Потому, говоря о Елене Георгиевне Боннэр, чьё 90-летие ныне отмечают правозащитники, сложно уйти от характеристик, которые вполне могут кому-то резануть слух своей недостаточной тактичностью.
Просто доктор
Первый период жизни Елены Боннэр ничем особо не отличался от судеб миллионов её сверстников. Её мать и отчим угодили под каток Большого Террора (отчима расстреляли, мать 8 лет провела в лагерях), что, впрочем, не помешало юной Лене вступить в комсомол, успешно закончить школу, поступить в университет.
Учёбу прервали вовсе не люди из «чёрного воронка», а война. Добровольцем молодая девушка не была, но по мобилизации отправилась в армию медсестрой и прошла всю войну медработником военно-санитарного поезда, получив тяжёлое ранение и контузию.
После войны Елена поступила в мединститут и затем успешно практиковала как врач-педиатр. Настолько успешно, что была удостоена звания «Отличник здравоохранения СССР».
Одним словом, рядовая судьба советского человека той эпохи, может быть, и не склонного целиком и полностью одобрять существующий строй, однако и не пытающегося его разрушать. Более того, в 1965 году Боннэр даже вступила в КПСС.
А в это время где-то рядом параллельным курсом следовал академик Андрей Сахаров, выдающийся физик, старательно ковавший советский «ядерный щит».
У обоих этих людей были семьи, своя жизнь, полная конструктивной деятельности.
В какой момент произошло то короткое замыкание, которое сделало их теми, кем они стали известны всему миру, не знали, наверное, ни сама Боннэр, ни академик Сахаров.
Елена Боннэр как-то в интервью заметила, что поворотным для себя считает 1956 год и венгерское восстание. Правда, не очень понятно, как через девять лет после этого она оказалась в рядах партии, с политикой которой была так не согласна.
На самом деле не так уж важно, как это произошло, важно другое – перейдя от кухонных разговоров к посещению процессов над диссидентами, Боннэр и Сахаров обрели друг друга.
Политические игры
А Елена Георгиевна ещё и получила сказочную возможность стать из рядового интеллигентного врача-педиатра правозащитницей с мировым именем.
«Раньше я была одной из многих. А потом я стала женой великого человека», – сказала Боннэр в интервью. И это чистая правда.
В условиях противостояния двух систем каждая из сторон пыталась найти в рядах противника влиятельного человека, который в критике собственного строя заходит столь далеко, что объективно становится полезен оппонентам.
Сахаров, учёный с мировым именем, как и многие физики, ударившийся в раскаяние за свою деятельность по созданию оружия массового поражения, был западному миру как нельзя кстати. То, что великий учёный, находившийся в СССР на особом довольствии, слабо представлял себе реальную жизнь и силён был только в абстрактных умозаключениях об абсолютном зле и абсолютном добре, в США мало кого интересовало. Он нужен был как громкий рупор, который транслирует критику режима. Смотрите, парни, ваш великий учёный разоблачает советский строй – прислушайтесь к нему!
И советский слушатель, прильнув к голосам, готов был внимать новому «пророку», не беря в расчёт, что пропаганда по «Голосу Америки» ничем особенно не отличается от пропаганды в программе «Время».
А причём же здесь Елена Боннэр, спросите вы?
А притом, что Елена Георгиевна поняла, что Сахаров – это тот лифт, на котором можно доехать до вершин мировой славы. Пусть не научной, так хоть диссидентской.
Надо хорошо понимать, что так называемые гонения КГБ на диссидентов в период активной деятельности Боннэр и Сахарова не шли ни в какое сравнение со временами Большого Террора.
Больше того, Брежнев и другие советские вожди той эпохи, предпочитавшие острым конфликтам экономическое сотрудничество с Западом, были заинтересованы в том, чтобы заметные фигуры диссидентского движения были живы и здоровы. Ибо каждая голодовка протеста тех же Сахарова и Боннэр была чревата срывом важного экономического контракта, что Советскому Союзу было совершенно не выгодно.
Потому Сахаров и Боннэр, хоть и находились под постоянным наблюдением КГБ, гонимы были весьма условно. Их «бытовые страдания» вызвали бы зависть у среднестатистических советских граждан, живших куда скромнее.
Профессия – диссидент
В 1975 году для Боннэр наступило время триумфа – она получала Нобелевскую премию мира за мужа, которого на эту церемонию не выпустили из СССР. Никому не известная женщина-педиатр, чьи рассуждения об устройстве правильного общества интересны были лишь соседям и приятелям, оказалась на самой вершине мировой славы. Пусть и лишь как представитель своего мужа.
И Елена Георгиевна отлично поняла – Запад ждёт от них новых разоблачений советского режима и готов за это платить как громким пиаром, так и некими материальными радостями.
Те, кто общался с семьёй Сахаровых, отмечали, что сам академик был отнюдь не столь агрессивен по отношению к советской системе, как его жена. Для Боннэр же было очевидно, что если накал выступлений спадёт, Запад немедленно подберёт себе другую фигуру для идеологической игры. Оттого она и старательно подхлёстывала супруга, которого со временем даже коллеги-диссиденты стали за глаза называть «подкаблучником».
Практическая сметка никогда не покидала Елену Георгиевну – в процессе боёв с советским режимом она успела добиться выезда на запад детей от первого брака и их благополучного там обустройства. Дети самого Сахарова, кстати, родительским вниманием в подобной мере охвачены не были. Ну, да это дело семейное.
Главное же, о чём следует сказать, заключается в следующем: дуэт Сахарова и Боннэр, чрезвычайно успешный по части критики советского строя, был абсолютно бесплоден по части предложения реальных планов строительства правового государства. Их рецепты – это классический проект «сферического коня в вакууме», никоим образом не привязанный к реальной жизни.
Время заката
Андрею Дмитриевичу Сахарову в известном смысле повезло – он умер в 1989 году, в эпоху, когда общественность, ещё не пережившая разочарования от последствий разрушения страны, почитала его за мессию.
Что до Елены Боннэр, то оставшись в одиночестве, она, как и следовало ожидать, постепенно оказалась на периферии политической и общественной жизни.
Избавиться от один раз принятого на себя амплуа она уже не смогла, удивительно точно выступая именно в той тональности, в которой в этот момент выступал и Запад. Именно поэтому Боннэр приветствовала кровавый расстрел Верховного Совета в 1993 году, привечала чеченских сепаратистов в обе военные кампании, в 2008 году во время российкого-грузинского конфликта выступила в поддержку Саакашвили, а уже в самом конце своего жизненного пути успела подписаться под обращением к гражданам России «Путин должен уйти».
Символично, что жизнь свою Елена Георгиевна завершила не на Родине, а в американском Бостоне. В середине 1980-х секретарь ЦК КПСС Михаил Зимянин бросил о Боннэр: «Это – зверюга в юбке, ставленница империализма».
Несмотря на грубость образа, не слишком подходящего даме, в главном партийный деятель оказался прав – один раз выбрав, за какую команду играть, Елена Георгиевна была этим цветам верна до конца. А уж как называть, «правозащитница» или «ставленница империализма», зависит исключительно от личного вкуса.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
 |
|
|
Андрей Сидорчик , Редактор раздела «Общество» интернет-службы «AиФ» |
