Она встречает меня без портков. Верх в «горошек» одели, низ - нет. В руках толстая лупа и «шпаргалка»: Родина-мать поставленным голосом зачитывает истлевшие сводки Информбюро с военных полей - учительница! - думая, что я буду спрашивать о войне. А я спрашиваю о детстве. Дедушка партизанил, бил Колчака. Отец погиб на Великой Отечественной.
Мать одна подняла шестерых детей.
- Что здесь было в те годы! Весь Алтай - бараки, зоны, глушь! Но я хорошо училась, и меня отправили в «Артек» - это было как полёт в космос. Там у меня открылись глаза на нашу прекрасную огромную страну.
Так она стала мечтать о Москве, и мечта её сбылась. Московский пединститут, после него подрабатывала в Худфонде старшей учётчицей, «поддерживала связь со скульпторами и художниками». «Богема!» - вставляет Татьяна, жена племянника Анастасии Антоновны. У них в светлой голубой комнате, в которой есть лишь кровать, последние годы и живёт Родина-мать. «Ни телевизора, ни телефона, ни почты!» Доживает...
«...и я обнажилась»
- Однажды моя карточка попала в альбом, который стал как-то просматривать сам Вучетич. «Откуда у вас эта девица? Пришлите её ко мне!» - сказал. Я пришла. Крутил-вертел: «Будешь позировать мне». И два года я у него работала, начиная с 1962-го. Как работала? Да что, руки-ноги поднять, голову повернуть - нехитрое дело… Позировала я в купальнике, а когда поняла, что он смотрит на меня как художник, а не как мужчина, и обнажилась… Меня даже дважды приглашали на семейные обеды - жил Вучетич в комнатах над мастерской.
Настя Пешкова, 28-летняя, видела, что скульптор ваяет женскую фигуру, - но для чего, он не разглашал…
После этой работы она ушла в педагогику, 3 года преподавала русский язык в Улан-Баторе, а когда вернулась в Москву и хотела повидаться со скульптором, поблагодарить, он уже умер. В Волгограде, на Мамаевом кургане, она, кстати, так никогда и не побывала…
«Я буду держать эту священную ношу!»
Она скромная, наша Родина-мать.
- Я со своей стороны на много десятилетий предала забвению эту историю - потому как что значит моя заслуга по сравнению с тем, что вложила вся страна в разгром фашизма!
Бездетная...
- У меня были поклонники, увлечения, предложения. В Монголии был венгр, в Москве поляк. Но я была слишком увлечена работой…
- Любила сама себя, - бросает Татьяна.
Не красавица, Родина-мать.
- Глаза у меня небольшие, волосы на троечку…
Одинокая…
- Были, конечно, оплошности и упущения. Я могла бы быть более снисходительной к тем мужчинам, которые были ко мне пристрастны и готовы изменить свою жизнь… Поляк, Ласло Терек, был женат… Писал письма до востребования, но я их так и оставила на Главпочтамте…
Поэтичная... Пишет стихи в клетчатую тетрадку, лёжа целыми днями (перелом шейки бедра), про «красивые глаза у кошек». Анастасия Сибирская - её псевдоним.
И потрясает раздирающей прозой: «Слушайте-слушайте-слушайте! Я - Родина-мать - дни и ночи храню память о тех, кто своим горячим сердцем возвысился над страхом смерти. Кто вопреки силе вероломства, жестокости и разрушения поднял этот тяжёлый Меч Мужества к чистому небу Мира и Щит безграничной Веры в светлые человеческие идеалы. Знойным летом, в зимнюю стужу, в град и ливень я буду держать эту священную ношу, пока мир не перестанет вздрагивать от слова «война».
Её «сгрызают боли», ночами почти не спит, Родина-мать. Красный Крест подарил инвалидную коляску - но в неё даже не получается сесть...
Мне осталось спросить немного.
- Сталин? Когда умер, мне было грустно.
Бог? Я почти верую. Нельзя сказать, что сомневаюсь. Я верую так - без культа. С внутренним отношением, что Он, возможно, существует. И помнит обо мне.
Голая, старая, больная. Родина моя.