Хлеб художника. Живописец Павел Федотов жил впроголодь и умер в психушке

Гоголь живописи

Теоретически его живопись должна нагонять тоску и вызывать зевоту: такие шедевры Федотова, как «Сватовство майора», «Свежий кавалер» и «Завтрак аристократа», - без­условные лидеры школьных упражнений в жанре «сочинение по картине». И когда на уроках литературы приходилось «разбирать» эти полотна, со стороны учительского стула звучало непременное «гневно бичует». Однако эффект достигался противоположный - школьники тихо угорали над «придурком с похмелья». Именно так чаще всего называли главного героя картины «Свежий кавалер». Попадание стопроцентное. Сам Федотов так описывал свою картину: «Под столом заднего плана виден пробуждающийся, вероятно, оставшийся на поле битвы с бутылкой тоже кавалер, но из таких, которые спьяну пристают к проходящим». Слова чуть более изысканные, но смысл тот же: просто пьяный смешон, а пьяный фанфарон ещё смешнее.

   

   

Впрочем, родство живописи Федотова и литературы отмечали не только на школьных уроках. Вот отзыв критика Владимира Стасова о том же «Свежем кавалере»: «Создание чисто гоголевское по таланту, юмору и силе». Если учесть, что самого Гоголя называли в ту пору не иначе как «русский Гомер», то оценку Федотову выставили наивысшую из всех возможных.

Этот узел, «Гоголь - Федотов», крепок и очень затейлив. Даже в мелочах. Так, известно, что главный герой «Мёртвых душ» Чичиков в свои школьные годы брал с товарищей взятки блинами, за что и понёс наказание. Юный Пава Федотов, ученик кадетского корпуса, также получил взыскание от учителя рисования Каракалпакова: «Вы напрасно рисуете вашим товарищам заданные мною упражнения за белые булки - художественный характер класса приобретает от этого вид однообразный».

Белые булки в кадетском корпусе, чёрствый хлеб на картине «Завтрак аристократа», роскошная купеческая кулебяка на полотне «Сватовство майора» - может показаться, что и живописец, и его биографы уделяют еде незаслуженно много внимания. Или всё-таки заслуженно?

Голод и кнут

Известно, что один из самых популярных художников своего времени иной раз голодал. Это не фигура речи. Питался он в дешёвой кухмистерской (столовой то есть) за 15 коп. в день. И та же кулебяка, которую купеческое семейство готовит майору, была куплена художником на последние деньги. Куплена, вписана в картину и съедена. Вернее, растянута по крохам чуть ли не на неделю. А ведь Федотов к тому моменту уже академик и извест­нейший художник. В чём же дело?

«Живопись - это не облака, не закаты и рассветы, не драпировка. Картина должна говорить. Это понимают люди, которые раскрашивают лубки. Это понимают раёшники» - такая позиция Федотова была для того времени не просто новаторской, она была неприлично дерзкой. Добрую насмешку раёшника, этакого клоуна Петрушки, мрачные и серьёзные люди приняли за призыв к общественному пере­вороту. Профессор Леонтьев в своей статье «Эстетическое кое-что» писал о Федотове: «Кому нужна эта злоба, это сатирическое направление? В христианском обществе нет для него места».

Это дорого стоило художнику. В те времена основной доход живописцам приносили не картины как таковые, а продажа их литографических копий. Но на копирование нужно было получить разрешение Цензурного комитета. Когда же Федотов захотел издать литографию «Свежего кавалера», ему было отказано с идиотской формулировкой: «Чиновник российский не может быть пьяницей и жить так бедно. Пусть художник уберёт бутылки со стола и приберёт комнату».

   

   

Немудрено, что при таких обстоятельствах из общительного, весёлого и разговорчивого человека Павел Андреевич превратился в молчаливого меланхолика. Без­денежье и безнадёжность преследовали одного из лучших русских живописцев. Именно они, как считали современники,  стали темой навязчивого бреда Федотова, когда он уже доживал свой век в частной клинике психиатра Лейдесдорфа: «Иногда он воображал себя богачом, говорил о том, что превратит Васильев­ский остров в столицу художества и веселия… Но кругом на стенах, обтянутых клеёнкой, был виден след на высоте его виска - Федотов бился головой о стену».

Лечение больше всего напоминало наказание бунтовщика: «Его обливали ледяной водой, а потом пять человек жестоко били его в пять кнутов». Он умер в полном сознании. Перед смертью пожелал причаститься Святых Тайн и долго плакал. На похоронах же по нему плакал только один человек - денщик Коршунов.

Смотрите также:

• Владимир Войнович: «Мы постоянно пытаемся обвинить в своих проблемах кого-то» →
• «Крик» в вечность. Страхи и тревоги Эдварда Мунка →
• Горько ли думать о Горьком? →