Однако клиническая практика свидетельствует об обратном: при некоторых видах онкогематологических заболеваний можно спасти… 90% больных!
Слово – директору Гематологического научного центра МЗСР, академику РАМН Валерию Савченко.
Очевидное-невероятное
«АиФ. Здоровье»: – Валерий Григорьевич, какова распространенность опухолевых заболеваний системы крови у нас в стране?
В.С.: – В целом она не отличается от мировой. За исключением, быть может, тех онкогематологических заболеваний, которые встречаются преимущественно у людей старшей возрастной группы. Их распространенность у нас несколько ниже, что связано с более низкой, чем в странах с высоким уровнем производительности труда, продолжительностью жизни.
«АиФ. Здоровье»: – То есть, по сути, мы до своего рака не доживаем?
В.С.: – Выходит, что так. При этом опухолевые заболевания системы крови не связаны ни с экологическими, ни с социальными факторами. Это – спонтанная ситуация. В ее основе лежит случайная поломка генетического аппарата кроветворных клеток, предугадать которую невозможно. В роли заложника болезни может оказаться каждый из нас.
«АиФ. Здоровье»: – Считается, что рак крови неизлечим…
В.С.: – Когда-то так и было. Но за последние 30 лет в этой области был совершен удивительный прорыв. Опухолевые заболевания крови – одни из самых злокачественных, которые только существуют у человека, при которых пациент может погибнуть в течение нескольких недель, а иногда и дней, оказались химиотерапевтически излечимы. Сегодня мы не просто продлеваем жизнь больным. Мы их излечиваем.
«АиФ. Здоровье»: – Звучит фантастически…
В.С.: – Тем не менее это реальность. Эффективность лечения острых лейкозов колеблется, в зависимости от формы заболевания, от 30 до 90%. Благодаря прогрессу в химиотерапии удалось спасти тысячи человеческих жизней. При использовании современных стандартов лечения вероятность прожить 10 лет без признаков рецидива при злокачественных лимфомах (самых распространенных лимфатических опухолях) составляет 80%, а при всех четырех стадиях лимфогранулематоза – 90%!
Оправданный риск
«АиФ. Здоровье»: – Слышала, что у вас в центре женщины с лейкемией рожают. Неужели такое возможно?
В.С.: – 20 лет назад это казалось фантастикой. Считалось, что гематологическая опухоль и беременность несовместимы. Раньше эта дилемма решалась однозначно: выбор делался в пользу матери. Но врачам нашего центра удалось изменить этот принцип. Практика показала: если в такой ситуации бороться только за одну жизнь, то не спасаешь ни одной.
«АиФ. Здоровье»: – Но ведь химиотерапия может убить плод…
В.С.: – В первом триместре, когда он не защищен плацентой, лейкемия является абсолютным показанием к прерыванию беременности. Но если женщина решает родить (а это ее право) и приходит к нам на более поздних сроках, прервав ей беременность, мы и плод не сохраним, и мать потеряем. Перенести химиотерапию она уже не сможет. Поэтому мы решили рискнуть.
«АиФ. Здоровье»: – И каков результат?
В.С.: – Блестящий! Ведь эффективность лечения лейкемии при беременности такая же, как и у других больных, главное – получить терапевтический эффект, уменьшить опухолевую массу. При этом на химиотерапии уходят даже некоторые проблемы, связанные с беременностью. В Гематологическом научном центре МЗ РФ накоплен, пожалуй, самый большой в мире опыт успешного ведения таких женщин: 45 наших пациенток родили здоровых детей. Самому старшему из них уже 21 год.
«АиФ. Здоровье»: – И все же лечение острых лейкозов сопряжено с высоким риском…
В.С.: – Да, лечение агрессивное, требующее мощной сопроводительной терапии, включающей в себя переливание недостающих элементов крови (тромбоцитов, эритроцитов), которые после химиотерапии резко снижаются; прием современных антибиотиков, а при необходимости – гемодиализ, искусственную вентиляцию легких, протезирование функции печени, других органов, подвергшихся мощнейшему цитотоксическому воздействию.
