Год назад инженер Юрий Кирдюшкин был задержан в аэропорту Манилы по подозрению в транспортировке кокаина. До сих пор россиянин находится в местной тюрьме, — СИЗО Metro Manila District Jail — где ожидает решения по предварительному расследованию. В случае обвинительного приговора максимальное наказание, которое грозит Юрию, — пожизненное заключение или смертная казнь, если на Филиппинах будет снят мораторий на неё.
Корреспондент АиФ.ru записал рассказ Юрия о быте филиппинского арестанта, сокамерниках, рационе и погромах в тюрьме.
Предыстория
В прошлом году мой друг Иван попросил меня об одной услуге: помочь его знакомым из Таиланда. Надо было съездить в Перу, привезти оттуда в Бангкок народное лекарственное средство, — эссенцию из кактуса — за что знакомые оплачивали перелет и проживание в Латинской Америке и Юго-Восточной Азии. Иван тогда сказал мне, что уже ездил по этому маршруту, ничего криминального в этом нет. Я с ним очень давно знаком, и причин сомневаться в его искренности у меня не было. На тот момент я работал старшим менеджером отдела продаж в научно-производственном предприятии в Санкт-Петербурге. В мои обязанности входили продажи зарубежным клиентам. Зарплата зависела от объема продаж, и внезапное предложение показалось привлекательным, появлялась возможность изнутри увидеть рынки сбыта продукции, установить контакты с потенциальными клиентами. Я увидел собственную выгоду в этом предложении. Однако сомнения все-таки вкрадывались. Правда, когда я выразил их Ивану, он мне дал понять, что билеты уже куплены и, если я теперь откажусь, придется вернуть деньги за них: 100 тысяч рублей. И я полетел.
В Перу я встретился с женщиной, которая передала мне несколько коробок с продуктами в производственной упаковке и две бутылки с сиропом. Точно такие же продукты с такими же логотипами я видел в местных магазинах, поэтому у меня даже мысли не возникло, что в них что-то криминальное.
А через несколько дней из Перу я отправился в Бангкок через Дубай и Манилу с остановками в нескольких городах Бразилии, но до точки назначения не добрался: в Маниле меня задержали. Когда на ленте багажа я увидел свой чемодан, он был вскрыт и замотан скотчем. До сих пор не знаю, вскрывался ли он при понятых и с видеофиксацией, как положено. В итоге оказалось, что в моем чемодане 8 килограмм кокаина. Хотя до прибытия в Манилу со всем изначальным содержимым мой багаж подвергся тщательному досмотру в трех международных аэропортах Латинской Америки. Там нелегального содержимого выявлено не было. Одновременно со мной задержали двух граждан Китая, в их багаже тоже был наркотик, суммарно около 19 кг.
Я пытался найти Ивана, чтобы он приехал на Филиппины и выступил свидетелем в моем деле, но как ни старались мои родные найти Ваню, он исчез.
Про условия содержания
Из аэропорта меня привезли в изолятор PDEA detention facility, где удерживали в течение полутора месяцев. Там, в камере площадью 35 кв. м, я находился с 65 заключенными, часть из которых были разносчиками туберкулеза и ВИЧ.
Через полтора месяца меня привезли в городскую тюрьму по округу Пасаи с плотностью в 90 человек на камеру площадью в 40-45 метров, и только оттуда еще через неделю — в СИЗО Metro Manila District Jail, где я нахожусь до сих пор.
Здесь несколько бараков, в каждом из них по 10 камер. Площадь камеры — 50 кв. м, и находится в ней по 75-80 арестантов. Чтобы все уместились на такой небольшой площади, внутри камеры оборудованы специальные конструкции: металлические уголки с перегородками, которые делят помещение на комнаты. Получается двух-трехуровневая система. Более-менее народ помещается, но все равно друг на друге. Много людей спят в коридоре, в проходе между камерами. Бывало, когда в камере находилось более 90 человек. Хорошо, что есть вентилятор, разгоняет воздух, и есть чем дышать. Стоит отойти от него, сразу чувствуется влажность и становится тяжело.
