Рой Медведев, историк, писатель
Таким образом в распоряжении историков должны оказаться документы с первых лет советской власти до конца брежневского правления в 1982 г. Решение правильное, но лично я слишком многого от него не ожидаю. Во-первых, самые жирные архивные «сливки» были сняты в конце 80-х - начале 90-х годов, когда доступ к архивам регулировался решениями первых лиц государства. Помнится, для меня, когда я работал по делу Гдляна и Иванова, Горбачёв приоткрыл архивы Административного отдела ЦК КПСС. Но без права делать выписки. За этим бдительно следил сидевший рядом сотрудник. Вынести информацию я мог только в голове, благо память с детства хорошая.
Во-вторых, многие архивные дела вообще были уничтожены. После ХХ съезда КПСС, когда пошёл массовый процесс реабилитации, были сожжены архивы лагерей. Огромные массивы документов уничтожались в КГБ в период перестройки - именно из-за боязни рассекречивания. Тогда погибли дела Солженицына и Сахарова. С последним связана третья причина, по которой я не ожидаю от решения КС особых прорывов.
Когда академик Сахаров стал народным депутатом, он добился, чтобы его жене Елене Боннэр показали его дело. Её пригласили на Лубянку и показали один том из нескольких сотен. Боннэр изучала документы в течение получаса, потом захлопнула папку и никогда больше к этому вопросу не возвращалась. Друзьям она сказала: «Лучше бы я этого не видела». Что прочла диссидентка со стажем в деле своего мужа? Возможно, имена ближайших друзей или родственников, «стучавших» на академика, - этого мы никогда не узнаем. Дело вскоре было уничтожено, а Елена Георгиевна умерла в 2011 году. Некоторые архивные тайны на самом деле многим лучше не знать. Впрочем, об этом я говорю как человек, а не как историк.