160 лет назад, 16 марта 1858 г. в Санкт-Петербурге было принято и утверждено решение о создании «Мариинского женского училища для приходящих девиц». Очень скоро, буквально через месяц после открытия, это учебное заведение стали называть запросто — женской гимназией.
Это учебное заведение, расположившееся на углу Невского проспекта и нынешней улицы Рубинштейна, стало первым в России, где барышни, «не отлучаясь на продолжительное время от семейств, могли бы получать основательное и к их назначению приноровленное образование».
Если говорить проще, то именно с того момента начинает бытовать явление, воспетое в знаменитом хите «Москва златоглавая»: «Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные, грациозно сбивают белый снег с каблучка».
Представление о том, как учились и жили «приходящие девицы», они же гимназистки, крайне размытое. В силу каких-то загадочных причин многие считают, что гимназия чем-то сродни знаменитым институтам благородных девиц. Этакие филиалы Смольного, не меньше.
Однако современники полагали иначе. По их мнению гимназия была опасным нововведением, поскольку давала девочкам «небывалую доселе свободу — по сравнению с институтками они выглядят гораздо более развязными».
Кое в чём подобные опасения оправдывались. Так, поэт Николай Щербина приветствовал появление женских гимназий довольно-таки ехидным стишком-эпиграммой:
Теруань-де-Мерикуры
Школы женские открыли,
Чтоб оттуда наши дуры
В нигилистки выходили.
В пророческом даре ему отказать нельзя. Даже беглое знакомство с многочисленными мемуарами выпускниц женских гимназий делает очевидной одну занятную вещь. Первым и «главным» предметом в гимназическом обучении для барышень был Закон Божий — его изучали все семь лет в среднем по два урока в неделю. А результат оказывался парадоксальным — окончившие полный курс гимназии действительно иной раз становились не просто нигилистками, а нигилистками воинствующими. Как, например, Ариадна Тыркова-Вильямс, член ЦК партии кадетов. Вот что она писала о Законе Божьем: «Я даже главных молитв не выучила. Учителя раздражало, что какая-то третьеклассница с косичками задает вопросы, которые он считает дерзкими. Он ставил мне плохие отметки, читал длинные, язвительные наставления о невежественной гордыне ума и все дальше отгонял меня, школьницу, от православия... К несчастью, таких законоучителей было губительное множество. Их официальное, холодное, прямолинейное отношение к урокам отчуждало от религии».
Положим, это мнение революционного деятеля — предвзятое и тенденциозное. Но вот что пишет простая крестьянская девочка Евдокия Комарова, которой посчастливилось поступить в Ярославскую гимназию: «А всего тяжелей было изучать Закон Божий, который насаждал священник. Не то, что он мне не давался, но я его не любила, не раз меня ставили на колени на шишки, но все равно я его не учила, и все наказания меня не устрашили».
В начале XX века ситуация сложилась вообще шикарная — о Законе Божьем уже не шло и речи. Гимназическое начальство волновало другое — не читают ли девочки нелегальную литературу. Опасения были небеспочвенными. Так, в 1907 г. накрыли ученицу 1 класса Иваново-вознесенской гимназии Варвару Левенец — у десятилетней (!) девочки обнаружили нелегальную литературу. И это при том, что её отец был жандармским подполковником.
Соответствующим образом распределялись и стремления выпускниц. В 1916 г. была выпущена книга «Идеалы гимназисток». Её автор, Николай Рыбников, проводил опросы среди гимназисток Российской империи. Согласно его данным, 45% барышень, окончивших гимназию, хотели продолжать образование и стать учителями. Цель — не просто педагогика. Цель иная: «Я буду учить крестьянских детей... Пускай я буду терпеть лишения всякие — но я буду все-таки учить, учить бедных детей».
Примерно 19,5% барышень изъявили желание стать медиками. Цель всё та же: «Я очень хочу сделаться доктором. Я выросла в деревне и вокруг себя часто видела беды... Вот почему я и хочу сделаться доктором, чтобы помогать этим несчастным крестьянам, у которых такие дивные и честные души». «Хочу быть доктором, чтобы бежать на первый зов бедняка».
Всё как полагается — посвятить свою жизнь борьбе за бедных, несчастных, униженных и оскорблённых. Когда это сочетается с увлечением нелегальной литературой, появляются уже не банальные нигилистки, а настоящие революционерки.
И только 4% «приходящих девиц» витают в облаках, желая стать артистками или посвятить себя «художественному поприщу». Вот что заявила Рыбникову пятнадцатилетняя гимназистка, отвечая на вопрос о будущем: «Мне хотелось бы стать знаменитой артисткой, участвовать в хороших театрах, чтобы имя моё носилось по всей Европе, чтобы меня украшали подарками, чтобы после смерти мне были памятники. Я люблю петь, мне нравится быть богатой, носить атласное платье в будни, вообще люблю роскошь».
О том, каким образом обычно достигают подобных артистических вершин, гимназистки имели понятие не отвлечённое, а самое что ни на есть реальное. Среди любимых авторов девочек-старшеклассниц уверенно высокие места занимал Александр Амфитеатров. Что не вызывало восторга у начальства. Согласно воспоминаниям ученицы Новониколаевской (ныне — Новосибирск) гимназии Зинаиды Сиряченко, классные дамы в 1915 г. патрулировали все городские заведения синематографа, где шёл фильм «Марья Лусьева». Обнаруженную на запрещённом сеансе гимназистку подвергали наказанию — изымали значок гимназии и заводили дело об исключении.
Тот самый фильм был снят по одноимённому роману Амфитеатрова. Тогда он назывался «Марья Лусьева», сейчас его логично было бы назвать «Настя Рыбка». Роман, по словам самого автора, был основан на реальных событиях и рассказывал об очень специфической отрасли эскорт-услуг — вовлечении в элитную проституцию девушек из «приличных семей».
Самое же любопытное, что замужество и семья как цель и идеал жизни упоминаются крайне редко — таких ответов менее 1%. Это по-своему прекрасно, поскольку в Правилах внутреннего порядка первой женской гимназии было отмечено: «Класс должен, сколько возможно больше, походить на семью».
