370 лет назад, 28 июня 1648 г., девяносто человек на шести кочах — однопалубных судах водоизмещением до 100 тонн — вышли из устья реки Колымы, имея целью найти морской путь «на новую Анадырскую реку». Приказным, то есть главой экспедиции, был избран Семён Дежнёв. Так начался поход, вписавший это имя в историю Великих географических открытий: Семёном Дежнёвым и его людьми был впервые пройден пролив, отделяющий Азию от Северной Америки, Чукотку —
от Аляски.
Самое интересное, что Дежнёв вряд ли представлял себе всё величие и эпохальность этого открытия. Скорее всего, он даже не знал слова «Америка». Больше чем через полтора века русский мореплаватель Отто Коцебу, побывав в тех местах и увидев самый крайний чукотский мыс, обращённый в сторону Америки, скажет: «Земля эта, благодаря своим чёрным скалам и утёсам, представляет ужаснейшее зрелище, вселяющее чувства величия и содрогания». Дежнёву в его «отписках» (то есть отчётах) было не до поэзии. Он описывал те места сугубо практически, доказывая безусловную выгоду от своего похода: «А с Колымы реки идти морем на Анандырскую реку есть Большой нос, вышел в море далеко... А тот Большой нос мы, Семейка с товарищи, знаем, потому что розбило у того носу судно служилого человека Ерасима Онкудинова с товарищи. А от того носу Анандыр река и та корга далеко — доброго побегу трои сутки».
Вровень с золотом
Этот скупой отчёт на самом деле полон информации, которая даёт представление о трудностях и опасностях пути. Потеря одного судна в проливе, разделяющем Азию и Америку, — это еще цветочки: на «Анандыр реку» с Дежнёвым вышло лишь 12 человек из 90. Кроме того, Дежнёв не забывает и о своих заслугах перед государством и лично царём. Описывая свои лишения и потери, он постоянно упоминает «ту коргу» как один из наиболее значительных результатов похода.
«Корга» — слово поморское, заимствованное из карельского языка, где korgo означает «утёс, каменистая отмель». Неудивительно, что Дежнёв использует именно этот термин: по некоторым данным, он родом как раз из архангельских земель, с реки Пинеги. Но чем именно «та корга» была настолько желанна, что из-за неё не жаль потерять почти 80% личного состава экспедиции?
Дежнёв, хоть и был неграмотен, неплохо разбирался в картографии. Под его руководством «Той реке Анандыре сделан чертёж от верха и до моря, и до той корги, где вылягает зверь».
Последнее слово — ключевое. В устье Анадыря Дежнёв обнаружил гигантское, просто феноменальное лежбище моржей. Практически неистощимый ресурс «рыбьего зуба», то есть моржового клыка, который в Европе ценился наравне со слоновой костью, то есть выше даже соболей.
До слов Ломоносова о том, что российское могущество Сибирью прирастать будет, оставалось ещё лет сто с гаком. Но по факту и могущество, и богатство Русского царства прирастало Сибирью уже во времена Дежнёва. Войны и государственное строительство, геополитические планы и формирование армии «иноземного образца» оплачивались поставками сибирских товаров как минимум на треть: именно такую долю занимали меха и «рыбья кость» в доходном бюджете государства. Грубо говоря, поход Дежнёва имел огромное стратегическое значение, которое можно было оценить в звонкой монете прямо здесь и сейчас.
Другое дело, что и географическое открытие Семёна Дежнёва многие были готовы оценить в полновесных золотых.
Шпионские страсти
На протяжении всего XVII столетия европейцы постоянно досаждали русским государям просьбами разрешить им транзитную торговлю с Китаем. О том, что Северный морской путь должен существовать, догадывались, но полной уверенности не было. Однако считалось, что именно он будет кратчайшей и самой выгодной дорогой к баснословным богатствам «китайской стороны». Оставалось только выяснить, где обогнуть самый восточный мыс Азии и есть ли там вообще пролив, который откроет прямой путь в океан и далее к Китаю.
