными носами, выбитыми зубами, сломанными рёбрами. Вначале я думал, что их избивал персонал, поскольку в те времена никто не звонил в Министерство здравоохранения и социальных служб, если персонал причинял детям вред. Но чем больше я говорил с этими избитыми ребятами, тем больше понимал, что они были счастливы.
«Да, старик, мы едва не сделали его, мы почти сделали его!» — смеялись они. Я понятия не имел, о чём они говорили, пока мне не растолковали. Оказывается, они занимались боксом с мистером Стюартом, одним из воспитателей. Бобби Стюарт был крепким ирландским парнем, весом около 170 фунтов, профессиональным боксёром. Он был чемпионом страны среди любителей.
Когда я вновь оказался в карцере, кто-то из персонала подтвердил мне, что экс-чемпион учит детей боксу. Сотрудники, которые рассказали мне об этом, были весьма добры ко мне, и я решил встретиться с ним, потому что полагал, что он также окажется любезным.
В тот вечер я находился в своей комнате, когда раздался громкий, устрашающий стук в дверь. Я открыл дверь — это был мистер Стюарт.
— Ну, ж… с ручкой, я слышал, ты хочешь поговорить со мной, — пробурчал он.
— Я хочу стать боксёром, — сказал я.
— Как и остальные парни. Но они не работают как следует, чтобы стать боксёрами, — ответил он. — Если ты будешь всё делать верно, перестанешь быть таким придурком, как они, и будешь уважать это дело, я готов поработать с тобой.
Так что я сделал заявку. Подозреваю, что я сглупил, но я начал прилежно учиться, стал отличником, говорил всем и каждому: «Да, сэр», «Нет, мэм», — и вообще превратился в примерного гражданина, так что теперь я вполне мог идти драться со Стюартом. Это заняло у меня месяц, но наконец-то я заслужил это. Все ребята пришли посмотреть, смогу ли я надрать ему задницу. Я был абсолютно уверен в том, что одержу верх и что после этого каждый начнёт лебезить передо мной.
Я сразу же начал молотить, и он закрылся. Я колошматил и колошматил, а он вдруг извернулся — и, бац, попал мне прямо в живот.
«У-ух!» Я вы…л всё, что съел за последние два года. «Что это было, твою мать?» В то время я ещё ничего не знал о боксе. Это теперь я знаю, что если тебя ударили в живот, то у тебя на несколько секунд сбивается дыхание, но затем оно восстанавливается. В то время я об этом понятия не имел. Мне показалось, что я больше не смогу дышать вообще и сдохну. Я отчаянно пытался вздохнуть, но всё, что я мог делать, — это блевать. Это был просто атас.
— Вставай — и вон отсюда! — рявкнул он.
После того, как все ушли, я смиренно подошёл к нему.
— Извините, сэр, Вы не могли бы научить меня, как это делать? — спросил я.
Я мечтал о том, что теперь, когда я вернусь в Браунсвилл, то шмякну какого-нибудь ублюдка вот так в живот, он брякнется — я смогу обчистить его карманы. Вот о чём я тогда думал.
Должно быть, он увидел во мне что-то, что ему понравилось, потому что после нашей второй встречи он сказал мне:
— Ты бы хотел это по-настоящему?
И мы начали заниматься регулярно. После тренировок я возвращался в свою комнату и всю ночь напролёт вёл бой с тенью. У меня получалось всё лучше и лучше. Я сам не осознавал этого, но во время одного спарринга я провёл джеб, сломал Бобби нос и чуть не сбил его с ног. Он взял на всю неделю отгул и отлёживался дома.
После нескольких месяцев тренировок я позвонил маме и соединил её с Бобби. «Скажи ей, скажи ей!» — попросил я. Я хотел, чтобы он сказал ей, на что я способен. Я просто хотел, чтобы она знала, что я мог что-то сделать. Я воображал, что она, возможно, поверит мне, если белый человек скажет ей это. Она, однако, решила, что у меня что-то случилось, и ответила ему, что у неё и своих проблем хватает. Она продолжала думать, что я неисправим.
