Михаил Пиотровский: «Русскую культуру отменить невозможно»

Михаил Пиотровский. © / АиФ

В рамках Петербургского международного экономического форума-2024 AiF.RU в эксклюзивном интервью с директором Эрмитажа Михаилом Пиотровским выяснил, как главный музей страны справляется с вызовами нового времени.

   
   

7 спутников

Aif.ru: Михаил Борисович, мы живём в сложное время, когда так называемый коллективный Запад пытается отменить русскую культуру. Как Эрмитаж справляется с новыми вызовами? Как строится в этих непростых условиях работа с коллегами из недружественных стран?

Михаил Пиотровский: Сегодня не русскую культуру отменяют, а отменяют культуру вообще — и русскую в частности. Но это ошибочная политика, русскую культуру невозможно отменить, и вовсе не потому, что она такая хорошая, а потому, что она — часть мировой культуры. Это очень важный момент: Чайковского не могут отменить не потому, что он хороший или русский, а потому, что он для европейцев и для всего мира — часть их культуры. Поэтому его не отменят никогда.

А что касается сотрудничества, то официально все связи, увы, разорваны. Сейчас на Западе воцарился «Советский Союз», ещё и в двойной мере. Гражданам диктуют, куда ходить, с кем дружить. Людей буквально снимают с самолётов, когда те летят в Россию. Но опять же, как и во времена СССР, личные связи остаются. Наши коллеги тайком приезжают, работают в библиотеках, в музеях, делятся информацией. Мы к советской системе привыкли, поэтому знаем, как приспосабливаться к новым условиям.

— При этом в одном из интервью вы объявили в работе Эрмитажа «поворот на Восток». Что это значит?

— Мы никуда не поворачиваемся. Мы — музей мировой культуры, и у нас есть всё. При этом, когда объявляют, что «страна поворачивается на Восток», мы говорим: пожалуйста, если вам на Восток, то для того, чтобы быть на Востоке, надо понимать, что такое Восток. Например, сейчас у нас моден Китай. Важно понимать, что Китай — это цивилизация, построенная на иероглифах. Мы же цивилизация, построенная на буквах. И это огромная разница. Кстати, сейчас мы обновили постоянную экспозицию Китая, провели очень важные, интересные параллели с главными вехами в истории нашего государства. Также есть выставка, которую проводим в наших эрмитажных спутниках, посвящённая Китаю. Она называется «Пять символов счастья в китайской культуре». Или взять, к примеру, Оман, который в этом году официальный гость ПМЭФ. В Эрмитаже есть зал оманского музея, точно так же, как у них есть зал Эрмитажа.

   
   

— Вы упомянули музеи-спутники, которых у Эрмитажа в России — 7 штук. Как строится сегодня их работа?

— Очень важно, что это именно спутники, а не филиалы — независимые юридические лица внутри своих музейных институций. И программа их выставок хоть и перекликается с тематикой Эрмитажа, но при этом они обособлены и самостоятельны. Кроме того, в них мы нередко пробуем разные приёмы, порой экспериментальные. В этом смысле очень креативит Казань — у них много всякой интерактивности, мультимедийности, игр с детьми. И то, что там опробовано, потом представлено уже более консервативно в Эрмитаже.

А была ли «Мона Лиза»?

— Недавно у вас проходила выставка картин — предположительно, кисти Леонардо да Винчи. Подтвердилось ли авторство великого мастера?

— Данная выставка — дискуссионная. Лично я считаю, существует примерно 40% вероятности того, что в этих работах присутствует кисть Леонардо. Сегодня новые технологии позволяют реставраторам глубже вникнуть в слои и подсчитать, чьих рук то или иное полотно. Но 100% гарантии не даст никто. Это должно всё равно проверяться экспертным сообществом. Важно другое — даже когда авторство Леонардо подтверждено 50 на 50, экспонат всё равно продаётся за бешеные деньги.

И здесь начинается уже такая немножко политика, когда в Турине выставляется якобы английская «Мона Лиза», это воспринимается нормально. Когда в Эрмитаже появляется выставка с работами предположительно Леонардо — мы получаем целый шквал недовольства. Мол, это же ясно, что работы к нему не относятся! То есть им там «почти «Мону Лизу» выставлять можно, а нам здесь нельзя.

— Как с приходом цифровых технологий меняются музейное пространство и сам посетитель музея?

— Мы всё время ищем новые пути. Так, у нас есть специальная лаборатория, где мы придумываем, как использовать искусственный интеллект так, чтобы он помогал, дополнял, но не мешал обычной музейной вещи.

Или взять работу с юным поколением. Вот у нас всё время говорят: молодёжь, надо работать на молодёжь... А они тоже все разные! Есть поколение зет, альфа, игрек — и они по-разному воспринимают новые технологии и по-разному ими пользуются! Они даже говорят по-разному. Поэтому мы стараемся делать разные программы, которые были бы понятны разным людям. Одновременно у нас много того, что сейчас называется «инклюзия». Например, экскурсий на жестовом языке.

Но самое важное — наш посетитель стал лучше. Он поездил по миру. Я таких называю «люди, которые побывали в Прадо» — видно, что они посмотрели мир, они демонстрируют живой интерес, пользуются гидами и путеводителями. Кстати, изменились в лучшую сторону даже китайские туристы. Стало меньше толп, туристических групп, люди приходят вдвоём, с семьёй, с детьми. И это лично меня очень радует.