То, что пролив есть и морское плавание возможно, было доказано как раз Дежнёвым. В 1667 г. тобольский воевода Пётр Годунов составляет первую географическую карту Сибири и Дальнего Востока, — «Чертёж сибирской земли» — которая во многом опиралась на детальные и практичные описания Дежнёва. Морской путь от Лены до Амура на этой карте был свободен.
Вообще-то, такую вещь надо было беречь как зеницу ока. Точное достоверное знание о морском пути в Китай — стратегический ресурс ничуть не менее важный, чем «рыбий зуб» и меха. Соблазн оседлать этот путь и сделать его своим слишком велик. Ради предполагаемой сверхприбыли можно даже развязать войну.
Словом, вокруг информации от Семёна Дежнёва разворачивается настоящий шпионский детектив. Чиновник шведского посольства Клаас Прютц выпрашивает у князя Ивана Воротынского «Чертёж Сибирской земли» на часок под честное слово ни в коем случае не снимать копию. Слово, разумеется, нарушает. Копия отправляется ко двору шведского короля Карла XI, который уже оценивает перспективы освоения Северного морского пути и переоснащает флот.
Одновременно Станислав Лопуцкий, придворный художник царя Алексея Михайловича и главный живописец Оружейной палаты, отправляет копию «Чертежа Сибирской земли» в Амстердам. На тамошней бирже происходит чудовищный переполох, чреватый изменением всей системы европейской торговли, а возможно, и переделом мира. В Москву отправляется множество послов из заинтересованных стран, которые начинают давить: дескать, пора открывать морской путь в Китай для всех.
Сколько денег получили Воротынский и Лопуцкий за свою объективно подрывную деятельность, бог весть. Зато известно, как оценили службу самого Семёна Дежнёва.
Денег нет, но вы держитесь
Впрочем, слово «оценили» здесь не очень-то подходит. Дежнёву пришлось буквально вымаливать своё жалованье. В Якутском остроге, куда Дежнёв явился за причитающимся ему «денежным, хлебным и прочим жалованьем за двадцать лет», ответ был получен следующий: «Тем людем денег и хлеба не дано, потому что в Якутцком остроге Великого государя казне денег нет».
Формула, знакомая до боли. «Денег нет, но вы держитесь», — этот ответ следует признать универсальным на все времена. Впрочем, полагающуюся по жалованью соль Дежнёву всё-таки выдали. За остальным ему пришлось ехать в Москву, сопровождая при этом «государеву казну» с теми самыми соболями и «рыбьим зубом».
В Москве правда нашлась. После челобитной на имя государя Семён Дежнёв получил причитающееся ему жалованье: «Ему, Семейке, выдать свое государево годовое денежное жалование и за 19 лет за ево службу, что он в тех годах был на ево, государеве, службе на Анандыре-реке для прииску новых землиц». Всего вышло 28 рублей 22 алтына денег и 97 аршин сукна: «Две половинки тёмно-вишневого да половинку светло-зелена».
В общем, это немало. То же сукно можно было продать в Сибири с серьёзной прибылью в 300%. Но и не то чтобы щедро.
К тому же Дежнёву впоследствии пришлось оправдываться. В 1670 г. илимский воевода Сила Аничков заподозрил его в краже государевой казны: «У восми сум да семи мешков печати воеводы якутцкого подрезаны, и в сумы и в мешки хожено».
Эта была распространённая практика. Некоторые сибирские казаки и промышленники, отлично зная, что на их мольбы о выплате жалованья часто отвечают, что денег нет, и советуют держаться, решали по совести. А именно: «Они, служилые люди, сбирая государев ясак, добрые соболи брали себе, а в ясак клали свои худые соболи и недособоли драные, и без хвостов». Однако Дежнёв государю служил честно. И представил полный отчёт по «утратам его, Великого Государя казны».
Таким был казак Семён Иванович, получивший 9 боевых ран и укорявший своих товарищей за то, что они «делают негораздо, побивая инородцев без разбору». Милостивый к этим самым инородцам и женившийся на дочери якутского тойона. Не запускавший рук в государеву казну, несмотря на откровенную скудость жалованья.