Для понимания того, как живется в таких условиях, расскажу, что было этим летом. Самое жаркое время года здесь с марта по май, температура ниже +30 градусов не опускается, в среднем +35 градусов днем. При такой температуре часто выходит из строя трансформаторная подстанция, отключаются вентиляторы и свет. И ты оказываешься в полной темноте в парилке: температура в камере +50 градусов, высокая влажность и буквально нечем дышать. Электричества у нас не было две недели. Словами очень сложно передать, что это было: кожа покрылась какими-то непонятными волдырями, и я был в таком состоянии, что не понимал, что происходит. Тогда руководство тюрьмы открывало бараки ночью, чтобы люди, кому совсем тяжело и кто постарше, могли спать на улице, на земле.
Как устроен день арестанта
Подъем начинается рано утром, в 5:30, когда открываются ворота нашего барака и заключенным можно выбраться на территорию, прогуляться в течение часа. Конечно, это если ты смог выбраться из своей камеры и пробраться через тела арестантов, лежащих на полу и висящих в гамаках вдоль коридора.
В 6:30 начинается разнос еды, специально оборудованной столовой у нас нет, мы едим прямо в камерах. После завтрака начинается обход: приходят охранники, закрывают бараки, считают заключенных. В районе 8:30 бараки открываются заново и арестанты вольны заниматься чем угодно до 15 часов: время можно проводить в камере, можно — на территории. Но снаружи находиться тяжело: обычно во дворе заключенные готовят еду на открытом огне, для того чтобы его развести, они часто используют пластик. Выходишь на улицу и оказываешься в дымовой завесе. Я предпочитаю проводить время у себя в камере: у меня шалаш на третьем уровне, я более-менее отгорожен от соседей. Здесь я читаю, пишу, общаюсь с родными, когда есть такая возможность. В интернете сидят единицы, потому что это очень опасно: телефон в камере считается контрабандой. Если поймают, то как минимум отправят в изолятор на две недели, как максимум — переведут в СИЗО более строгого содержания.
В 15 часов снова приходят охранники: снова закрывают бараки, снова пересчитывают заключенных, а потом снова открывают ворота до 19 часов. Потом нас опять загоняют в бараки, закрывают дверь. Следующий, и последний пересчет дня — в 23:30, потом отбой. И так каждый день по кругу.
Здесь есть библиотека с неплохой подборкой: много книг по техническим дисциплинам, по менеджменту, финансам, языкам. Своих книг у меня порядка 20, недавно я перечитал «Братьев Карамазовых», постоянно читаю Новый Завет. Есть у меня Библия и на английском языке.
В свободное время также можно заниматься спортом, есть баскетбольные, волейбольные площадки, площадки для гимнастики, где есть самодельные гантели, штанги и прочее.
Про сокамерников
В основном мои сокамерники — это люди, которые распространяли или употребляли наркотические вещества. Здесь эти вещества называются шабу, у нас — амфетаминами. В большинстве своем это молодые люди из бедных семей, выходцы из сельской местности. В городах они устраивались на низкооплачиваемую работу таксистами или продавцами уличной еды, и, чтобы поддерживать в себе силы для работы по 18-20 часов в день, мои сокамерники начинали употреблять шабу. В итоге их поймали так называемые «отряды смерти», действующие с прошлого года в рамках антинаркотической кампании президента Родриго Дутерте. Эти ребята не оказали сопротивления «отрядам смерти», поэтому оказались здесь, а те, кто оказал, были убиты. Местные говорят, что с момента, как Дутерте пришел к власти, количество арестантов на Филиппинах увеличилось в пять раз. Когда меня привезли сюда, здесь было 1800 человек, а за полгода до этого — 600. Здесь очень много «подставных» дел, и это сейчас выясняется все чаще, людей стали выпускать пачками.
Вторые по популярности преступления — это дела по похищению людей. По ним проходит очень много полицейских, я свой шалаш делю с сокамерником, который как раз был правоохранителем. Еще со мной в камере четверо граждан Индии, у них «семейное дело»: они похитили своего обеспеченного дядю и требовали выкуп, а дядя смог выбраться и убежать, подал на них в суд. В итоге арестовали всю большую семью.
Разделяются здесь люди по статусу. Например, если ты способен вносить в общак сумму, эквивалентную 10 рублям в день, то ты освобождаешься от обязательных работ по камере. Людей здесь много, и периодически нужно мыть, подметать, красить, выносить мусор, чистить туалетную комнату и заполнять бочки водой. Все эти работы распределены между сокамерниками, но те, кто способен вносить деньги в общак, от них освобождаются. Поскольку я иностранец, мне сразу было предложено спать в отдельном шалаше и делать взносы на общие нужды в обмен на освобождение от работ по камере. Я согласился, но вообще уборка камеры ничего криминального из себя не представляет, это то же самое, что мы делаем у себя дома. С другой стороны, если бы все убирались, то не было бы общих денег, а они очень важная часть существования нашего коллектива: очень часто у нас возникает необходимость в совместных расходах.
