15 июня 1763 г. произошло событие, которое вменяемые владельцы аккаунтов в соцсетях, изнывающие от мутного и смрадного потока «мнений авторитетных экспертов», просто обязаны сделать своим национальным праздником. В Москве был зачитан Манифест Екатерины II «О воздержании каждому себя от толкований и рассуждений, непристойных его званию».
Скажем, этот вот фрагмент Манифеста Екатерины от 15 июня надлежит выучить как «Отче наш» и на автомате выдавать каждому эксперту-самозванцу:
«К крайнему нашему прискорбию и неудовольствию, слышим, что являются такие развращенных нравов и мыслей люди, кои не о добре общем и спокойствии помышляют, но, как сами заражены странными и досужими рассуждениями о делах, совсем до них не принадлежащих, не имея о том прямого сведения, так стараются заражать и других слабоумных».
Другое дело, что в появлении и распространении этих самых «досужих рассуждений» была отчасти виновата и сама Екатерина. Более того – её запросто можно назвать чрезмерно заигравшимся провокатором.
Слухи о том, что императрица вроде как собирается замуж, были инспирированы самой Екатериной. С целью зондирования общественного мнения.
Но, видимо, без учёта психологии русского человека, который, как известно, ради красного словца не пожалеет ни мать, ни отца. Ни даже себя, любимого. Уже через несколько дней о браке Екатерины с Григорием всему населению империи было известно раз в сто больше, чем было на самом деле. Социальных сетей тогда не было, но события развивались так, словно русский обыватель дневал и ночевал перед монитором, руководствуясь «авторитетным мнением экспертов».
А они, завсегдатаи рынков, трактиров и площадей, отожгли тогда по полной программе. Обычные сплетни вроде «Гришка Орлов глуп и жаден до денег, а по-настоящему всем заправляет Алексей», в принципе, можно было бы пропустить мимо ушей. Но слухи и сплетни внезапно и очень быстро переродились в реальные выступления против власти.
Для начала был раскрыт самый настоящий заговор, во главе которого стоял камер-юнкер Фёдор Хитрово. Который честно сознался, что против Государыни ничего не умышлял – хотел «всего лишь» убить её фаворита Григория, а, если понадобится, и его брата Алексея. Потом стала волноваться гвардия – совсем ещё недавно бывшая надеждой и опорой императрицы.
А совсем потом неуправляемая толпа в Москве сорвала портреты Екатерины с Триумфальной арки – днём, в сопровождении одобрительных криков. Причём те, кто был задержан во время этого безобразия, говорили уже не о деструктивной роли братьев Орловых, а о том, что надлежит свергнуть саму Екатерину. На вопрос, кто же им подсказал эти крамольные мысли, отвечали странно. Дескать, конкретно никто, но так все говорят – «слышали сие от одново сержанта, тот от гранодера, а тот от незнакомова дворника».
Тут уже стало ясно, что дело вышло из-под контроля. Отлов зачинщиков ничего бы не дал, поскольку упражняться в «досужих и вредных рассуждениях» стали попросту все. И потому было принято решение не бить по отдельным «шибко умным экспертам», которые лезут не в своё дело с «авторитетным мнением». А пресечь всё и сразу. Грубо говоря, «блокировать Телеграм».
Для чего и был составлен тот самый Манифест. И составлен весьма мудро. В частности, виртуозно был скроен пункт о наказании за ослушание. Сначала откровенно брали на испуг: «Таковые умствователи праведно заслуживают достойную себе казнь, яко спокойствию нашему и всеобщему вредные…». Но когда в воображении уже рисовались дыба, урезанный язык и перспектива Сибири, обороты снижались: «Для первого раза обращаюсь с материнским увещанием, дабы оставили бы ложные умствования и заслужили б нашу монаршую милость, доверенность и благоволение».
Но это в Манифесте. На деле Екатерина действовала ещё тоньше и ещё вернее. Вместо карательных мер от лица высшей власти за «досужие и вредные измышления» предполагалось вот что.
Когда Екатерине стало известно, что её особу москвичи почём зря полощут в новой песне, московскому главнокомандующему Петру Салтыкову было направлено следующее распоряжение: «Чтобы оная песнь, не продолжая большого время, забвению предана была, с тем, однако, чтоб оное сделано было бесприметным образом, дабы не почювствовал никто, что сие запрещение происходит от высшей власти».
Система оказалась жизнеспособной. С тех пор доброе имя матушки-императрицы мало того, что избегали полоскать в разнообразных измышлениях и песнях. Её имя настолько возвысилось, что казалось – злые языки умолкли перед величием «Северной Минервы» как бы сами по себе.
Однако никакого «сами по себе» не было и в помине. Екатерина чрезвычайно тщательно и дотошно наблюдала за ситуацией со слухами и измышлениями. И всегда успевала принять соответствующие меры. Как, например, через десять лет после этого Манифеста, когда в 1773 г. вспыхнуло восстание Емельяна Пугачёва, и «авторитетные эксперты» снова зашевелились со своими мнениями.
Реакция Екатерины была спокойной, без лишних нервов: «Естли на Москве болтанья умножилось, то обновите из Сената указы старые о неболтании, каковых много есть и в прежния времена и при мне уже часто о сем обновлялась память и с успехом».
Ответ нового московского градоначальника, Михаила Волконского, даёт понять, каким образом удавалось если не «на каждый роток накинуть платок», то вполне успешно удерживать лавину слухов и «авторитетных мнений». «Оной указ в прошедшем июле месеце по предложению моему уже публикован был, к тому же, приказал я обер-полицмейстеру употребить надежных людей для подслушивания разговоров публики в публишных соборищах, как-то: в рядах торговых, банях и кабаках, что уже и исполняется». Из чего можно сделать вывод – целиком и полностью «блокировать Телеграм» незачем, если на подхвате есть хорошие модераторы, способные без лишнего шума управиться с «авторитетными экспертами».
