Мрачные «чудеса» 41-го года

Автор одного из наиболее серьёзных исследований этого периода, Марк Солонин, историк, считает, что главная причина военной катастрофы лежит вне сферы проблем оперативного искусства, тактики, количества и качества вооружений.

Бегом на восток 

— К 22 июня 1941 г. численное превосходство Красной армии над противником на Западном театре военных действий было трёх-четырёхкратным: 12,5 тыс. советских танков против 4 тыс. немецких, 8,5 тыс. боевых самолётов против 2,3 тыс. самолётов люфтваффе. Через 15‑20 дней после начала войны эти же цифры стали появляться в другом контексте — в сводках потерь. К 6—9 июля войска Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов потеряли 11,7 тыс. танков, 19 тыс. орудий и миномётов, более 1 млн единиц стрелкового оружия. На этом длинная череда поражений ещё только начиналась. Самые большие «котлы» под Киевом, Вязьмой и Брянском возникли отнюдь не в первые дни и недели после «внезапного нападения». Безвозвратные оперативные потери (убитые, умершие от ран, пленные и дезертиры) личного состава Красной армии составили в 41-м порядка 7–8 млн человек. Безвозвратные оперативные потери вермахта на Восточном фронте за тот же срок — 300 тыс. человек. Не менее красноречиво и соотношение потерь боевой техники. Так, безвозвратные потери танков и самоходок вермахта к началу сентября 1941 г. составили порядка 550 единиц, что в 20 раз меньше потерь Красной армии. Безвозвратные потери боевых самолётов соотносятся как 1:14.

Вывод очевиден: подобное соотношение потерь — неизбежное следствие столкновения германской армии с почти неуправляемой вооружённой толпой. И причиной, и следствием, и главным содержанием процесса стихийного распада армии стали неисполнение приказов, массовое дезертирство, массовая сдача в плен. Советский Союз оказался неготовым к войне с точки зрения человеческого фактора. В столкновении с очень упорным, умелым и стойким противником выяснилось, что в Красной армии было много танков, но мало мотивации для вооружённой борьбы.

Своя война

— Посмотрим на структуру потерь личного состава. В воюющей, а не разбегающейся армии пропавшие без вести, пленные и дезертиры составляют лишь самую малую долю. Летом 41‑го всё было точно наоборот: на основных направлениях (в полосе Западного, Центрального, Брянского, Юго-Западного фронтов) число пропавших без вести в 8–11 раз превосходило число убитых. Рассекречивание большого массива архивных документов сделало возможным и прямую оценку числа дезертиров и пленных. Удручающий результат этих расчётов таков: их общее число в 1941 г. почти вдвое больше исходной численности действующих фронтов Красной армии. Документы свидетельствуют и о необычайно высоком уровне небоевых потерь техники. Летом 41-го всё начало безостановочно «ломаться». До конца года испарились 6,29 млн единиц стрелкового оружия. Иные танковые дивизии теряли до 60–70% техники ещё до первой встречи с противником! Да что там танки! В 1941 г. Красная армия смогла потерять 60% своих миномётов, хотя, казалось бы, что может сломаться в миномётной трубе?

Мрачные эти «чудеса» прекратились ближе к зиме 1942‑1943 гг. Что-то очень важное изменилось в стране и армии, и начиная с первого квартала 1943 г. структура потерь Красной армии становится вполне «стандартной»: на одного убитого приходится трое раненых, доля пропавших без вести снижается до единиц процента. Точно так же волшебным образом перестали ломаться танки и миномёты. Что же произошло?

Если очень коротко: Красная армия перестала разбегаться и начала воевать. Почему? Повлияли гибель миллионов пленных в немецких лагерях, бесчинства и террор захватчиков на оккупированных территориях, жесточайшая карательная политика советского государства (всего за годы войны военными трибуналами было осуждено 994 тыс. военнослужащих, из них 135 тыс. приговорены к расстрелу), «естественный отбор» новых командных кадров, который произошёл за два года войны… Но самым важным стало то, что после потери половины европейской части страны и миллионов сограждан советский народ наконец-то начал воспринимать эту войну как своё кровное дело.

Другое мнение

Рой Медведев, историк:

— В 1941 г. я учился в школе и прекрасно помню, что 22 июня после выступления по радио Молотова часть людей бросилась в сберкассы снимать деньги, но значительно бóльшие очереди стояли в военкоматы. В первые два месяца войны в армию призвали 10 млн человек. Морально готова была воевать и армия, и только стратегический просчёт Сталина не позволил использовать эту готовность. Советское руководство начало войны прозевало, поэтому были моменты растерянности, паники, сдачи в плен. Правда, сдавались в основном, когда были исчерпаны средства к сопротивлению — снаряды, патроны, горючее для танков и самолётов… Конечно, какая-то часть населения СССР была недовольна советской властью и связывала надежды на избавление от неё с приходом немцев. Откуда иначе взялись полицаи? Но основная часть населения — а молодёжь почти поголовно — была готова и воевать, и умирать.

Мы были готовы умирать. А воевать? >>>