В одних камерах содержатся и местные, и иностранцы. Помимо индусов и меня, здесь еще есть гражданин Голландии, он поступил буквально на днях. Единственные, кто живет отдельно, — это китайцы, они на привилегированном положении. Считается, что это люди, приобщенные к синдикатам по производству и распространению шабу. У них отдельный барак, и, как я понял, там все за деньги, даже на улицу чтобы выйти, нужно заплатить. В нашем бараке, например, 10 камер, в каждой минимум по 70 человек, получается около 700 человек на весь барак. В «китайском» бараке меньше сотни арестантов.
Население бараков отличается не только по социальному и национальному статусу, но и по сексуальной ориентации. Здесь есть люди мужского пола, которые не стесняясь носят юбки и платья, делают себе подобие искусственной груди.
Про отношение к иностранцам
Я не первый и не последний иностранец здесь. Отношение строится не по национальному признаку, а, как и в любом коллективе, по тому, как ты себя проявляешь. Допустим, пришли к тебе посетители, принесли много еды, ну просто потому, что они приходят раз в месяц-два. А сокамерникам кажется, вот иностранцу столько всего принесли, а у нас ничего нет. И в воздухе всегда повисает напряжение. Когда заключенный делится едой, арестанты сразу же понимают, что человек адекватный, сочувствующий. Они видят, что ты ешь ту же самую еду, что и они.
Охранники тоже хорошо относятся, когда видят, что у тебя нет контрабанды, они понимают, что ты нормальный человек, заложник ситуации, в которой оказался, а не являешься частью синдиката, мафии.
В большинстве своем люди здесь сочувствуют, относятся по-человечески, понимая, что очень нелегко, когда твои родные находятся за 8000 километров от тебя.
Про погромы
Вместе с нами содержатся и ВИЧ-инфицированные арестанты, все об этом знают. Их изолируют только в том случае, если болезнь заходит в крайнюю стадию. Оттуда они не всегда возвращаются.
Еще здесь без труда можно добыть наркотики, заключенные употребляют их, чтобы забыться, задурманиться. В итоге раз в месяц один-два человека в каждом бараке умирают от передозировок.
Люди умирают от туберкулеза, умирают от убийств. Арестанты убивают друг друга. Территория лагеря поделена между различными группировками, внутри которых существуют свои законы, правила. И, если между группировками начинается конфликт, это стенка на стенку, с камнями, заточками и т. п. Такой погром был, когда у нас не было две недели света, тогда убили двоих человек. Я все это видел своими глазами, слава богу, мне удалось остаться от этого стороне.
После этого администрация усилила безопасность: наварили дополнительных решеток, провели инструктаж с охранниками, а еще заменили оборудование, которое постоянно выходило из строя. Произошел сбой электричества, произошел погром с жертвами, а руководство осталось на своих местах. Они просто сослались на то, что оборудование не выдержало нагрузки, жары, но на самом деле руководство не хотело платить долги за свет и восстанавливать оборудование.
Про филиппинскую судебную систему
Вообще филиппинская пенитенциарная и судебная системы находятся в запущенном состоянии. Здесь решения по своему делу можно ждать по 10 лет. И может получиться так, что приговор будет оправдательный. Представьте, сидит человек 10 лет, дожидается суда, а ему говорят: «Все, иди домой, ты невиновен». Я здесь видел людей, которые 8 лет провели в СИЗО, их оправдали. Связано с очень ограниченным количеством сотрудников в судах. Они получают маленькие деньги и очень медленно работают. Допустим, у арестанта нет возможности нанять частного адвоката, он попадает к публичному, у которого 200-300 подопечных арестантов. Каждый судья ведет до 5 000 дел.
Жизнь заключенных в филиппинской тюрьме Кесон-Сити
Слава богу, моим делом начало интересоваться российское консульство и у меня свой адвокат.
