30 августа Анне Политковской исполнилось бы 55 лет. Журналистка «Новой газеты» была убита в подъезде своего дома 7 лет назад. О завершении расследования этого убийства Следственный комитет объявил в апреле 2013 года. По делу проходят 5 обвиняемых. Очередное судебное заседание назначено на 2 сентября.
АиФ.ru вспомнил три знаковых эпизода из жизни Политковской: переговоры с террористами в театре на Дубровке, отравление в дни бесланской трагедии и интервью с Рамзаном Кадыровым.
Дело об убийстве Анны Политковской >>
«Может, нас сейчас просто расстреляют?»
В октябре 2002 года, когда группа боевиков захватила в заложники зрителей мюзикла «Норд-Ост» в Театральном центре на Дубровке, Политковская в телефонном разговоре убедила террористов пустить её внутрь осаждённого здания. Этот день, проведённый в переговорах с боевиками и попытках хоть как-то облегчить участь заложников, Анна описала в своём репортаже.
«В 11:30 я впервые поговорила с теми, кто захватил заложников, по мобильному телефону — и они согласились встретиться. В 13:30 прибыла в штаб по проведению операции. Ещё около получаса ушло на согласования. <…> Наконец подвели к черте у кордона из грузовиков. Сказали: «Иди попробуй. Может, удастся?». Со мной пошёл доктор Рошаль. Протопали до дверей, не помню как: страшно. Очень. И вот мы входим в здание. Мы кричим: «Эй! Кто-нибудь!».
В ответ — тишина. Такое ощущение, что во всём этом здании — ни души.
Я кричу: «Я — Политковская! Я — Политковская!».
И медленно поднимаюсь по правой лестнице — доктор говорит, что знает, куда идти. В фойе второго этажа опять тишина, темнота и холодно. Ни души. Кричу опять: «Я — Политковская!». Наконец от бывшей барной стойки отделяется человек.
На лице — неплотная чёрная маска, черты лица вполне различимы. <…> Я прошу разрешения сесть на единственный стул посреди фойе, метрах в пяти от барной стойки, потому что ноги ватные. Разрешают сразу. <…> Ждём минут двадцать — это послали «за старшим». <…> Уплывающее в никуда время сжимает сердце дурацкими предчувствиями… А «старшего» всё нет. Может, нас сейчас просто расстреляют?
Наконец выходит человек в камуфляже и с полностью закрытым лицом. <…> Говорит: «За мной». Ноги совсем подкашиваются, но бреду. Оказывается, это и есть «старший». Маску он уже поднял на лоб. Лицо — открытое, скуластое, тоже очень милитаризованно-типичное. На коленях автомат. Лишь в самом конце разговора он положит его за спину и даже извинится: «Я так привык к нему, что уже не чувствую. И сплю с ним, и ем с ним, всегда с ним». <…>
– Дети? Тут детей нет. Вы забираете наших на зачистках с 12 лет, мы будем держать ваших.
– Чтобы отомстить?
– Чтобы вы почувствовали, как это.
В моём списке — пять пунктов просьб: пища для заложников, предметы личной гигиены для женщин, вода, одеяла. Забегая вперёд: удастся договориться только о воде и соках. <…> Мой мозг трудится над непосильной проблемой, как максимально облегчить участь заложников, раз уж они согласились говорить со мной, но и достоинство не потерять, — и пробуксовывает, увы. Чаще я не знаю, что говорить дальше, и лепечу какие-то глупости, только бы Бакар не сказал: «Всё!» — и я бы ушла ни с чем, не выторговав ничего… <…>
Этот день в истории заканчивался. Дальше был штурм. А я теперь всё думаю: всё ли мы сделали, чтобы помочь избежать жертв? Большая ли это «победа» — 67 жертв (до больниц)? И была ли лично я кому-то нужна со своими соками и попытками на краю пропасти?
Мой ответ: нужна. Но сделали мы не всё». <…>
Чай в небе, не долетая до Беслана
Когда в сентябре 2004 года в Беслане террористы захватили школу, Политковская связывалась с рядом российских политиков: она настаивала на том, что все, кто может вступить в контакт с террористами, обязаны это немедленно сделать. В итоге посредником в переговорах с боевиками решила вновь выступить сама. Первого сентября вечером на редакционной машине её отвезли во «Внуково». Рейсы на Владикавказ в аэропорту были отменены. Не было рейсов и в ближайшие города. Политковская трижды регистрируется и трижды не может улететь. Редакция советует лететь в Ростов, а оттуда добраться на машине. В итоге Анна летит самолётом авиакомпании «Карат».
