Добравшийся до российской столицы в конце прошлого сезона жанр «променад-театра» в этом обоснуется сразу на нескольких площадках: «Шекспир. Лабиринт» весной представили в Театре наций, в Центре им. Мейерхольда идет «Норманск», «Маяковка» совсем скоро откроет «Сцену на Сретенке» постановкой «Декалог». В «Гоголь-центре» 7 сентября состоялась премьера спектакля «С.Т.А.Л.К.Е.Р.» — «бродилки» по мотивам повести братьев Стругацких «Пикник на обочине» и одноименного фильма Андрея Тарковского, а точнее первого варианта сценария, который в итоге был значительно переработан и самим Тарковским, и создателями спектакля.
Премьера спектакля «С.Т.А.Л.К.Е.Р.» — «бродилки»
Премьера спектакля «С.Т.А.Л.К.Е.Р.» — «бродилки»
Популяризаторы «променад-театра», британская труппа Punchdrunk, для своих представлений в Лондоне и Нью-Йорке арендует целые здания, на 4-5 этажах которых выстраивают не просто декорации, а целые миры — настоящие, осязаемые, заставленные не бутафорией, а предметами быта, населенные множеством персонажей со своими историями. Там пропадаешь на три с лишним часа, теряя ощущение времени и пространства — хочется все потрогать, везде заглянуть, уследить за всеми сюжетными линиями. Весь смысл и прелесть театральных бродилок в полном отсутствии не то, что четвертой стены, а зрительного зала как такового, в полной свободе передвижения и праве выбора любого направления и, как следствия, любого варианта развития сюжета. И актеры, и публика становятся одним целым, частью представления — одни играют, другие наблюдают с максимально близкого расстояния так, что их могут и толкнуть, и взять за руку, и шепнуть что-то на ухо. В «С.Т.А.Л.К.Е.Р.е» шепчут всем одновременно. В наушниках, которые зрителям раздают вместе со специальной униформой, белыми «костюмами ликвидаторов», звучат голоса актеров, шумы, скрипы, шорохи, потрескивания. На стульях сидеть не приходится, но и перемещаться можно в одном намеченном направлении и под чутким наблюдением администраторов.
Завязку истории проигрывают на мониторах в фойе: 20 лет назад случилась космическая катастрофа, на Землю то ли упал метеорит, то ли высадились пришельцы, данную территорию огородили, назвали Зоной и пускают туда только по пропускам. Как и в служебные помещения театра, где играют спектакль — в узкие коридоры, на темные лестницы, в подземные комнаты без окон, куда вход зрителям обычно воспрещен. Само собой есть те, кто правилами пренебрегает, сталкеры, рыскающие по Зоне в поисках Золотого круга — места, где исполняется любые мечты. Такими же лазутчиками становятся на один вечер гости «Гоголь-центра». Им предстоит отправиться в путь в компании Писателя, который ищет в Зоне вдохновения, Профессора, которым движет научный интерес, Девушки, которой просто скучно, и главного героя, для которого найти Круг — единственный шанс спасти больную дочь. Таковы исходные данные и фильма Тарковского, и книги Стругацких, и спектакля режиссера Евгения Григорьева и драматурга Нины Беленицкой. С той лишь оговоркой, что последние превратили Зону — в локацию компьютерного квеста-шутера S.T.A.L.K.E.R., в который играет скучающий на работе охранник продуктового магазина Костя.
Что до Тарковского, то в постановке «Гоголь-центра» его не больше, чем в любом из фильмов Андрея Звягинцева. Создатели спектакля собирают своего «С.Т.А.Л.К.Е.Р.а» из разных источников: герои Стругацких, декорации компьютерной игры, фильмы Андрея, стихи его отца Арсения. Младшего Тарковского цитируют целыми сценами, вырванными из других его картин. Стихи старшего задорно распевает в наушниках София Ротару: «Вот и лето прошло, словно и не бывало...». Эта песня, наверное, должна указать на то, как низко пало наше общество. А оборачивается высказыванием авторов спектакля против самих себя, выбравших в качестве основы для своей истории не фильм, не повесть, а компьютерную игру по мотивам. Передвигающимся гуськом по «Гоголь-центру» зрителям нужно успеть занять место с хорошим обзором на очередном игровом пятачке, и на то, чтобы подметить что-то действительно тонкое и важное, времени почти не остается. А ведь настоящий Тарковский все-таки появляется здесь. В тревожных, щемящих, резких обрывках телефонных разговоров героя Кости со своим невидимым отцом — таким, какой есть и в каждом фильме режиссера. «Только, только, только, только этого мало».