Про языковой барьер
Со своим адвокатом я общаюсь на английском. Порядка трети заключенных, особенно старшее поколение, очень хорошо говорят на английском. Это люди, чьи родители помнят времена, когда Филиппины были колонией США. А вот молодое поколение, эти ребята из малообеспеченных семей, по-английски не говорят совсем.
Что касается филиппинского языка, то в бытовых моментах я уже все понимаю, что люди хотят мне сказать. Понимаю, что где написано. Могу сказать, откуда я родом, как меня зовут, сколько мне лет, могу посчитать до пяти. Но говорить на этом языке меня не тянет.
Про арестантский рацион
Кормят арестантов три раза в день. Завтрак нам приносят в 6 утра. Чаще всего это каша на рисе, она бывает сладкая или обычная, с какими-то бобами, которые похожи по вкусу и консистенции на кукурузу, но это точно бобовая культура. Иногда дают рис с шоколадом, называется чапурадо. Это блюдо более-менее вкусное, есть можно. Еще часто приносят разваренную лапшу на мясном бульоне. Я такое на завтрак совсем не могу есть.
Где-то в районе 10 утра начинается обед. Сначала разносят рис отдельно. Рис этот самого низкого качества, иногда он бывает с песком. Дело в том, что блюда готовятся на маленькой кухне, а накормить надо 2500 человек. Скорее всего, времени на обработку риса и кулинарные изыски там элементарно нет.
Третий раз кормят в 16 часов дня. Могут дать готовое блюдо, а могут — сырую рыбу. Любопытно, что нам не разрешают есть еду из консервных банок, потому что из них можно сделать заостренный предмет. А вот газовый баллон, который тоже может быть опасным, легко можно купить в местном кооперационном магазине. На нем, собственно, и готовится сырая рыба. За деньги ты можешь позволить себе что угодно.
Возвращаясь к обеду: готовят рыбу либо в соевом соусе, либо в уксусе. Разносят ее практически каждый день. Еще на обед могут дать овощи на мясном или курином бульоне: есть тут такой джекфрут, большой овощ, вживую я его никогда не видел, по вкусу что-то среднее между кокосом и капустой. Второй вид похлебки — национальное блюдо «сердце банана», это нераспустившийся цветок банана, похож на большую ягоду внешне, а по консистенции — на капусту. Его шинкуют, варят на курином бульоне с добавлением кокосового молока. По вкусу очень экзотично получается. Между 16-17 часами мы, как и в обед, получаем сначала рис, потом похлебку. Бывает, прозрачный бульон приносят, а в нем что-то нашинковано, они называют это «что-то» папайей, но это вовсе не похоже на папайю в нашем представлении. Это овощ между огурцом и кабачком, который сварен с рисовой лапшой на рыбном бульоне.
Я думаю, весь наш рацион рассчитан на минимальную норму калорий для взрослого человека. Но когда ты поел последний раз в 17 часов, а отбой ближе к полуночи, то вечером уже снова испытываешь чувство голода.
Про посетителей
Провизию мне привозят посетители: люди, которых я раньше не знал. Каким-то чудом обо мне узнало сообщество адвентистов, у нас их называют адвентистами седьмого дня, протестантами. На Филиппинах есть их международный университет, а при нем небольшое русское сообщество. Однажды ко мне приехала семья Кэмиля Ялишева. Привезли мне продукты и вещи. Поначалу мне показалось, что это как-то странно все, вдруг меня нашли какие-то люди, приехали ко мне. Я думал, что они связаны с теми людьми, из-за которых я здесь оказался. А потом понял, что все это мои предрассудки и мои новые знакомые просто доброжелательные и открытые люди. У них принято раз в месяц-два навещать людей, находящихся в СИЗО и колониях, у которых нет других посетителей.
Жизнь заключённых в тайской тюрьме Клонг Прем
Про переосмысление ценностей
Когда я оказался в изоляторе, в чужой стране, пережил все, что я рассказал, я осознал, как важно просто держаться друг друга, своих близких людей, да даже иметь возможность поговорить на родном языке. Конечно, мне повезло, я пользуюсь телефоном, общаюсь, но не хочу докучать своим друзьям. Я благодарю Бога, что у меня есть возлюбленная, которая всегда на связи, поддерживает общение.
Когда я вижу новости из дома, что один человек избил другого до смерти, мне кажется, что люди просто не пережили чего-то действительно глубокого, не осознают истинных угроз и цены жизни. Я бы хотел пожелать людям ставить себя на место других и дорожить друг другом.