Вскоре после этого Бобби пришёл ко мне с идеей:
— Я хочу показать тебя легендарному тренеру по боксу Касу Д’Амато. Он может вывести тебя на следующий уровень.
— А на фига? — спросил я. В то время я не доверял никому, кроме Бобби Стюарта, который, получается, собирался передать меня кому-то другому.
— Просто поверь этому человеку, — сказал он мне.
И вот однажды в выходной день в марте 1980 года я с Бобби поехал в Катскилл, Нью-Йорк. Спортивный зал Каса представлял собой переделанный конференц-зал над участком городской полиции. Окон не было, свет давали старомодные лампы. Я заметил на стенах плакаты и вырезки из местных газет о парнях, добившихся успеха.
Кас выглядел совершенно так же, как должен был бы выглядеть крутой тренер по боксу. Он был низеньким, крепкий, лысым и, насколько можно было судить, сильным. Говорил он резко и был чрезвычайно серьёзен. На его лице не было ни тени улыбки.
— Как дела? Я — Кас, — представился он. У него чувствовался сильный бронкский акцент. С ним был молодой тренер по имени Тедди Атлас.
Мы с Бобби вышли на ринг и начали спарринг. Я принялся гонять Бобби по рингу, колошматя его. Как правило, мы проводили три раунда, но в середине второго раунда Бобби попал мне пару раз в нос с правой, и у меня пошла кровь. Мне не было больно, но всё лицо у меня было в крови.
— Достаточно! — заявил Тедди.
— Сэр, пожалуйста, дайте мне закончить этот раунд и провести ещё один! Мы обычно дерёмся так! — взмолился я. Мне хотелось произвести впечатление на Каса.
Полагаю, я смог сделать это. Когда мы выбрались из ринга, первое, что Кас сказал Бобби, было: «Это чемпион мира в тяжёлом весе».
Сразу же после спарринга мы пошли к Касу на обед. Он жил в большом белом доме викторианского стиля на десяти акрах земли. С крыльца можно было видеть Гудзон. С другой стороны дома были клёны и кусты роз. Я в жизни ещё не видел такого дома.
Мы сели, и Кас признался мне, что он не мог поверить в то, что мне всего тринадцать лет. А затем он поведал мне о моём будущем. Он видел меня в спарринге меньше шести минут, но его мнение было бесповоротным.
— Ты выглядишь великолепно, — сказал он. — Ты отличный боец.
Это был величайший комплимент.
— Если ты будешь следовать моим наставлениям, я смогу сделать тебя самым молодым в истории чемпионом мира в тяжёлом весе.
Б…ть, откуда он мог знать это? Мне оставалось лишь думать, что он извращенец. В том мире, из которого я был родом, люди поступали именно так, когда они западали на тебя. Я не знал, что и сказать. Никогда ещё не случалось так, чтобы кто-нибудь говорил мне приятное. Мне захотелось остаться с ним, потому что мне понравилось, как он обращается со мной. Позже я понял психологию Каса: ты даёшь слабаку почувствовать себя сильным, и он начинает от тебя зависеть.
— Думаю, что ты ему понравился, — сказал Бобби. — Если ты не полный придурок и не м…к, всё будет хорошо.
Он также радовался за меня.
Вернувшись в свой учебно-исправительный домик, я положил розы в воду. Кас дал мне посмотреть огромную «Энциклопедию бокса», и я не спал всю ночь, читая её. Я прочёл о Бенни Леонарде, Гарри Гребе, Джеке Джонсоне. Это по-настоящему захватило меня. Я хотел быть таким, как эти парни. Для них, казалось, не существовало никаких общепринятых правил. Они много работали, но в перерывах могли просто околачиваться по округе, и на них смотрели, словно на небожителей.
Я стал приходить к Касу тренироваться каждые выходные. Я работал с Тедди в тренажёрном зале, а затем оставался в доме Каса. Там ещё были другие боксёры, которые жили вместе с Касом и его спутницей, славнойукраинкой Камиллой Эвальд. Когда я впервые попал в их дом, я украл деньги из бумажника Тедди. Ведь это дерьмо не проходит само собой только потому, что у тебя всё налаживается. А мне нужны были деньги на травку. Я слышал, как Тедди сказал Касу:
— Наверное, это он.
