Характеризуя положение России в минувшем 2010 году, нужно, прежде всего, отметить, что уже не просто намечается, а начался выход из экономического кризиса. К несомненным достижениям следует отнести и сохранение кредитно-банковской системы, попавшей под молот кризиса, и то, что в острый кризисный период удалось избежать падения уровня жизни населения. Не позволили вырваться на простор безработице, начался рост промышленности, обгоняющими темпами рос ВВП. Об этом уже немало сказано.
Вместе с тем 2010 год выявил серьезные проблемы развития России, которые ни в коем случае не должны быть обойдены нашим вниманием. Остановлюсь на некоторых из них.
Проблема первая — это тенденция продолжения экономического развития России по докризисной модели. Весьма влиятельные круги уповают на то, что основные импортеры нефти выходят из рецессии, а цены на нефть удерживаются на высоком уровне. Они считают, что продолжение курса на преимущественную поддержку крупных сырьевых компаний воссоздаст благоприятную докризисную ситуацию, способствовавшую росту ВВП и благосостоянию населения России. Лица, придерживающиеся такого мнения, как правило, открыто не выступают против отказа от докризисной экономической модели, но на деле исходят из того, что подобный отказ следует отложить на будущее.
Наверное, стоит еще раз показать, чем оборачивается пристрастие к докризисной модели развития. Начну с того, что втянутая в кризис Россия представляла собой страну, 40% ВВП которой создавалось за счет экспорта сырья, а внешний корпоративный долг достиг 500 млрд долларов: практически все «длинные» деньги, полученные бизнесом в виде кредитов, имели зарубежное происхождение. Антикризисные меры спасли российскую банковскую систему и тем самым предотвратили коллапс экономики и социальный взрыв, так как в банках находились миллиардные вклады населения. Но спасенная банковская система остается прежней — полностью неконкурентоспособной по сравнению с зарубежной, ни по предоставлению долгосрочных кредитов, ни по процентным ставкам.
Простое сравнение
С «грузом», с которым Россия вступила в кризис, связаны его масштабы (худшее положение в «двадцатке») и длительность выхода страны из кризисной полосы. Следует подчеркнуть, что «запас прочности» России, накопленный за счет доходов от высоких мировых цен на нефть, оказался равен только полугоду. Наибольший спад производства произошел уже к концу 2008 года в отраслях обрабатывающей промышленности, особенно в машиностроении. Много разговоров ведется о том, что предкризисная политика создания резервов «на черный день» спасла Россию. Надо признать, что без Резервного фонда было бы еще хуже. Но это факт, что накопленные средства от экспорта нефти не смогли избавить Россию от тяжелых последствий мирового экономического кризиса, который успешно преодолевают десятки стран, не имеющих никаких «заначек».
Одним из самых негативных результатов предкризисной экономической модели стала хроническая нехватка инвестиций. В результате мы не только попали в зависимость от притока иностранного капитала, но и от импорта потребительских товаров, машин и оборудования. Результат предкризисной экономической политики сказался и в том, что нового машинного оборудования у нас производится в 80 раз меньше, чем в Японии, в 30 раз меньше, чем в Китае.
В апреле 2010 года Росстат впервые привел сводку о положении России в
Не по науке
Главный вывод из этих показателей очевиден: нельзя возвращаться к предкризисной политике. К ней нельзя возвращаться и потому, что докризисная модель даже в условиях высоких цен на экспортируемое сырье не решает задач изменения структуры и технико-технологического обновления российской экономики. А такая задача в острой форме проявилась уже сегодня, на этапе выхода России из кризиса. Далеко не случайно, что в США, Канаде, странах Западной Европы, Японии, Южной Корее, да и в Китае и Индии именно сейчас возросли вложения в НИОКР (научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки), образование, здравоохранение. Показательно, что в сентябре 2010 года в США был принят закон о дополнительном выделении из бюджета 30 млрд долларов для кредитования малого бизнеса, что позволит создать дополнительно 500 тыс. рабочих мест. Весьма символично, что в рамках закона, имеющего антикризисную направленность, было продлено освобождение малых предприятий от налогов на их расходы, связанные с научно-исследовательскими и опытно-конструкторскими разработками. Снят налог и на новое оборудование, приобретаемое с сентября 2010 года по декабрь 2011 года.
И это все происходит в условиях, когда конкурентная борьба сама подталкивает американский бизнес к технико-технологическому совершенствованию. У нас другая ситуация. Государство из бюджета тратит на НИОКР немало, но в то же время затраты на НИОКР наших компаний, в том числе крупных, ничтожны. В результате общие расходы на НИОКР в России составляют лишь 1% ВВП, а в США — 2,7%, в Японии, Швеции, Израиле — от 3,5% до 4,5% ВВП.
Научно-техническое отставание России стало одним из наиболее негативных проявлений докризисного характера ее развития. Без решительного изменения экономической модели Россия превратится в сырьевой придаток мировых держав, быстро развивающихся на основе научно-технического прогресса — не только «традиционных», но и Китая. Последствия этого для России пагубны — и в экономической, и в социальной, в и политической областях.
Сомнительная приватизация
Экономическая политика России за весь период реформирования экономики не решила одну из самых важных задач — создание конкурентной среды. За это время стало ясно, что конкурентную среду невозможно создать без радикального изменения существующей практики, при которой чиновники всех рангов лоббируют интересы отдельных компаний, преимущественно крупных. На это у нас, к сожалению, обращается значительно меньше внимания, чем необходимо. А без разрыва связки чиновничества с бизнесом невозможна и серьезная борьба с коррупцией.
Остро стоит эта проблема и в связи с недавним решением о приватизации значительных долей государства в акциях крупных компаний и банков. Речь идет о девятистах предприятий. Общая сумма акций, подлежащих приватизации, составляет ни много ни мало почти 2 трлн рублей. В чьи руки попадут эти акции — этот вопрос приобретает и экономический, и политический характер. Фактическое — хотя бы не прямое, а косвенное — приобретение их людьми, находящимися на государственной службе, чревато усилением бюрократического начала, серьезным уроном для процесса построения гражданского общества.