Но другого выбора у нас нет: в лечении злокачественных заболеваний системы крови должны использоваться только наиболее эффективные программы химиотерапии. И в этом смысле онкогематология – это медицина критических решений. В борьбе за жизнь приходится рисковать. Но риск того стоит. Своим больным мы говорим: выход есть всегда. Его нужно искать. Даже в самой отчаянной ситуации.
Надежда есть!
«АиФ. Здоровье»: – Кстати, о переливании недостающих элементов крови. Не секрет, что с этим у нас в стране большие проблемы. Чтобы найти родственнику подходящую кровь, да при этом еще и не зараженную гепатитом, приходится чуть ли не клич в Интернете бросать…
В.С.: – На самом деле в последнее время в этой области наметились перемены к лучшему. Благодаря мощному государственному проекту переоснащены все отечественные станции переливания крови. Служба консолидировалась.
Но дело в том, что она по-прежнему существует на донорстве, которое предполагает опосредованное или прямое извлечение выгоды. И с помощью одних только административных ресурсов эту проблему не преодолеть. Самая надежная защита от возможного инфицирования – ответственность и сознательность самого донора, который, сделав этот шаг, может рассчитывать на то, что в случае беды кто-то то же самое сделает и для него. Донация – это дар, а не услуга. Другого пути нет.
«АиФ. Здоровье»: – А как обстоит дело с другим донорством – костного мозга, без пересадки которого при лечении некоторых форм лейкозов не обойтись?
В.С.: – Потребность в пересадке костного мозга у нас в стране примерно в 10 раз выше, чем этих пересадок производится. К сожалению, в российских семьях мало детей, поэтому врачам чаще приходится прибегать к неродственной трансплантации, которая возможна лишь в нескольких федеральных центрах.
«АиФ. Здоровье»: – А национальный регистр доноров костного мозга у нас есть?
В.С.: – Сейчас в стране примерно 30 тысяч потенциальных доноров костного мозга. В то время как в мире насчитывается 17 миллионов таких людей. Основная их часть проживает в США, в Германии, в других европейских странах, где это поощряется на государственном уровне.
У нас планируется создание такого регистра, но средства, которые были на это выделены, не столь велики, как того требуется. Ведь сама процедура генотипирования донора недешевая, а для того чтобы регистр работал и приносил пользу, он должен быть большим. Не все продумано здесь и с точки зрения законодательства. Поэтому сейчас основная масса неродственных трансплантаций у нас выполняется от доноров из-за рубежа.
«АиФ. Здоровье»: – Представляю, в какие огромные суммы выливается в итоге лечение одного больного с раком крови…
В.С.: – Да, лечение острых лейкозов, особенно с учетом трансплантации костного мозга, чрезвычайно затратно. Но и здесь, поверьте, многое меняется к лучшему. По крайней мере, с обеспечением химиопрепаратами. Заболевания, вошедшие в федеральную программу «Семь нозологий», лечатся у нас бесплатно. А это уже немало.
Однако, чтобы получить конечный результат, необходимо не только обеспечить больных лекарствами, нужно создать инфраструктуру, которая бы обеспечивала необходимую этапность лечения. Ведь потеря времени для наших пациентов может быть фатальной. Между тем дорога к квалифицированной помощи для них порой бывает очень длинной. Надо ее сократить! Не должна гематологическая помощь быть сосредоточена в одном федеральном центре, в одной клинике. Такие центры должны создаваться на базе областных многопрофильных больниц.
«АиФ. Здоровье»: – У нас такие есть?
В.С.: – Конечно! В Екатеринбурге, Ярославле, Самаре, Туле, Нижнем Новгороде и некоторых других городах. Благодаря инициативе руководителей гематологических отделений и поддержке региональных властей жители этих регионов имеют весь спектр медицинской помощи при острых лейкозах. И это движение мы будем всячески поддерживать.