— Нет, это не он, — ответил Кас.
Я был в восторге от занятий боксом. А окончательно я убедился в том, что хотел бы сделать бокс делом своей жизни, посмотрев по телевизору у Каса на выходных первый бой между Леонардом и Дюраном. Ух, этот бой по-настоящему захватил меня! Это было так здорово! Они оба боксировали так элегантно и эффектно, стремительно нанося удары. Это было похоже на балет, они словно выступали на сцене. Я был просто поражён. Я ещё никогда не испытывал такого воодушевления.
Когда я начал ходить к Касу, он вначале даже не давал мне боксировать. После окончания моей тренировки с Тедди Кас садился со мной, и мы беседовали. Он расспрашивал о моих чувствах, эмоциях, рассказывал о психологии бокса. Он хотел полностью понять меня. Мы много говорили о духовных аспектах поединка. «Если у тебя нет духовного стержня, ты никогда не станешь боксёром. И совершенно неважно, насколько ты крепок или силён», — объяснял он мне.
Мы говорили о достаточно абстрактных понятиях, но он умел доносить их до меня. Кас знал, как говорить на моём языке. Он сам вырос в районах с грубыми нравами и тоже был уличным мальчишкой.
— Страх — это самое большое препятствие для обучения. Но страх — одновременно и твой лучший друг. Страх — это как огонь. Если ты научишься контролировать его, ты заставишь его работать на тебя. Если же ты не научишься его контролировать, он уничтожит тебя и всё вокруг тебя. Он как снежный ком на холме: пока он не покатился вниз, ты можешь лепить его, перекатывать с места на место, делать с ним, что захочешь; но если он покатится, то станет большим и раздавит тебя. Поэтому никогда нельзя позволять страху расти и выходить из-под контроля. Иначе ты не сможешь достичь своей цели или спасти себя.
— Представь себе оленя, который перебегает открытое поле. По мере приближения к лесу инстинкт вдруг говорит ему, что там его подстерегает опасность, например ягуар. Природа включает свои защитные функции, надпочечники вбрасывают в кровь адреналин, это заставляет сердце биться быстрее, что, в свою очередь, позволяет организму выполнять необыкновенные чудеса ловкости и силы. Если обычно олени способны сделать прыжок на пятнадцать футов, то адреналин позволяет им прыгнуть на сорок или пятьдесят футов, что достаточно для того, чтобы уйти от опасности. У человека — то же самое. Если тебе угрожают или ты боишься, что тебя покалечат, адреналин ускоряет работу сердца. Под влиянием адреналина люди могут совершать невероятные подвиги.
— Знаешь ли ты разницу между героем и трусом, Майк? Нет разницы в том, что они чувствуют. Разными их делает то, как они поступают. И герой, и трус испытывают совершенно одно и то же, но ты должен уметь контролировать себя, чтобы поступить так, как герой, и удержать себя от поступка труса.
— Не полагайся на свою психику, Майк. Пойми, тебе предстоит бороться с ней, контролировать её, сдерживать её. Ты должен контролировать свои эмоции. Усталость на ринге на девяносто процентов — это психологический фактор. Это только предлог для того, кто хочет прекратить бой. В ночь перед боем ты не можешь уснуть — не волнуйся, у другого парня то же самое. Когда начнётся взвешивание, тебе будет казаться, что он гораздо крупнее тебя и спокоен, как удав. Но поверь: его изнутри испепеляет страх. Твоё воображение способно наделить его такими способностями, которых у него нет. И помни, что движение снимает напряжение. В тот момент, когда раздаётся гонг и вы вступаете в контакт друг с другом, вдруг оказывается, что твой соперник — как и все остальные, потому что теперь твои фантазии развеялись. Сам бой — это единственная реальность, которая имеет значение. Ты должен учиться навязывать свою волю и брать контроль над этой реальностью.
Я мог слушать Каса часами, что я и делал на самом деле. Кас рассказывал мне о важности действовать интуитивно и непринуждённо, так, чтобы не позволять своим эмоциям и чувствам сковать тебя.
Отрывок предоставлен издательством «Эксмо».