71-й год своей жизни Пётр Владимирович Боярский, начальник Морской арктической комплексной экспедиции, замдиректора Института наследия им. Лихачёва, встречает, готовясь к очередной, 29-й уже экспедиции на Север. «Авантюрист я. Но с судьбой, как у меня, другим я и не мог стать».
Родился в рубашке… как у Сталина
«Я благодарен судьбе, тем необычным событиям, которые происходили в моей жизни, начиная с детских лет». Отец его, начальник контрразведки 5-й армии в Великую Отечественную, сотрудник спецслужб, расставшись с мамой Петра, с мальчиком разлучаться не захотел.
«Лет шесть мне было, помню, как подъехала машина. Меня посадили в неё и увезли. Украли. А чтобы мама не нашла, прятали в Подмосковье на дачах разведчиков и контрразведчиков, героев СССР. Сколько я тогда историй переслушал…»
Отца назначили главным военным советником к Клементу Готвальду, тогда председателю правительства Чехословакии, и он забрал с собой Петра и вторую жену с приёмным сыном Сергеем.
«И тут начался год сказочной жизни. У отца в распоряжении был особняк в Праге. Нас с Сергеем возили по чешским замкам. Надевали на нас настоящие рыцарские доспехи, мы стреляли из старинного оружия. В те годы, надо сказать, в Праге была напряжёнка. В нашей машине ручной пулемёт был пристёгнут под рулём. Сзади сидела охрана. Для мальчишек - романтика! Чего там только со мной не происходило! Я украл у охраны автомат, открыл огонь по соседским курам - стрелять учился. Тонул в пруду - спасла пограничная овчарка».
В это время мама Пети, отчаявшаяся его найти, вышла замуж за знакомого, который был влюблён в неё ещё с детских лет. Он служил лётчиком в полку Василия Сталина. Василий посоветовал, чтобы мама написала Иосифу Виссарионовичу с просьбой вернуть ей сына. Василий проследил, чтобы письмо это дошло до адресата. Так, фактически по решению Сталина, Пётр снова оказался с мамой.
«Мать отчима работала в ателье на Сретенке, которое обшивало Сталина и членов политбюро. А из остатков ткани - свои семьи. Так что рубашечки у меня в то время были из одной материи со Сталиным, пальтишко - как у Берии.
Василий часто приходил посмотреть, как лётчики - среди них и мой отчим - играли в футбол. Я тогда сидел у него на коленях. Для детей у него всегда были с собой конфеты». Позже отчиму дали по шее за проделки, которые он совершал вместе с Васей Сталиным, сослали в Запорожье. Хотя могли и расстрелять, но Василий, который был виновником наказания, уберёг лётчика от казни…
Из лириков в физики и обратно
У Петиной мамы родился ещё один сын. А второклассника Петю, который совсем забросил учёбу и отказывался читать, решено было отдать на перевоспитание бабушке - матери отца. Терская казачка, интеллектуал, она практически заставила мальчика полюбить чтение: «За что я ей премного благодарен. Она меня учила: кем бы ты ни стал, ты должен служить Отчизне. Не власти, а Родине. С этим я и вступил в сознательную жизнь».
Случайно после 9-го класса Боярский попал в спортлагерь Московского инженерно-физического института (МИФИ). Жил в одной палатке со студентами, аспирантами. «Чистый гуманитарий, который уже писал сказки, рассказы, повести, решил, что хочу быть среди этих гениев-физиков. Отец и отчим давали деньги на репетиторов. И из лирика сделали человека, который сдал экзамены в МИФИ. Так я стал физиком-ядерщиком, специалистом по реакторам. Кстати, мини-атомный реактор - моя дипломная работа - летал в космос».
Но физик не выдавил лирика: писать Пётр Владимирович так и не бросил. Чтобы трезво оценить свои литературные способности, он отправил повести Вениамину Каверину - тот славился как критик честный и жёсткий. Он молодого писателя принял и стал его наставником. Под его влиянием Пётр поступил в аспирантуру Института истории естествознания и техники, где и остался работать. А «Два капитана» Каверина стали для него практически знаком судьбы. «…Я стою на покрытом мхом и травой мысе Флора, о котором в романе пишет в своих дневниках штурман Климов» - это предисловие к знаменитому роману своего литературного наставника написал он, Боярский, исследовавший Арктику вдоль и поперёк.
«Мне всегда не хватало острых ощущений. Начал заниматься фехтованием - получил разряд по этому виду спорта, разряд по подводному плаванию, разряд по стрельбе. Сел на лошадь - через 2,5 года стал тренером и судьёй республиканской категории по конному спорту. Выпустил книжку о лошадях (кстати, отзыв на его книгу написал Каверин. - Ред.)».
В 1985 году ко мне обратился организатор общественных экспедиций, рассказал, что его критикуют учёные за исследования в Арктике руин, оставшихся от зимовья экспедиции Баренца. Думаю: а почему бы и самому не пойти в Арктику? Это же интереснее, чем лошади! Но в тот год у меня должна была родиться дочь, и жена попросила не уезжать». Но идею эту Боярский не бросил. Создал в Институте культурологии отдел Арктики.
Путём первопроходцев
В 1986 году в Арктику отправилась первая Морская арктическая комплексная экспедиция (МАКЭ), организованная Петром Владимировичем. «Нас выкинули на пластмассовых мотоботах в лёд. И до свидания! Оранжевое судёнышко с пластмассовой крышей и дизельным двигателем. 12 человек без рации, без серьёзного оружия - с какой-то мелкокалиберкой - в месте, где полно медведей. Но у меня полный восторг! В тот первый год я осознал, что мы первооткрыватели, экспериментаторы. Как Тур Хейердал, Кусто, но только в Арктике. Во время шторма на 4-5 суток уходили в море, нас затирало между ледовыми полями, получал пробоины внешний корпус, мы считали отмели, наблюдая за изменениями цветности воды. По технике безопасности брали с собой в экспедицию капитанов дальнего плавания. Но сами же учили их мореплаванию в прибрежной зоне».
С тех пор Пётр Боярский Арктике не изменяет - здесь эмоций с лихвой хватает до сегодняшнего дня. Исследователи под его руководством ходили морскими и сухопутными путями первопроходцев, сравнивали свой опыт с их записями и дневниками, с историческими публикациями и увидели там большое количество несовпадений. «Пришлось мне заниматься и психологией, научиться входить в состояние тех людей. Я стал путешествовать во времени! Читаешь в архивах дневники тех, кто покорял Арктику в ХVIII - начале XX века, и оказываешься там». С тех пор каждый год МАКЭ отправляется на Север.
Денег на научные экспедиции у государства часто не было, но помощь находилась: корабли давали военные, топливо брали у частных организаций. Сами учёные работали за нищенские зарплаты. «Но разве это главное? Своим сотрудникам я говорю: как историк науки заявляю - ваши труды оценят, гарантирую, пусть и не сейчас».
Свой след в истории страны, как завещала бабушка, Пётр Боярский оставил. По инициативе МАКЭ создан национальный парк на севере Новой Земли. Они добиваются присвоения этого же статуса заказнику на острове Вайгач. Кстати, сейчас на территорию в Арктике, богатой ископаемыми, претендуют Норвегия, США, Канада, Исландия. «То, что мы там находим, доказывает, что все эти архипелаги и острова, даже немногие открытые когда-то иностранными подданными, за столетия освоены нами, русскими. Это наша территория! И мы будем её защищать!»