Весь тот день Политковская не успевала поесть. Но в самолёте она на всякий случай от еды отказалась и поужинала овсянкой, которую захватила с собой. Чувствовала себя прекрасно. У бортпроводницы попросила только чай. И через десять минут после того, как выпила его, потеряла сознание, успев позвать стюардессу. Когда самолёт приземлился в Ростове, врачам из медпункта аэропорта удалось вывести Анну из комы. Затем её отвезли в Первую ростовскую городскую больницу. «В нищенских условиях они реанимировали её всеми подручными средствами — обкладывали даже пластиковыми бутылками с горячей водой. Капельница, уколы», — пишут её коллеги из «Новой газеты». К утру она пришла в сознание. Неизвестным токсином серьёзно были поражены почки, печень и эндокринная система.
Вечером третьего сентября коллеги Политковской на частном самолёте переправляют журналистку в одну из московских клиник. В этот день после первых взрывов около 13:00 состоялся вынужденный штурм школы. Погибли 334 человека.
«Ты — враг. Ты — хуже Басаева»
Встреча и беседа журналистки с Рамзаном Кадыровым состоялась в июне 2004 года, спустя месяц после убийства его отца — Ахмада Кадырова. Рамзан только что был назначен первым вице-премьером Чеченской Республики и курировал силовой блок. АиФ.ru приводит выдержки из интервью и репортажа, посвящённого этой встрече.
«Интервью с Рамзаном складывалось сложно. Оказалось, что в Грозном это сделать практически невозможно — Рамзан постоянно сидит в Гудермесском районе. <…> Надо ехать часа полтора от Грозного на машине, миновать Аргун, Гудермес, Новогрозный, Бачи-Юрт и уткнуться в «сито безопасности» — серию КПП (один за другим), охраняющих от врагов подступы к первому вице-премьеру, который, надо полагать, очень сильно боится чеченцев, раз так от них отгородился. В результате Центорой сегодня, эта неформальная и политическая, и экономическая столица Чечни представляет собой настоящую крепость, совсем не уютную, не красивую, с толпами вооружённых людей на узких, извилистых пыльных улочках и гигантскими заборами-монстрами, за несколькими из которых — дома Кадыровых.
В ожидании интервью корреспондента «Новой газеты» отвезли в «гостевой домик», так говорили окружающие. Так прошло часов эдак шесть – семь. <…>
– Так где же Рамзан? — спрашивала.
– Сейчас, сейчас…
И время опять утекало в никуда. <…>
Когда стало темно, явился Рамзан. С ним пришла тьма вооружённого народа, они были везде — во дворе усадебки, на террасе, по комнатам. Некоторые впоследствии вмешивались в разговор и комментировали его, в том числе и в весьма жёстких и агрессивных тонах. Рамзан развалился в кресле, высоко задрал ногу в носке, почти на уровень моего лица, чего он, конечно, даже не замечал, — и интервью началось.
– В Чечне многие говорят о вашем конфликте с Ямадаевыми.
– Неправда. Со мной в конфликте быть нельзя — тому человеку несдобровать.
– Как вы сами себя оцениваете? Какая сильная сторона вашего характера?
– Как это? Не понимаю вопроса.
– Чем вы сильны? И чем слабы?
– Я не считаю себя ни в чём слабым. Я — сильный.
– Я только член команды.
– Кто принимал это решение?
– Все. Думали долго: кто может? Выбрали Алу Алханова, потому что я его считаю сильным. И я ему доверяю стопроцентно. Ты что, считаешь, Кремль выбирает? Народ выбирает. Я в первый раз слышу, что Кремль что-то решает.
– Странно, а я слышала…
(Пройдёт совсем немного времени — час, не больше, и Рамзан будет говорить прямо противоположное: что абсолютно всё решает только Кремль, что народ — быдло и что лично ему сразу в Кремле предложили «стать президентом», но он, Рамзан, отказался, потому что «хочет воевать». — А. П.)
– Если бы вы нас оставили в покое, мы бы, чеченцы, давно были едины.
– Кто — «вы»?
– Журналисты — такие, как ты. Политики русские. Вы нам не даёте навести порядок. Разъединяете вы нас. Ты встала между чеченцами. Ты — враг. Ты — хуже Басаева».
